Дрянной декан (СИ)

2.1. Кадриль

Так ветер вдруг замрет перед грозой,

Так волк, рычать готовый, зубы скалит,

Так брызнет сок из ягоды тугой,

Как из ружья полет смертельной пули,

Слова непрозвучавшие резнули.

(“Венера и Адонис”, У. Шекспир)

Ну что за семейка! Интересно, почему никто не спросил меня, хочу ли я есть с ними вместе? Не хочу! Не могу, не желаю, даже думать не собираюсь… но придется. Ромке я, конечно, высказала свои претензии, вот только делу это особо не помогло.

— Ты против ужина с моим отцом?.. — неверяще выговорил парень и сделал такие жалобные глаза, что чуть не посрамил милейшего кота из мультика про Шрека. — Но ПОЧЕМУ?

— Ты слишком поторопил события, — я не дала себя обнять. Скрестила руки на груди и нахмурилась. — Знакомство с родителями, это очень серьезный шаг. Мы пока не готовы переходить на эту ступень!

Хоть убейте, но это ненормально. В наше время люди так не поступают. Не знакомятся с родителями избранника через жалких полтора месяца отношений. И уж явно не делают это до того, как переспать друг с другом!

Рома насупился.

— Как-то глупо получилось. Если ты настолько против, я могу сказать ему, что ты не хочешь с нами ужинать.

— А тебе не показалось, что твой отец тоже против? — сварливо заметила я. — Он не выглядел сильно счастливым. Скорее, излучал леденящий холод…

— Ты что! Он очень удивился, вот и все… Я ведь раньше и правда не знакомил его с девушками. Хотя было их немало…

Тут уж во мне взыграла ревность. Казалось, еще секунда, и я его поколочу. Своего безумно любимого Ромочку.

Что, если я говорила по телефону вовсе не с ним? Вдруг я перепутала сына с отцом?.. Но как у двух разных людей, пусть даже кровных родственников, могут быть настолько похожие голоса? Настолько похожие, что прямо одинаковые?!

Да не… Я воскресила в памяти облик старшего представителя семьи Верстовских. На вид ему — лет сорок. Мужчина явно немолодой, хоть и довольно подтянутый. Голубая рубашка — пуговички застегнуты наглухо, не продохнуть. Обычные невзрачные брюки. Обычные блестящие носы лакированных ботинок. Зато жилетка обращала на себя внимание… Такие, наверно, продают в магазине “Одежда для преподавателей: повседневная, невзрачная и исключительно скучная”. В общем, типичный зануда среднего возраста. Он бы не стал заниматься сексом по телефону. Кинул бы трубку, упал в обморок или словил инфаркт.

Но как узнать точно? Спросить?

“Рома, я тут с кем-то из твоего дома говорила и случайно кончила… Не подскажешь, кто это был?” Или так: “Вениамин Эдуардович, вас вчера ночью по телефону никто не домогался?”

Кошмар… У меня явственно зашевелились волосы. Стараясь избавиться от неприятного ощущения, я провела ладонями по голове, погружая их внутрь шевелюры и пытаясь расслабить сжавшийся в ужасе апоневроз. По итогу прочеса в руках осталось с десяток волосин: либо я слишком сжимала пальцы в процессе, либо они добровольно покинули опозоренную хозяйку.

— Ладно, раз для тебя это так много значит, пойдем, — сбросив предателей на пол, жестко сказала я. — Но только не сегодня!!!

И умчалась, даже не дав себя чмокнуть на прощание.

Горе-ужин был запланирован на следующий вечер. Юлька отреагировала неоднозначно.

— Рома представил тебя отцу? — Подруга перевела взгляд в пространство. Ее взгляд затуманился, а рот приоткрылся, изобразив букву “О”. Надо сказать, подобная мимика шла Гардениной невообразимо, придавая ее лицу сходство с личиком фарфоровой куколки — очаровательной и бесхитростной. — Вот это поступок… Да он и правда настроен серьезно!

— Считаешь? — я пыталась найти в ситуации хоть что-то хорошее. — Они оба сказали, что случилось нечто экстраординарное. Типа, до меня Рома своих девушек с отцом не знакомил.

— Ну да… — Юля отмерла и принялась наматывать локон на палец. — Его отца и так все знают, кроме тебя. Он же декан.

— Угу. Только я не собиралась пока с ним знакомиться, кем бы он ни был. Не находишь ситуацию дикой, учитываю наше с Ромой… положение?

— Дикой? Не-е-е. Скорее, поэтичной… Не ожидала, что Верстовского однажды потянет на романтику. На твоем месте я бы не стала отказываться. Что такого ужасного случиться из-за одного ужина?

Знай Юляша всю правду, она бы не просто отказалась… С ее категоричностью и принципиальностью, подруга подстриглась бы в монахини. В лучшем случае — взяла годовой абонемент на посещение духовной семинарии. Для перевоспитания и замаливания грехов.

Я на такие крайние меры идти не собиралась. Ладно, перетерплю один единственный ужин, уверюсь, что ничего ужасного не произошло, и у меня всего лишь разыгралось воображение… И заживу себе дальше спокойно.

Событие назначили на семь вечера. У меня было время, чтобы приползти домой после занятий, посидеть в ступоре, отбиваясь от расспросов родителей (нечего еще и их в это втягивать!), и начать собираться в ресторан. Хотя чего там собираться? Ради такого случая я прихорашиваться не планировала.

Джинсы оставила те же, в которых была в университете, натянула черный пуловер крупной вязки — он никогда мне особо не нравился, а после сегодняшнего вечера и вовсе грозил отправиться в мусорное ведро. В прихожей меня встретила мама.

