Дрянной декан (СИ)

1.1. Самый лучший универ на свете

Кто ты, без права в этот час ночной

Принявший вид, каким блистал, бывало,

Похороненный Дании монарх?

Я небом заклинаю, отвечай мне!

Он оскорбился. И уходит прочь…

(“Гамлет”, У. Шекспир)

Одногруппник по имени Валера (фамилию я не успела еще запомнить) читал Шекспира мерно и гундосо. Да и перевод в сравнении с оригиналом звучал пресно, словно блеклая подделка. От его голоса клонило в сон: студенты клевали носами или залипали в смартфонах, Сергей Михайлович, престарелый преподаватель “Зарубежной литературы”, откровенно дремал. Молодежь прозвала препода “Молью”: он ходил в блеклом, будто припорошенным пылью, костюме, голос имел тихий и скрипучий. Венчала мешковатый костюм всклокоченная седая шевелюра.

И только нам с Гардениной было не до сна. Меня слишком взбудоражили события прошедшей ночи, а подруга слишком жаждала услышать подробности. Ей самой пришлось уйти рано, но она не расстроилась. Гарденина не из тусовщиц. Слушать о чужих похождениях ей нравилось больше, чем участвовать в них самой.

— Чего такая довольная? — шепотом поинтересовалась она, развернувшись ко мне и даже не пытаясь имитировать бурную учебную деятельность. Нам удалось занять места на последнем ряду, и спины других студенток скрывали нас от преподавательского ока. “Гамлет” воспринимался чем-то вроде фонового шума. — Неужели ЭТО наконец случилось?

— Ну… почти, — уклончиво ответила я, расплываясь в счастливой улыбке. — Это была самая лучшая ночь в моей жизни…

— Как громко сказано! Петтинг? Оральные ласки? — в карих глаза Юльки заплясали веселые чертенята.

— Кое-что другое, — я наклонилась к ней и шепнула на ухо. — Секс по телефону!

— Ничего себе! — присвистнула подруга и глянула на меня с уважением. — Это сложнее, чем обжиматься. И как оно?

— В деталях не помню, но общее впечатление: "восхитительно". Знаешь, не ожидала от Ромки такого… Раскованность, полет фантазии, отзывчивость — он был просто на высоте!

— Ну это же Верстовский! Знаешь, сколько девок у него до тебя было? Алинка с филологического, Лерка с лингвистического, Зуева с художественного перевода… — подруга начала загибать пальцы. — А если брать в расчет совсем короткие интрижки, пальцев не хватит, чтоб подсчитать.

— Ты точно с направлением не ошиблась? Тебе бы на математический, — поморщилась я. — Знаю, что много. И все равно… Он открылся передо мной с новой стороны… Мы будто разные кусочки одного и того же паззла — подходим идеально.

И я уставилась в большое панорамное окно, где с каштанов медленно опадали золотистые листья. Голова все еще гудела после выпитого алкоголя и нескольких часов сна.

— У вас ведь все только начинается, — веско заметила Юля. — Открытий впереди — видимо-невидимо… Кстати, где он сам? Никак не проспится после вчерашнего?

Я уж было открыла рот, чтобы ответить, но приятную беседу прервал голос преподавателя:

— Очаровательные блондинки с задней парты! Надеюсь, вы с таким жаром обсуждаете творение Шекспира?

Группа, сбросив дрему, обернулась к нам. В их глазах читалась насмешка с ноткой беспокойства: у Моля проблемы не только со слухом, но и со зрением? Блодинкой из нас двоих была я одна — Гарденина щеголяла роскошной каштановой шевелюрой. Препод выпрямился на стуле и оперся о стол руками — его костлявые кисти смешно торчали из рукавов и оттого казались еще более худосочными.

— Вроде того, Сергей Михайлович, — смиренно ответила Юля.

— Тогда дальше читает наша новенькая, — препод наклонился к журналу и некоторое время подслеповато смотрел в него. — Маргарита Красовская.

Только этого не хватало! Я принялась листать книгу, пытаясь вспомнить, на каком месте остановился Валерий. Меня спас звонок с полпары.

— Продолжим после перемены. Кто-нибудь, подскажите этим дамам номер эпизода, на котором иссяк предыдущий оратор… — преподаватель по зарубежной литературе поднялся из-за кафедры и направился к выходу, где чуть не столкнулся с новоприбывшим студентом. — О, юный Верстовский! Лучше поздно, чем никогда?

