Дрянной декан (СИ)

26. Полегче или покрепче?

Ну, я бы не сказала, что прямо "одно лицо"… Глаза у нее явно меньше, и радужки не зеленого цвета, а голубого, нос подлиннее и щеки не такие пухлые. Определенное сходство имелось, конечно — как и у всех белокожих светлоглазых блондинок — но делать из этого трагедию…

Нет, я не буду принимать это слишком близко к сердцу. Подумаешь, у нас с мамой Ромки оказался один типаж! Зато теперь понятно, почему декан так оголтело вцепился в меня и ни за что не хотет отпускать. Черт…

— Пойдем отсюда, — я взяла Юлю за руку и решительно вывела ее из спальни. — Нам нельзя здесь быть. Это личное.

Казалось, еще немного, и мне станет дурно. Вот как чувствовала, что не стоит заходить в спальню старшего Верстовского… Это была глупая попытка тайком заглянуть ему в душу. И не только глупая, но и заведомо провальная — что я могу там найти, кроме того, что напугает меня и оттолкнет?

Между нами пропасть длиною в целую мою жизнь. Я еще не появилась на свет, а он уже заканчивал школу, поступал в университет, влюблялся, задумывался о создании семьи. Когда я наконец родилась, он уже держал на руках своего ребенка. Затем он потерял жену, пережил утрату, которую не всем дано пережить — я же в то время беззаботно плела фенички из бисера, только-только вступая в чудесную пору пубертата…

Мне никогда не подняться до его уровня опыта, ему — не опуститься до моего. Как бы сильно нас не тянуло друг к другу физически, а сколь отчаяннее не желали бы мы воссоединиться ментально… Такой разлом в мировоззрениях нельзя преодолеть. Мы упадем и разобьемся насмерть, если просто попытаемся.

Внизу уже начал собираться народ. Пока мы были на втором этаже, с электрички прибыла свежая партия студентов численностью человек в двадцать. Дом начал мелко подрагивать — от хохота, разговоров и громкой музыки. Стеклянные фужеры закончились быстрее, чем гости успели покинуть прихожую и переместиться в гостиную, а так как выпить желали все, в дело пошла огромная связка пластиковых стаканов. Юлька побежала здороваться с вновь прибывшими и задорно щебетать, я сухо покивала смутно знакомым однокурсникам, забилась в угол гостиной и приготовилась прокрастинировать.

Зря я приехала. По-хорошему, стоило бы свалить в закат, но эта долбаная семейка сделала все, чтобы от них не так-то просто было сбежать: такси сюда приезжает раз в час, а топать одной по темному поселку, чтобы успеть на последнюю вечеринку в обратном направлении… Нет, уж лучше пересижу тут как-нибудь, в тепле и относительном комфорте. А через часик скажусь больной и найду себе тихую комнатку, где можно будет прилечь и отключиться.

С такими упадническими мыслями я уединилась на самом дальнем диванчике. Компанию мне составляли бокал шампанского и противный внутренний голос, который то и дело нашептывал на ухо: "Ну я же тебе говорил…". Даже не знаю, до чего они бы меня в итоге довели, но тут обо мне вспомнил Роман.

Мой действующий (вроде как) молодой человек.

— Где Марго? Марго-о?.. — парень, уже изрядно захмелевший, нашел меня в моем закутке и вывел, что называется, на свет божий.

Он подал мне руку, а когда я неохотно поднялась, окинул восхищенным взглядом с ног и до головы.

"Если скажет "Моя королева" или что-то вроде того, прибью" — подумала я.

— Пойдем танцевать! Я соскучился! — он взял меня за талию и повел, нет буквально потащил на середину гостиной, где уже содрогались в конвульсивных движениях около десятка девушек и парней. Ромка изрядно пошатывался и улыбка у него была слегка одурелая.

Еще даже не ночь, а Верстовский младший успел набраться… А кто будет смотреть за порядком? Пока я сидела, неловкий студент успел свалить напольную вазу, стоящую далеко не на проходе, а пока шла за Ромкой, наступила в скользкую лужу. В коридоре один из гитаристов возился с веником и метлой, собирая с пола прозрачные осколки.

Может, Ярослава побережет ценное имущество своего… друга? Нет, это вряд ли. Она тоже крутилась неподалеку, сменив домашний наряд на эффектный фиолетовый корсет, из-под которого снизу торчала короткая плиссированная юбочка, а сверху — тонкая белая рубаха с рукавами-колокольчиками.

— Я не хочу танцевать, — пытаясь перекричать музыку, сказала я Ромке на ухо.

— Но почему?! — парень посмотрел на меня с непониманием, будто враз трезвея.