— Надеюсь, сегодня будешь вовремя? — родители еще не забыли мое позавчерашнее приключение.

— Вернусь так быстро, как только смогу.

Я и правда не собиралась задерживаться на предстоящем мероприятии. Только туда и обратно, прямо как в “Хоббите”. И никакие дорогие рестораны — а ресторан, по заявлениям Ромы, планировался астрономический — никакие огни центра Москвы не заставят меня задержаться там дольше, чем необходимо.

Отдать дань традиции, и на этом все. Я накинула на плечи облегченную кожаную куртку, быстро намотала шарф, засунула ноги в тяжелые ботинки и выскользнула из дома. Хотя нет, “выскользнула” — неправильный глагол. Медленно, неохотно, предчувствуя новые и неизвестные доселе осложнения, потопала я по направлению к метро. Как бы я ни храбрилась и не искала подкрепления в праведном гневе, во мне мерзким подселенцем угнездился страх. Отвратительным, гнусным паразитом шевелилась внутри тревога: что, если и правда?..

В вагоне я впала в оцепенение. Грохот колес сменялся мелодичным голосом женщины-диктора, объявляющей названия станций. Ее голос разносился в тишине полупустых мраморных холлов, чтобы через мгновение оборваться резким хлопком закрывающихся дверей и снова смениться стуком и скрежетом покачивающегося на ходу поезда. Опомнившись позже, чем следует, я обнаружила, что проехала пару лишних остановок, что неизбежно повлекло за собой расплату — к месту встречи я приехала самая последняя.

Поначалу я не сильно расстроилась — томная барышня имеет право на опоздания — но меня не только не подождали у выхода, где мы изначально договорились встретиться. Они и в ресторан ушли без меня, а это уже стояло в одном ряду со свинством!

На город навалились потемки. Кое-как отыскав в маленьких, змеящихся переулках нужный адрес, я наконец завалилась в “Кадриль”: замерзшая, обиженная, морально готовая к самому худшему. И сразу сделала вывод: игривое наименование не особенно отражало дух заведения, заключающийся в шикарной, и в то же время праздничной, атмосфере.

— Меня ожидают! — рявкнула я на подскочившего ко мне администратора. — Два высоких брюнета. Молодой и старый, с одинаковыми голосами.

Парниша, задрапированный в шелка рабочей униформы, без вопросов отвел меня в зал под названием “Бархатный”. Хотя я скорее назвала бы его “Синим”. На окнах висели синие шторы. На диванах валялись синие подушки, а противоположная окнам стена была обита тканевыми панелями: тоже бархатными и тоже синими, как и все остальное. Если бы не обилие прочих богатых элементов — темной древесины, коричневой кожи и сверкающих ламп — можно было бы решить, что зал создавался для буйнопомешанных любителей океана.

Рома заметил меня издалека и, сияя белоснежной улыбкой, кинулся навстречу.

— Привет, кисуня! — он взял мои продрогшие руки и подержал их пару мгновений, согревая теплом своих ладоней. После помог снять куртку. — Ничего, что мы ушли? Папа предлагал подождать тебя около метро, но я подумал — раньше закажем, раньше приготовят.

Я великодушно махнула рукой. Меня начинали мучить страшные подозрения, что острый догадливый ум не входил в перечень качеств моего любимого.

— Ты с репетиции, что ли?

— Ага. Голодный, как черт.

Он подвел меня к столу, за которым, насупившись, восседал декан. Он тоже принарядился для такого случая. И тоже — в черное. Совпадение ли? Тонкая рубашка отливала сатиновым углем. Жилет (без жилетика декан не декан, я уже поняла) на этот раз был атласный и тоже черный. Композицию дополняло скорбно-брезгливое выражение лица. Не очень-то приятно смотреть на такого кромешного аспида. Если бы не светлая кожа, мужчина и вовсе выглядел бы провалом в пространстве.

— Пап, это Рита, я уже говорил. Рита, мой папа — Вениамин Эдуардович Верстовский.

— Приятно познакомиться, Маргарита, — тяжело и как-то обреченно выдохнув, декан поднялся на ноги.

Я кивнула и села напротив. Пока не особо понятно — я ему неприятна из-за телефонного разговора или по каким-то другим, не связанным с мобильным домогательством, причинам… Как бы то ни было, у меня появился план, как максимально отвести от себя подозрения. Нужно просто побольше молчать. Голос — единственное, что могло меня выдать.

— Хорошо добралась?

— Угу.

— Родители спокойной отпустили? — как назло, не отставал Рома.

— Гм-м-м… — я издала неопределенный звук на выдохе, закатив глаза и пожимая плечами: ничего, мол, особенного.

— Она немая? — на всякий случай уточнил Верстовский.

— Нет, конечно. Рита, все хорошо?

Приперли к стенке. Дружно поставили у края пропасти. Ладно, была ни была… Как я там старалась говорить по телефону, низко и сексуально? Значит, сейчас надо нервно и высоко…

— Да. Конечно, — пискнула я. — Мне тоже очень приятно, Эдуард Венианоммнм..

Голос поднялся до уровня ультразвука и оборвался. Неудачный эксперимент! Получилось слишком уж неприятно, меня саму передернуло.

— Марго, ты переволновалась? — Ромка обеспокоенно заглянул мне в глаза. — Расслабься, мой батя — нормальный чел!

Декан шумно втянул воздух через ноздри, меня пробрала дрожь. Интересно, нам обоим вместо “чела” послышался “член”?..