Дрянной декан (СИ)

Пролог

Пробка выскользнула из бутылочного горлышка с приятным "пух". Держа в одной руке свежераскупоренное вино, а в другой телефон, я подошла к окну и резко его распахнула, чуть не вывалившись наружу.

Над заросшим двориком распростерла крылья ночь, такая же необыкновенная, как у Гоголя в его "Утопленницах": утоплительная… тьфу, ты, упоительная, черная, бесконечная.

Будто спохватившись об отгремевшем лете, погода разразилась чередой не по-осеннему теплых дней. Начало октября в этом году больше напоминало август — безоблачным небом, сиянием звезд, эманациями безумства и волшебства, разлитыми в воздухе, сладковатым ароматом еле сдерживаемой страсти…

Ночь пахла победой, восторгом, сбывшейся мечтой. Природа готовилась умирать, но грусти не было и в помине. Я была влюблена, и влюблена взаимно… Чего еще можно было желать?

А вот можно. Было.

Налюбовавшись огнями вечернего города, я закрыло окно и упала в кресло. Гудки в трубке показались вечными — я успела сделать несколько нервных глотков, ожидая ответа. Мы расстались с Ромкой совсем недавно, перед этим здорово потусив в клубе. Судя по моим расчетам, он уже должен был добраться до своего захолустья.

Бармен, кстати, в клубе был замечательный, а выходящие из-под его "пера" коктейли — еще лучше. Только поэтому (а еще немного потому, что любовный пыл достиг апогея), я набралась храбрости сделать первый шаг и в открытую заявить о своих намерениях. А на домашний позвонила потому, что сотовый его разрядился в дороге и теперь не отвечал.

Спустя минуту на другом конце "провода" прозвучал знакомый голос. Единственный в своем роде — теплый и многогранный, как горячий шоколад, исходящий полупрозрачным паром на октябрьском холоде… Уютный напиток, обволакивающий горло соблазнительной терпкостью, заполняющий уши бархатистой мягкостью… Я в который раз замерла, с удивлением ловя череду мурашек, которую вызвало во мне простое слово из четырех букв:

— Алло?

— Привет, красавчик. Скучал по мне? — справившись с волнением, проворковала я.

— Э-э-э…

Согласна, начало не слишком оригинальное. В следующий раз обещаю придумать что-нибудь поинтереснее.

— Я вас не разбудила, мистер Верстовский? — сделала еще один глоток вина и отставила бутыль, сосредоточив все внимание на разговоре. Похоже, у нас не так много времени — концентрация внимания падала, а интерьер спальни плавно покачивался перед глазами.

Ромка помолчал, потом выдавил:

— … Нет.

— Понимаю. Я тоже не могу уснуть, пока не услышу твое "спокойной ночи”, любимый.

— Спокойной ночи, — прозвучало довольно осторожно. — Может, мы сначала…

— Нет уж, молчи! — оборвала его я. — Будешь говорить, когда разрешу. Понял?

— Д-да…

— Что на тебе сейчас надето?

Я закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. Не очень последовательная беседа, но что поделать… Пусть говорит, говорит хоть что-нибудь, а я буду слушать его и иногда направлять. Голос Ромки заводит меня так, что прямо искры из глаз. "Я узна-аю ег-о-о из ты-ся-чи", как пела одна молодежная группа энное время назад. Его низкий хрипловатый баритон — моя путеводная звезда в темноте одиночества… Моя нить Ариадны, следуя за которой, я достигну вершины наслаждения…

— Штаны, — ответил он после некоторого молчания. — И майка…

Никакой фантазии, чего и следовало ожидать. Я поморщилась, отодвинула в сторону чашечку лифа и накрыла грудь ладонью.

— А на мне — юбка, лифчик и трусики. Очень маленькие и соблазнительные трусики… Скажи, а штаны на тебе — спортивные?

— ???… Типа того…

— Они плотно обтягивают твою задницу?

— Э-э-э… Наверное. А что?

— Обожаю ее!

— Мою задницу?!

— Ага… Она такая аппетитная… М-м-м, так бы и съела тебя целиком! — я потеребила себя за сосок и выгнулась в спине: острое удовольствие, словно разряд тока, пронзило меня от груди и до самого низа живота. — Я бы поцеловала тебя… Сначала в шею, потом задрала майку и перешла ниже…

— О-о-о! — выдох на другом конце провода опалил жаром даже через десятки разделяющих нас километров.

