Дрянной декан (СИ)

31. Байкер

Ничего не понимающая Любовь Ефремовна плюхнулась на стул, а я ойкнула и пустилась по проходу между стеллажами. Библиотека в литературном — это не задрипанная читальня какого-нибудь технического вуза — это целое книгохранилище: огромное длинное помещение с десятками высоченных шкафов, доверху набитых учеными трудами, собраниями сочинений, брошюрами, классическими и не очень изданиями и прочими плодами писательского труда. Здесь даже имелся целый раздел газет и журналов — самый бесполезный вид макулатуры, который только можно представить.

Старые советские светильники, свисающие с потолка, не могли осветить все уголки и закоулки книжного лабиринта. Достаточно жуткое место, на самом деле. Хорошенько углубившись внутрь, я поняла, почему студентам не разрешалось ходить в хранилище самостоятельно: полагаю, здесь заблудился и навсегда пропал без вести не один начинающий литератор.

Я в очередной раз вильнула между шкафами, намереваясь запутать следы и сбить преследователя с толку (что существенно повышало мои шансы стать следующей жертвой библиотеки). И лицом к лицу столкнулась с Верстовским.

— Куда бежишь, Марго? — угрожающе сузил глаза он.

— Но как вы так быстро?.. — сердце ушло в пятки.

— Я знаю это место, как свои пять пальцев… — отрезал он.

"И умею проходить сквозь предметы" — всплыло в голове. Другого объяснения тому, что он в итоге обогнал меня, не было.

— … и шел по шлейфу от твоих духов, Красовская, — он наступал до тех пор, пока я не уперлась спиной в шкаф.

— Зачем? — вызывающе приподняла подбородок, хотя поджилки тряслись, как у самого трусливого зайца.

— Чтобы спросить: почему ты сбежала после первой же нашей совместной ночи? Оставив после себя лишь трусики, словно какая-то похотливая Золушка?! — он подошел совсем близко. Вынудил меня вжаться спиной в книжные корешки, прижался губами к моему пылающему лбу.

— Вы и так все знаете. Мне больше нечего вам предложить, — выдавила я.

Наши сердца бились громко и в унисон, оглашая библиотечную тишину судорожным стуком. Его сердце пульсировало на уровне моих ключиц, мое — отчаянно трепыхалось в районе его желудка. Они словно дрались, желая перестучать друг друга… Или вырваться на волю, пробив грудные стенки и слившись в едином, торжественном сердечном бое.

— Почему не отвечала на звонки? — он положил ладони мне на талию. Несмотря на нежные прикосновения, я чувствовала, что он зол. И тоже готов взорваться в любой миг. — Послезавтра я уезжаю…

Так скоро?! Его слова ударили меня под дых, выбили весь воздух из легких. Я приоткрыла рот, чтобы не задохнуться, и он тут же воспользовался этим, накрыл губы поцелуем — страстным, но очень коротким, потому что иначе я и правда могла скончаться от нехватки кислорода.

— Выгодное предложение по работе, да? — получилось немного едко.

— Да, и не только. Мне правда необходимо разгрузить голову, Марго. Отдохнуть от тебя, иначе… Боюсь, я так долго не проживу.

— Не надо оправдываться, — "успокоила" его я. — Можете уезжать когда и куда захотите. Вы взрослый и свободный человек, в конце концов.

Декан сделал несколько глубоких вдохов, прислонился лбом к стеллажу.

— И сейчас только тебе решать, на какой ноте мы расстанемся, — продолжил он слегка изменившимся голосом. — Как любовники, что не побоялись бездны чувств, открывшейся перед ними… Или же как чужие люди, которым нечего обсуждать.

"Бездна чувств"… Тут я была с ним согласна. Во мне черной вьюгой поднялась буря эмоций. Слишком беспросветная и болезненная, чтобы продолжать мыслить разумно. Я ужасно бесилась из-за внезапного появления Аделаиды и более глобальных вещей: оттого, что он не смог вовремя перестать меня преследовать — тогда, когда все еще можно было остановить; что был так чуток и неистов той ночью… И оттого, что я сама не могу волевым решением взять и перестать плавиться от любви в его руках!