— Я хочу посидеть. У меня болит голова, — я сбросила руку Верстовского со своей талии и решительно направилась обратно к дивану.

Я и правда чувствовала себя неважно — дискомфорт, правда, был скорее душевным, нежели телесным. Но я точно не испытывала никакого желания показательно дергаться под музыку вместе с разудалым Романом. И не ощущала мук совести за свою маленькую ложь — он тоже не всем со мною делится.

Хотя сейчас он расстроился — молодой человек остался стоять на месте, хмурясь и разочарованно глядя мне вслед. Видно, он иначе представлял себе этот вечер и мою готовность быть ласковой и открытой. Но долго его замешательство не продлилось — на тусовку наконец доехал Стас Мильнев. И притом не один.

Наш быдловатый одногруппник привел вместе с собой девчонку, аккуратно держа ее под руку, будто ценный и хрупкий сосуд. Я испытала нечто вроде любопытства и пригляделась к ней внимательнее, но так и не поняла, учится ли она в нашем институте или является знакомой "со стороны".

Видеть Стаса с девушкой было само по себе странно, а уж с красивой девушкой — и вовсе из области фантастики. У его избранницы была роскошная грива рыжих волос, которые доставали чуть ниже плеч, пикантные формы и симпатичные ямочки на щеках.

Мильнев выглядел счастливым и гордым. Другие парни не оставили новенькую без внимания, одарив ее улыбками и оценивающими взглядами. Мой Ромка тоже вдохновился — когда спутница Стаса отошла к столу с закусками, два друга принялись оживленно переговариваться, явно сопровождая беседу типичными мужскими шуточками касательно "потребительских" свойств девушки.

Все это сопровождалось одобрительными похлопываниями по спине, сальными улыбками и многозначительными телодвижениями, описывающими стратегически важные места объекта на языке жестов.

Мне стало неприятно на это смотреть, и я переключилась на Юльку, которая, судя по всему, чувствовала себя прекрасно и без декана. И почему она раньше не любила вечеринки? Подруга чувствовала себя в шумной и многоликой компании, словно рыба в воде — перемещалась от человека к человеку, смеялась и с каждым находила общий язык. В руке она держала стаканчик с шампанским, излишек которого то и дело выплескивался через край. Рядом с такой общительной и раскрепощенной особой я почувствовала себя еще более убого.

Минут через двадцать Гарденина вспомнила обо мне. Оставив знакомых, она плюхнулась на диванчик рядом со мной — на меня попали брызги игристого.

— Ты чего такая кислая? — она придвинулась ближе и заглянула в мой стакан. — О, я поняла. Ты просто трезвая!

И она щедро плеснула мне половину своего шампанского, еще раз окропив мою короткую блестящую юбку алкогольными каплями.

— Ты не сопьешься? — подозрительно спросила я, не слишком узнавая свою порядочную подругу, которая превыше всего ценила серьезное отношение к жизни. И никогда не изменяла разумному подходу в угоду сиюминутным развлечениям.

— Нет. А даже если и да, кому какая разница? — трагически вздохнула Юля и положила мне руку на плечо. — Вениамина нет… Только и остается, что напиваться с горя. Заливать сердечную тоску целительным бальзамом просекко…

— Все у нас с тобой еще будет, подруга, — я ободряюще сжала ее ладонь, хотя у самой на душе скребли кошки. — И счастье, и любовь взаимная и… правильная. И избранник, который подходит по статусу и возрасту…

— Не надо мне другого избранника, — покачала она головой. — Я однолюбка.

— А ты не задумывалась, как бы складывалась ваша жизнь, если бы… Ну, ответь он тебе взаимностью? Допустим, вы бы поженились. И все было бы хорошо… поначалу. Пять лет, может быть, даже десять. А потом? Когда тебе будет тридцать, ему стукнет пятьдесят. Как долго он продолжит привлекать тебя с учетом неминуемо приближающейся старости? И как же… секс? Знаешь, что у мужчина эректильная функция только падает, начиная с сорока лет?!

— Ой-ой-ой! — в ужасе закричала Юля и замахала руками. — Не хочу я думать о таких ужасах! Зачем ты портишь мою чистую мечту такими жестокими… подробностями?

Я тоже не хотела думать о суровой реальности, но и жить в волшебной розовой сказке, которой Гарденина окружила свою идеалистическую "любовь" к декану, не могла. Потому что в моем случае перспектива отношений со взрослым мужчиной была слишком… насущной.

— Хватит забивать голову ерундой! Для настоящей любви это мелочи, а не преграды. Иди поболтай с кем-нибудь, познакомься, — резковато ответила Юля, явно задетая моими размышлениями. — Ты четвертый месяц в нашем вузе учишься, а кроме меня с Верстовским так толком ни с кем и не общаешься.

