27.1. Декан теперь тусует с нами!

Она бледна: болезнь ее — любовь.

Ей вздохи грусти отравляют кровь.

("Сон в летнюю ночь", У. Шекспир)


Я остановилась — неловко замерла в той самой позе, в которой меня накрыло запоздалое озарение: с раскинутыми руками, приподнятыми плечами и широкой бессмысленной улыбкой.

Декан… ЗДЕСЬ?!

Не иначе, старший Верстовский услыхал молитвы Гардениной, которая призывала его силой влюбленной мысли, и явился на праздник, чтобы прекратить творящуюся вакханалию. И появился тогда, когда я только-только начала чувствовать себя чудесно… чтобы снова заставить меня страдать. Сердце будто увеличилось в размерах: оно расширилось до пределов грудной клетки, причиняя самую настоящую боль. Радость скукожилась, словно проткнутый иглой воздушный шар, а легкость с беззаботностью покинули меня с тихим шипящим звуком.

Я собрала разлетевшиеся в разные стороны конечности и спряталась за широкой спиной какого-то студента. Собравшиеся постепенно приходили в себя. Музыку убавили еще сильнее, так что вскоре стали слышны отдельные голоса.

— Папа?! — непонимающий возглас Ромки прозвучал громче других вопросов. — Почему ты здесь? Ты ведь обещал…

— Лучше скажи, почему мне на ночь глядя звонят соседи с требованием сделать музыку потише, когда ты обещал держать все под контролем? — ледяной голос Верстовского значительно понизил температуру в душной гостиной, которая нагрелась от нашего дыхания и прочих испарений молодых тел. — Они собирались обращаться в полицию.

— Я… — Ромка стушевался. — Не думал, что будет так громко.

— Если бы ты снял трубку, моего визита можно было бы избежать.

— Понял, — наследник фамилии понурился, а затем заорал на всех присутствующих: — Так, ребзя, музыку громко не включаем, ясно! И ведем себя прилично! Я же просил!

Пока они выясняли отношений, я спиной отступала вглубь комнаты, где за спинами, торсами и ногами гостей меня нельзя будет разглядеть. Присела на свой диванчик и осторожно выглянула оттуда.

Декан еще раз обвел всех собравшихся грозным взглядом и уже собрался уходить, но к нему вдруг подбежала Гарденина.

— Вениамин Эдуардович, не уходите, пожалуйста! Все равно ведь уже приехали!

— Вы же можете потусить с нами, правда? — сказал кто-то еще, а после преподавателя со всех сторон окружили девушки.

— Да, останьтесь с нами!

— Вы ТАК ЗДОРОВО сегодня выглядите! — неподдельное восхищение в голосе одной из студенток заставило меня снова выглянуть из своего укрытия. Прилипчивые девицы так плотно облепили Верстовского, что рассмотреть что-либо, кроме его головы, возвышающейся над ними, не представлялось возможным.

Дальше декан поломался для виду и позволил утянуть себя к столу с куцыми угощениями. Ну и чудесно! Уж в таком-то "малиннике" Верстовский сможет найти кого-то себе по душе? Пусть выбирает. Главное, чтобы ко мне не подходил и не мешал мне его забыть.

Я откинулась на диванчике и сложила руки на груди. Гостиная вращалась перед глазами, в мозгу стоял туман. Активный танец вкупе с коктейлем вымотали мои физические силы, а внезапное появление декана подкосило моральный дух: состояние было такое, будто меня хорошенько побили подушкой по голове.

Вечеринка пошла своим чередом. Молодежь, вначале присмиревшая и даже напуганная присутствием отца Ромки, постепенно снова начала смеяться, разговаривать, входить и выходить из гостиной. Музыку прибавили, но до разумных пределов. Правда, теперь диджеи старались ставить более спокойные композиции, да и на любое сомнительное действие все оборачивались и искали взглядом строгого декана.

Вечер, плавно переходящий в ночь, стал куда более приличным. В звучащих в гостиной диалогах значительно уменьшилось количество мата и непристойных шуток, и в танцах — похотливых мужских рук, тянущихся к девичьим округлостям. Во-первых, в присутствии старшего Верстовского мало кто осмеливался дать волю "животному началу", а во-вторых, добрая половина девушек сбежала в общество декана, ставшего чем-то вроде местной достопримечательности.

Студентки налили ему виски — декан был очень растроган, когда после пяти минут поисков ему все же нашли стеклянный бокал в его собственном доме. Потом усадили на соседний с моим диванчик, прогнав оттуда нескольких парней (благодарности Верстовского не было предела) и уселись рядышком. Те, кому не хватило сидячих мест, разместились за спинкой дивана или даже на полу у его ног. И накинулись с расспросами.