Руках, которые, между прочим, уже позволяли себе откровенные вольности — забрались под кофточку и нежно сжали грудь в тонком тканевом бюстгальтере.

— А что нам обсуждать? То, как вы пригласили новую пассию в университет, чтобы досадить мне?!

— Это не так, — хрипло возразил декан. Он оставил грудь в покое и начал расстегивать ширинку на моих джинсах. — У нас чисто деловые взаимоотношения…

— Ну и зря… — у меня закружилась голова, и я схватилась обеими руками за его плечи, чтобы не упасть. — Она явно не прочь замутить с вами.

— Это… разрешение? — Верстовский просунул правую ладонь мне в трусики. Диалог заполнился длинными паузами. Мы оба тяжело дышали, будто после изнурительного бега по пересеченной местности. — Хочешь, чтобы я "замутил" с Аделаидой?

— Д-да! — тихо простонала я. — Перестаньте… лапать меня!

Прозвучало, должно быть, не очень убедительно, потому что декан запустил руку еще глубже. По его лбу скатилась капелька пота.

— А как же ты сама, Марго? — он медленно задвигал пальцами. — Будешь притворяться, что равнодушна ко мне? Ты же вся течешь и млеешь…

— Это не притворство, — содрогаясь, прошептала я ему на ухо. Только бы не кончить! Если кончу, раз и навсегда закреплю его власть над собой. — А обычная реакция юного тела на домогательства… немолодого мужчины! Когда вы уже смиритесь с тем, что… омерзительны мне?

Вениамин Эдуардович тихо зарычал и ускорил темп, лаская меня с настойчивостью, граничащей с яростью. И я подавилась грубыми словами, захлебнулась судорожными вдохами, закинув голову назад и бессильно повисая на нем. Декан склонил голову и поймал каждый ртом мой стон, целуя меня на прощание — я была уверена, что именно на прощание — долго, влажно и горячо…

— Считай, что я смирился, — произнес он, оторвавшись от моих губ. Отпустил меня, отстранился и, не оглядываясь, пошел к выходу из библиотеки.

Я немного постояла, опираясь спиной о книжный шкаф и испытывая соблазн усесться прямо на пол — ощущение было такое, будто из меня вынули колени, и казавшиеся "тряпичными" ноги могли в любой момент сложиться пополам. Привела в порядок одежду — одернула кофту, поправила растянутые, сбившиеся на бок трусики, которые теперь можно было разве что выкинуть, застегнула джинсы и поплелась вслед за ним.

Когда я дошла до библиотечной стойки, Верстовский уже ушел, а Любовь Ефремовна, сжав пухлые руки в кулаки, направлялась ко мне навстречу — не иначе, чтобы самой отыскать наглую студентку и вышвырнуть ее вон.

— А Шекспир? — грозно вопросила она, оглядывая меня с ног до головы и убеждаясь, что я не спрятала бесценный экземпляр где-нибудь под одеждой. — Что произошло? Почему у тебя слезы на глазах? Здесь запрещено разводить сырость! Вредно для книг.

— Я его не нашла, — хлюпнула носом, обходя ее по большой дуге. — И… простите меня, ради бога, я соврала! У меня нет читательского билета!

* * *

"Послезавтра… Верстовский уезжает послезавтра" — с маниакальной настойчивостью билось в мозгу весь вечер и всю ночь, в ходе которой я не сомкнула глаз.

Кажется, я наконец добилась цели… Но отчего было так горько? Почему показалось — вместе с деканом, покинувшем библиотеку молча и не оглядываясь, меня покинул смысл жизни?

Я будто бежала весь последний месяц, скрываясь от счастья и от горя, которое могла бы принести наша связь. И вот случилось чудо! — бежать было больше не от чего… Я замерла, как вкопанная, и не могла понять, куда и зачем мне теперь двигаться.