Ромка даже не заметил щупловатого старичка, возмущенно смотрящего на него из-под толстых окуляров. Он отыскал взглядом нас с Гардениной и приветственно поднял руку. Высокий рост, небрежная укладка, на голове объемные наушники, с которыми он почти никогда не расставался — парень подплыл к нам, словно чудесное видение, и мое сердце пропустило несколько ударов.

Парень. Мой парень.

— Привет, — Рома обольстительно улыбнулся и спустил наушники, оставив их болтаться на шее. В приоткрытые динамики сразу полетели отголоски энергичных битов и гитарных аккордов.

— Привет! — я привстала и потянулась к нему губами. Верстовский наклонился через Юльку, одарив меня приветственным поцелуем.

— Эй! — подружка возмущенно забилась под нами. — Я вам не мешаю?! Может, мне уйти?

— А, ты тоже здесь, маленькая заноза, — улыбнулся Рома. — А что, неплохая идея… Освободишь для меня местечко? Соскучился по моей Ритке…

— Конечно, здесь, — прошипела она. — Не все могут позволить себе приходить на занятия, во сколько им вздумается!

Да, Ромку трудно было назвать прилежным учеником. Он опаздывал (а частенько даже прогуливал), не делал домашних заданий и постоянно потакал своей лени (весьма харизматичной, что уж скрывать). Высокими оценками парень тоже не блистал — зато блистал на поприще тусовочно-любовном. Девушки млели от привлекательного раздолбая, а преподаватели смотрели на нерадивость Верстовского сквозь пальцы: его отец — декан, и этим все сказано.

— Не надо так громко завидовать, — к нам подошел Стасян, лучший друг Ромки. — Спорим, не случится ничего ужасного, если ты разок пропустишь первую пару, Гарденина?

Как и Верстовский, он тоже производил на женский пол неизгладимое впечатление. Но если Ромка покорял сердца в положительном смысле, то Стас — в прямо противоположном. Стоило Мильневу открыть рот, как руки так и чесались дать ему затрещину. За что? Да за все сразу! — наглую ухмылку, сальные шуточки, грязные мыслишки… Либо просто авансом.

— Отстаньте, балбесы, — я удержала и правда собравшуюся встать Юлю, и приобняла ее за талию. — Быть дисциплинированным и пунктуальным — жизненная позиция. Вы до нее еще не доросли.

— И Рите как раз читать “Гамлета” сейчас, — поддакнула подружка. — Не надо ее отвлекать.

— О, Шекспир? — Рома расправил плечи и положил руку на сердце. — “Любовь бежит от тех, кто гонится за нею. А тем, кто прочь бежит, кидается на шею”. Ладно, раз ты меня отвергаешь, сяду рядом, у твоих ног.

Он отодвинул сумки, лежащие на впереди стоящей парте, и вольготно расположился на чужом месте. Рядом с ним уселся Стас.

— Не собираешься снять наушники? — Юля пихнула его в плечо.

— Зачем, — Ромка небрежно отмахнулся. — Друг Уильям у меня в крови.

Снова прозвенел звонок. Выдворенные со своих мест одногруппники хотели было возмутиться, но, увидев грозное лицо Верстовского, сдались и пересели. О нашем романе знали все. Не мешали, но наблюдали и, как мне казалось, делали ставки — долго ли продержится местный Казанова в текущих отношениях.

Я с трудом дотерпела до большой перемены. Почитала Шекспира, послушала других, порисовала в тетради бессвязные, рвущиеся из темных глубин подсознания орнаменты. С Юлькой мы больше не шушукались. Рома периодически оборачивался и многозначительно подмигивал мне, а я протягивала руку и щекотала его за шею.

“Страшно подумать, что бы вы устроили, если бы я пересела!”, - возмущалась Гарденина. Делала она это больше для вида: подружка детства была не завистлива, и парни интересовали ее в последнюю очередь после учебы и саморазвития.

Что до Ромки, то он выглядел слишком уж умиротворенным. Я пыталась вспомнить, сколько он вчера выпил — может, бедняга так перебрал, что и не помнит ничего из случившегося? А, пустая затея! Тут за собой не всегда уследишь, что уж говорить про другого человека… Хоть бы знак какой подал. Мол — помню, ценю. Жду продолжения.

Про то, как мне досталось от родителей с утра, я старалась не вспоминать. Во-первых, вернулась далеко за полночь, во-вторых, легла спать одетая и явно нетрезвая. Про початую бутылку вина под креслом и вовсе нечего говорить — меня спасло только то, что содержимое ее осталось почти нетронутым.