Разочарованная, или Проклятье Чёрного герцога

34

Ужин в доме Андерсонов заведомо не мог доставить мне удовольствия. Я пошла на него, не найдя иного выхода, как подчиниться требованию шантажиста.

Тот ещё и посмеивался по дороге.

— Злость вам к лицу, Лина. Какой взгляд, какая осанка.

Я не отвечала, да и как бы могла. Гад он всё же первостатейный!

Валентайн сопроводил меня к столу, помог сесть и занял место рядом со мной. Хозяева, как мне показалось, хотели посадить нас иначе, но герцог сделал так, как угодно ему.

Я улыбалась и кивала, когда ко мне обращались. Не позволяла догадаться о том бедственном положении, в котором оказалась. Когда на прямой вопрос потребовалось ответить что-то осмысленней нет, да или улыбки, притворилась, что меня мучает кашель. Из-за него мне подали горячий напиток из ягод, которым тут обыкновенно лечат простуду.

Еда показалась безвкусной, компания — отвратительной.

Август Андерсон нежно ухаживал за беременной женой, и при других обстоятельствах я бы растрогалась. А может, и позавидовала бы женщине, которая сумела построить доверительные и заботливые отношения с таким замечательным мужчиной.

Вот только Андерсон не идеал. И теперь я об этом знала. Ясно видела боль и отчаяние в выражении лиц его дочерей.

За столом находились все восемь девочек, включая Макарию и Аделаиду. Наблюдая за ними, я не увидела ни одной искренней улыбки на лицах, ни радости в глазах, не услышала ни шуток, ни весёлого оживлённого разговора. Они вели себя будто механические куклы. Подносили еду ко рту и возвращали её едва тронутой на тарелки. Держали спину ровно, тихо отвечали, когда к ним обращались.

До разговора с Макарией я бы списала такое поведение на страх перед Чёрным герцогом. А теперь видела в общем унынии отражение нелюбви их отца.

Аделаида даже не пыталась бороться. Весь ужин она просидела над наполненной тарелкой, её улыбка казалась вымученной, голос —безжизненным.

Мне и самой кусок в горло не лез, но что-то из предложенных блюд я попробовала, что-то показалось не таким уж и плохим.

Когда появилась возможность покинуть ужин, я попыталась это сделать. Герцог пошёл за мной по пятам, удержал у самой двери.

— Я сниму с вас немоту, Лина. Но вы пообещаете мне не задавать лишние вопросы. Надеюсь, урок вы усвоили.

Мне оставалось лишь надеяться, что снятие проклятья происходит не через поцелуй. На нас смотрело множество глаз.

Герцог коснулся моего подбородка. Удерживая его, провёл большим пальцем от одного края губ до другого. Затем надавил на мою нижнюю губу, вынудив приоткрыть рот, и освободил меня от своих прикосновений.

Я прочистило горло.

— Теперь вы можете говорить, — сказал он.

— Хорошо, — ответила я, глядя в его наглые тёмные глаза. — Тогда я скажу кое-что. Слушайте внимательно.

Размахнулась и влепила ему пощёчину. Звук хлёсткого удара привлёк внимание всех, кто на нашу странную пантомиму ещё не смотрел.

Левая щека Валентайна сначала побледнела, затем начала розоветь. На коже остался отпечаток моих пальцев и маленькая царапина от неудачно повернувшегося кольца.

Его глаза расширились, затем он прищурился.

— Я накажу вас за это, — произнёс он намного спокойней, чем я ожидала.

— Человека, использующего против другого значительно превосходящую силу, в моём мире называют подонком. Это оскорбительное определение, если вы не поняли. Вы звание подонка полностью и абсолютно заслужили своим поведением. Измените его, если хотите, чтобы я вновь вас уважала. Или продолжайте в том же духе, чтобы я навсегда возненавидела вас.

Повернувшись на каблуках, я вышла из зала. Мне потребовалась помощь прислуги, чтобы добраться до гостевой спальни. Войдя туда, я потребовала принести чай.

Даже спустя время рука горела от соприкосновения с его щекой. Злость придала сил, и била я так, чтобы причинить боль. Ну а что делать, если иначе он не понимает?

Подойдя к окну, я приложила ладонь к холодному стеклу и осталась стоять там, бездумно глядя на засыпанные снегом просторы.

Он мог отказаться меня лечить. Я рисковала жизнью, так явно демонстрируя гнев. Но спускать такое нельзя. Иначе сегодня этот мужчина поцелует меня, чтобы лишить возможности говорить, а завтра я обнаружу себя в его спальне лижущей ему сапоги, возможно, не фигурально.