Вот уж не знала, что декан кафедры истории зарубежной литературы пользуется успехом не только у престарелых преподавательниц, но и у учащихся вуза! Образ строгого и неподкупного интеллектуала сыграл ему на руку? В стенах Ливера девушки не решались подойти к нему с не относящимися к учебе темами, а тут, в неформальной обстановке, расслабились?

Я искоса поглядывала на соседний диван. Конечно не потому, что ревновала, а просто чтобы быть в курсе, соблазнится Верстовский на какую-то из дев, нежели нет? Но надежда моя была преждевременной: Верстовский не очень охотно поддерживал разговор, и вообще являл собой прекрасный образец неподкупного пуританина, что скорее умрет, чем даст забить себе голову женской болтовней. И вскоре девушкам наскучило теребить столь хладнокровного собеседника, и они принялись одна за одной сбегать к более отзывчивым на ласки и разговоры юношам. Остались только самые упорные — Гарденина да еще пара ботаничек, взявшихся выяснять особенности романской литературы.

Сам Верстовский изредка тоже кидал на меня взгляды, но я успешно морозилась от любых проявлений внимания с его стороны: каждый раз, когда он поворачивал голову в мою сторону, я неизменно делала "лицо кирпичом", смотрела вдаль или вообще притворялась спящей. Мол, ничего не знаю, думаю о вечном и вообще это не я только что заходилась посреди его гостиной в неистовом танце, а кто-то другой, очень на меня похожий.

Все это привело к тому, что какой-то миг я и правда ненадолго задремала. А проснулась значительно протрезвевшей, хоть и не выспавшейся — из забытья меня вывели легкие прикосновения к моему… бедру.

"Неужели декан настолько потерял рассудок, что решился приставать ко мне прямо на глазах у половины института?!"

Эта мысль так взбодрила меня, что я мигом сбросила дрему и выпрямилась на диване. Но затем вздохнула с облегчением и вернулась в прежнее положение: то был не Верстовский, а всего лишь длинноволосый басист, который не так давно сделал мне напиток со вкусом жвачки. Наверное, музыкант решил, что один единственный коктейль сделает меня более гибкой в плане выбора партнера на сегодняшнюю ночь… И в чем-то он даже не ошибся. Иначе почему я решила проигнорировать его действия вместо того, чтобы их пресечь?..

— Чего? — вяло поинтересовалась я. Женька не афишировал своих притязаний, и вообще гладил меня совсем незаметно: он положил ладонь на диван между нами и слегка задевал мою ногу безымянным и указательным пальцами.

Я не видела в заигрываниях знакомого особой опасности. Стоит на горизонте возникнуть Ромке, и веселого басиста-бариста и след простынет. Вот только младший Верстовский если и показывался, то действительно только "на горизонте" — то там, то сям в скоплениях людей мелькала майка с черепами. Мой бойфренд держался на таком почтительном расстоянии, что я сочла бы это оскорблением, не остынь мои чувства к нему до отметки, ниже которой только вечная мерзлота.

А вот то, что у меня из-под юбки торчали кружевные резинки, было не очень хорошо. Я как-то не учла того момента, что чулки имеют тенденцию постепенно спускаться, а подол платья — задираться.

— Я же просил не грустить в одиночестве. А ты именно этим и занимаешься сейчас, — Женька улыбнулся и сверкнул глазами из-под длинной челки. — А еще я принес твои туфли.

Пока я думала, стоит ли волноваться из-за своего не очень приличного внешнего вида, декан на соседнем диване начал проявлять явные признаки беспокойства — хмуриться, поглядывать в нашу сторону чаще обычного и игнорировать заданные в лоб вопросы.

Решила все-таки одернуть юбку. У Верстовского банально упала челюсть, когда я встала в полный рост и попыталась натянуть подол на кружевные резинки с хлипкой силиконовой лентой. Кое-как справившись (в идеале еще бы и сами чулки подтянуть, но так далеко я не готова была зайти), села обратно, но отодвинулась от басиста подальше, опасаясь, как бы ревнивый декан не побежал спасать мою честь.

— Ну и как тебе это нравится? — Женя решил сменить тему и кивком головы показал в стороны отца Ромки.

— С чего ты решил что он мне нра… — к щекам прилила краска, и я не стала продолжать фразу, чтобы не палиться еще больше. — Что ты имеешь в виду?

— Считаешь, преподавателю место на студенческой вечеринке? — в голосе музыканта послышалось раздражение. — Его никто не приглашал, а он все равно пришел и теперь в открытую "клеит" наших девчонок…

Ну, у меня было собственное мнение насчет того, кто и кого клеит, но опасную тему в любом случае следовало закрыть.

— Слушай, Жень, а сделай мне еще один коктейль? — ласково улыбаясь, попросила я. — А то действие прошлого уже совсем не ощущается.