— Мне продолжать?

— Да… пожалуйста!

— Обожаю, когда ты стонешь мне на ухо, как сейчас… — я скользнула ладонью себе в трусики и судорожно сглотнула, раздвигая ноги и устраиваясь в кресле поудобнее. — Я бы приспустила твои "вроде как спортивные" штаны… Скажи, он ведь уже стоит?

— Кажется… — секундная заминка (проверяет, что ли?). — Да!

— Достань. Возьми в руку и представь, что это я держу его… Ласкаю губами… Скажи, я делаю это медленно или быстро?

— Медленно… А потом — быстрее. Еще быстрее и… — он задохнулся и замолчал.

— Так, стопэ! — возмутилась я, заподозрив неладное. — Мы должны кончить одновременно, ясно?!

— Хорошо… — он помолчал и задышал в трубку. — А ты скоро?..

Еще даже и не на четверть. Попробуй тут ублажать себя и при этом выдумывать все эти пошлые фразочки. Тут либо одно, либо другое — я ж не Цезарь!

— Скоро, — покривила душой я. — И будет еще скорее, если кое-кто мне поможет!

— Хорошо. Ты красивая, девочка моя… — проникновенно зашептал он. — И горячая, словно все котлы ада, ожидающие грешников вроде меня… Я все правильно делаю?

Хм… Вау.

— Великолепно, — я потекла, при том и в буквальном, и в переносном смысле. — Люблю твой возбуждающий голос. Говори еще!

— Я бы стянул с тебя белье… Лифчик и трусики. Эти маленькие соблазнительные трусишки, которые сам же и подарил — черные, с красными кружевными оборками…

— Оборками?.. — я растерялась. Не дарил он мне никаких трусов пока, тем более, таких диковинных и похабных.

— Да. Они будто бы в старинном стиле… — в его голосе прозвучала необычная, отстраненная мечтательность. — Как у танцовщиц кабарэ из девятнадцатого века… Но с прорезью спереди и посередине.

Странно, не замечала за Ромкой увлечения стариной. На моменте с танцовщицами кабарэ я начала выпадать в осадок, но "прорезь" вернула меня к действительности.

— Ничего себе фантазии! А прорезь?.. — стало так интересно, что ласкать себя было уже не обязательно.

— Это врата, — загадочно изрек он. — Чтобы входить. И выходить… Не снимая.

— Ого! Тогда может не будем… снимать-то?

— Заметано. Не будем. Я посажу тебя на стол?

— Ух ты! Давай, — меня мало-помалу охватывал душевный азарт. Непринужденность, с которой текла беседа, окрыляла. — Да ты развратник, оказывается!

Рома, кажется, слегка обиделся.

— Не развратник, а взрослый, опытный мужчина.

— Хм, как пожелаешь, — насчет первого определения я бы поспорила, насчет второго — пожалуй… — Ты мой опытный взрослый мальчишка…

— МАЛЬЧИШКА?! — восторг, смешанный с недоверием, подстегнули меня. Я спустилась в кресле еще ниже и заработала пальчиками.

— Ага. Шаловливый дрянной мальчик, дерзкий и непокорный… — Во рту пересохло, в животе нарастало томление, сменявшееся нетерпением. — Который слушается меня во всем. Ясно?

— Да! Что мне сделать? Прикажи!

— Я… Я не знаю. Встань на колени. И сделай со мной то, чего сам хочешь больше всего, — говорить и соображать становилось все сложнее.

— Хочу посмотреть на тебя. Задери юбку…

— Так?

— Нет, еще выше… Вот, сейчас хорошо. Ноги согни в коленях и поставь на край стола, — по сбившемуся дыханию и низкому, обволакивающему тембру голоса я поняла, что он тоже приближается к финалу. — Шире… О, как же я хочу тебя!

— О-о-ох… Сейчас кончу… — меня накрыло волной пронзительного наслаждения. Ноги затряслись, живот скрутило судорогой. Мы застонали почти в унисон. — Ромка…

На другом конце провода чертыхнулись и отключились.