Не в бровь, а в глаз… Хотя она немного недосчиталась. У меня было не двое друзей, а целых трое. Одна Гарденина и двое Верстовских. Ха-ха-ха.

— Я тоже однолюбка, — отшутилась я, чувствуя, как меня начинает потряхивать от смеха, самой собой, нервного.

— Это скорее плохо, чем хорошо, — непреклонно ответила Юля. — Иди, развейся. И умоляю, подлей уже себе чего-нибудь. Невозможно и дальше смотреть на твою кислую физиономию!

— Хорошо. Уговорила.

Может, она права, и я слишком накручиваю себя? Зачем представляю себе далекое совместное будущее с Верстовским, если никакого будущего он мне и не предлагал? Только секс. Возможно, одноразовый.

И то, вызванный не внезапно вспыхнувшей страстью ко мне, а застарелой тоской по старой любви. Единственной и невозможной…

В груди разливалась едкая горечь, и я поняла — мне и правда стоит развеяться, пока она не разъела меня до основания. Я решительно поднялась на ноги и направилась к столу, заставленному самыми разными напитками — алкоголем разной степени крепости, газировкой, соками, даже холодным чаем. Правильно, залью свою сердечную тоску целительным бальзамом. И пойду танцевать и веселиться.

— Чего тебе намешать, киса? — Женька, басист из "Грязных любовников", добровольно взявший на себя функцию бармена, наклонился к самому моему уху и хитро подмигнул. — Полегче или покрепче?

— Что-нибудь такое, чтобы завтра я не вспомнила сегодняшнюю ночь, — он решил пофлиртовать со мной, пока Рома не видит? Что ж, почему бы и нет? — Но перед тем, как все забыть, я хочу максимально оторваться!

— Понял, — парень улыбнулся и придвинул к себе несколько бутылок с этикетками на иностранном языке. — Ты почувствуешь эффект не сразу, а как почувствуешь… Не грусти в одиночестве.

Через пару минут в моей руке оказался бокал со сложносочиненной субстанцией. Передавая его мне, Женя не сразу убрал ладонь, задержав свои пальцы на моих на непродолжительное время… А потом взялся за коктейль для следующей гостьи.

Я попробовала напиток и слегка скривилась. Горечь на языке быстро испарялась, уступая перед сладким привкусом малиновой жвачки. И с каждым глотком рассасывалась тяжесть в моей душе, сменяясь легкостью, дерзостью и фальшивой беззаботностью. Допив все залпом, я поцеловала Женю в щечку и нырнула прямо в гущу веселящихся студентов.

Музыка и алкоголь растворились в моей крови, понеслись по венам сумасшедшим вихрем. Я начала танцевать… Так, как не танцевала, наверно, никогда в жизни. Тяжелые гитарные аккорды били по ушам, отдаваясь в голове звучными ударами, в такт которым билось и мое сердце. Мгновения осознанности чередовались минутами адреналинового тумана. Свет то вспыхивал, то гас, выхватывая из темноты отдельные кадры происходящего.

Рядом со мной появлялись и исчезали люди: Юлька, Ромка, Яся, Женька, та симпатичная девушка Мильнева и тот незнакомый парень. Я была со всеми сразу и ни с кем по отдельности. Это была безумная дискотечная оргия, все смеялись, двигались, обнимались.

И я тоже смеялась. Крутила задницей, поднимала руки, встряхивала волосами, тяжело дышала… С каждым движением вытанцовывая из себя боль, изгоняя несбыточную любовь к Верстовскому, вымаривая из памяти ресторан, цветы, дикий поцелуй. Туфли было сброшены давным давно, обнаженные плечи покрылись испариной, а короткое платье задралось еще выше…

В какой-то момент музыка стала тише и спокойнее, а свет перестал вспыхивать, горя ровно и стабильно. Люди теперь двигались по-другому: не перемещались хаотично, а стягивались к одному центру, кто-то приближаясь к нему, а кто-то удаляясь.

Я не сразу заметила этого, продолжая отдаваться богу "пьяных плясок". Потом все-таки замедлилась и сфокусировалась на объекте притяжения.

Вполне возможно, мозг начал подкидывать мне видения под действием неизвестного пойла. Здесь никак не могло быть декана, но, тем не менее, он… был.

Старший Верстовский стоял в дверном проеме и смотрел на меня. Смотрел так, будто увидел что-то страшное, но неимоверно притягательное: свою смерть, свою самую сладостную грезу.

Казалось, его взгляд примагнитило неподвластной ему силой, и это продолжалось часы до и продолжит тянуться вечность.