— Конечно, красотка. Жди меня и, как говорится… — друг Ромки галантно поцеловал мою руку и ушел к столу с алкоголем. Большая часть бутылок стояла почти пустая, так что ему придется сильно постараться, чтобы приготовить нечто достойное. Ну а я пока прибьюсь к какой-нибудь группе студентов, где он постесняется уделять мне столько внимания.

Я надела туфли, встала с дивана и направилась к ближайшему скоплению людей. Но так как меня все еще немного вело, планы пришлось изменить: людей я не достигла, но волны легкого опьянения вынесли меня к стене — то есть, фигурально, к ней, а буквально — к длинному книжному шкафу из красного дерева. Двигаясь параллельно случайному препятствию и слегка придерживаясь за него, я решила достигнуть цели немного другим маршрутом…

… и наткнулась на широкую грудь декана, непонятно как выросшую на моем пути. Ох, нет.

— Что вы творите, Марго? — рассерженно прошептал он.

— А? — я только и смогла, что хлопнуть ресницами. Наконец-то мне выпала возможность рассмотреть сегодняшний прикид Верстовского. Он был… феноменален. Тонкая атласная рубашка в стиле "абстрактного искусства" (в ярком принте преобладали охряные и бирюзовые цвета) дополнялась белыми узкими брюками, делающими узкие бедра Верстовского слишком уж соблазнительными.

— Почему вы снова пьяны, Красовская? — продолжал распекать меня декан, пока я нескромно пожирала его глазами. — Вы же на ногах не стоите! И как вы одеты?

— А что не так с моей одеждой? — я попыталась незаметно подтянуть чулки, но вдруг поняла, что совершенно не обязана отчитываться за свое поведение и свой облик. Мне вспомнился портрет, висящий в спальне… Как он только смеет читать мне нотации?

Я собиралась обойти его, но не смогла оторваться от шкафа — меня качнуло обратно, и пришлось немного облокотиться на Верстовского.

— И куда вы направляетесь, смею поинтересоваться? — зашептал он мне в волосы. — Идете соблазнять очередного беднягу? Моего сына вам уже недостаточно?

— Что, ревность покоя не дает? — поддела я, плавясь в аромате его терпкого парфюма. — Евгений неплохой молодой человек. Достаточно симпатичный, а главное — МОЛОДОЙ.

— Я уже привык к вашим издевкам, не думайте, что они меня сильно трогают. Вот, лучше возьмите книгу и притворитесь, что поглощены чтением… — декан открыл ближайшую застекленную дверцу и достал оттуда первый попавшийся томик. — А то некоторые из присутствующих слишком заинтересованно на нас смотрят.

Произведение, которому выпала честь сыграть роль нашего алиби, оказалось "Божественной комедией" Данте Алигьери. Да, вот уж комедия, так комедия! Я открыла книгу на середине и уткнулась глазами в текст — мелкие строчки водили хороводы и никак не желали выстраиваться в логическую последовательность.

— Чтобы они не смотрели, достаточно просто оставить меня в покое! — я готова была удариться в панику или в бега. Да, разумнее всего было бы дать деру от старшего Верстовского. Найти Ромку, спрятаться на его груди… А если б Рома не нашелся, то на чьей-нибудь еще: изменять со студентом всяко лучше, чем с деканом.

Я дала себе слово уйти сразу же, как ситуация выйдет из-под контроля, и… осталась на месте.

— Рита, я не могу вас оставить, — печально произнес декан. И взял себе еще одну книгу с полки. — Уж больно сильно хочется… почитать что-нибудь.

Я прислонилась к нему плечом, все также смотря в "Божественную комедию". Мне хотелось плакать и смеяться рядом со старшим Верстовским, отталкивать его и делать так, чтобы он возвращался ко мне снова и снова. Но он никогда не узнает, что стал объектом таких сильных и противоречивых чувств. Так будет лучше для нас обоих.

В гостиной снова притушили свет. Молодежь устала от бодрой музыки, привыкла к присутствию хозяина дома и позволила себе немного расслабиться. Зазвучала медленная лиричная мелодия. Самые отчаянные из парней начали приглашать девушек на танцы. Несколько пар, кружащихся в обнимку в самом центре затемненной гостиной, сделали обстановку слишком уж романтичной. Меня охватила тоска. Иностранный солист выводил такие душераздирающие рулады, что ему хотелось подвывать в унисон.

Спустя пару минут декан заговорил снова.

— Марго, а может нам с вами…

— Только не танцевать! — у меня волосы встали дыбом.

— Я не об этом. Вы нравитесь мне, Красовская. Может, нам начать встречаться… — голос подвел его, и он ненадолго замолчал. — Как всем обычным людям? Раз уж у вас с Ромой не все гладко…

Загрузка...