Может, я совершила ошибку, и стоило дать Верстовскому шанс? Вдруг окружающая действительность оказалась бы к нам не так уж и жестока?..

Может, он еще вернется ко мне?

Оставался всего один день, чтобы проверить это.

Но назавтра декан пропустил зарубежную литературу. Вместо него заявилась Аделаида Степановна. Сложив многочисленные папочки на преподавательский стол, она улыбнулась и обвела студентов доброжелательным взглядом.

— Вениамин Эдуардович с завтрашнего дня в длительном отъезде. Я буду замещать его до тех пор, пока он не вернется.

— А надолго он уехал? — с надеждой спросил Мильнев.

— Пока непонятно. До нового года точно. Так что зачет и экзамен по предмету вы будете сдавать мне.

— Охренеть! Вот это подфартило! — парни заметно повеселели, девушки же наоборот повесили нос.

— Капец… Просто п*** ц!!! — протянула Гарденина, и я была с ней полностью согласна.

— Почему твой отец не пришел? Он ведь только завтра уезжает?! — накинулась на Рому Юля после занятия. — Может, он в деканате?! Я хочу попрощаться!

— Он не поехал сегодня в вуз, насколько я знаю, — опешил Верстовский-младший. Он глядел на подругу, как на умалишенную. — Надо собрать вещи, подготовить документы… Сказал, один день ничего уже не решит.

— Пропало! Все пропало! — заголосила Юлька, вздевая руки к небу и хватая себя за волосы (занятия в драм. кружке явно не прошли даром).

Я испытывала примерно схожие эмоции, хоть и не обладала ее талантом и не могла так открыто транслировать их миру. Да и сам мир, казалось, резко отвернулся от меня — лишился красок, потускнел, схлопнулся до размеров моего маленького бедного сердца, которому теперь предстояло стучать в гордом одиночестве…

Остальные пары пролетели, будто во сне. Звуки почти не долетали до моих ушей, с трудом пробиваясь сквозь плотный кокон отчаяния, свившийся вокруг меня. Люди, преподаватели, знакомые и не очень студенты — проходили мимо бледными тенями.

Я даже близко не представляла, что, лишившись беспрестанного внимания декана, мне станет ТАК тяжело. И, освободившись, вместо облегчения получу новые страдания и новую тяжесть на душе…

Громкий рев, огласивший университетский двор как гром среди ясного неба, вывел меня из состояния прострации. Мы с Гардениной стояли на крыльце вместе с десятком других студентов и преподавателей, печально глядя на сгущающиеся сумерки и накрапывающий дождь, грозящий вскоре обернуться самым настоящим ливнем.

Вслед за ревом появился свет — резкий, словно прожектор, луч фары озарил припаркованные во дворе машины: к Ливеру, яростно и утробно рыча, подкатил черный Харлей. Все присутствующие обернулись к новоприбывшему. Разговоры смолки, глаза округлились, взбудораженные столь эффектным появлением незнакомца.

Высокий мужчина, одетый в кожаные куртку и штаны, обтягивающие длинные стройные ноги, снял шлем с головы, утвердил его на сидении мотоцикла и направился к крыльцу. Рядом обессиленно застонала Юлька, а у меня перехватило горло — Верстовский, прекрасный, словно бог черной кожи и высоких скоростей, шел прямо по направлению к нам.

Я оцепенела в радости и страхе. Не зная, то ли снова бежать, то ли остаться и подождать, пока…

Пока декан пройдет мимо, не одарив нас с Гардениной даже взглядом. Приблизившись к стоящей позади, вспыхнувшей словно маков цвет Аделаиде Степановне.

Он подал ей руку, помог спуститься с крыльца (будто бы она сама не могла этого сделать!) и подвел к своему мотоциклу. Помог женщине застегнуть под подбородком ремешок еще одного шлема, подождал, пока она усядется позади него, и под рев вновь заработавшего мотора увез ее прочь.