33. Встреча после стажировки

Я до самой ночи потела, нервничала и раскачивалась на эмоциональных качелях, то поднимающих меня в невесомость на восходящих потоках радости и любви, то обрушивая в холодные бездны растерянности и отчаяния. Ибо Верстовский не спешил мне отвечать, хоть и вернулся и вроде как прочел все мои сообщения. Наверное, еще не успел прийти в себя после перелета… Замотался и все-такое. Или даже так: ответил, а сообщение почему-то не дошло?..

Я проверяла телефон каждый десять минут, несколько раз перезагружала его, проверяла настройки сети, пока наконец вечером не отключила мобильный насовсем — от такого режима «ждуна» недолго и с ума сойти. Завтра будет новый день, и утро вечера мудренее, так что дождусь того момента, когда Вениамин приступит к занятиям, и я смогу увидеть его лично.

Но назавтра зарубежную литературу снова вела Аделаида Степановна. И вдобавок выглядела более празднично, чем обычно: надела светлую блузку, кремовую юбку и сапожки на высоком каблуке. Прямо как на первое сентября, хотя на дворе стояло двадцать пятое марта… Что не могло не наводить на некоторые размышления.

Гарденина уже вовсю била панику, я пока держалась стоически, хотя и на меня волнами накатывали сомнения. К тому же, делиться мне все равно было не с кем. Приходилось держать все в себе. И хорошо, что у меня была Юля, которая ничего не держала в себе, ничего не стеснялась и не боялась.

— Аделаида Степановна, а Вениамин Эдуардович уже вернулся на работу? — проворковала она. — Когда он приступит к занятиям? Мы соскучились по его лекция.

— Да, Вениамин приехал, — на лице преподавательницы расцвела теплая улыбка. — Но к занятиям пока возвращаться не планирует, собирается сконцентрироваться на академической деятельности. Мне же предложили ставку в вашем университете, так что я пока и дальше продолжу вести этот предмет. Мне очень понравилось учить вас, ребята.

Вокруг поднялся страшный шум. Те студенты, кто так и не привыкли к деспотичному преподаванию Верстовского, очень обрадовались сообщению Аделаиды, а некоторые, из числа его тайных и не очень поклонниц, наоборот.

Для нас с Юлькой это был жестокий удар. Значит, декан не только бросил нас на произвол судьбы, но и еще оставил училку из Ярославля подле себя? Боже, неужели они и правда встречались на расстоянии все эти месяцы?! Страшные догадки посещали меня одна за другой, рядом раненым зверем пыхтела Гарденина.

Немного успокоились мы только к большому перерыву, проведя все предшествующие пары в состоянии горестного анабиоза. Юле в этом плане повезло больше: у нее теперь были две главных любви в жизни, и она умела переключаться между ними.

Имя первой было и так всем известно, а вторую звали… ТЕАТР.

— Рит, в пятницу в театральном кружке пройдут пробы на участие в спектакле. Хочешь поучаствовать? — подруга махала вилкой у меня перед носом, чтобы обратить на себя внимание. Мы как раз сидели на обеде в столовой. Я, она и Марина Быстрикова, еще одна студентка из нашей группы.

В последнее время к нам с Гардениной все чаще стали присоединяться ее знакомые: из кружка, других групп и даже потоков. Юля говорила, что хочет взбодрить нашу дружбу «свежей кровью», мне же, как оказалось, было не очень комфортно в женских компаниях свыше двух человек. У меня не получалось легко встроиться в беседу, быть открытой и раскрепощенной, поэтому большую часть времени я молчала или витала в облаках.

Вот и сейчас с большим трудом вынырнула из собственных переживательных мыслей и сконцентрировалась на ее вопросе.

— Пробы? Спектакль? А что, мне тоже можно?

Маринка хихикнула.

— Да, в постановке будут задействованы только учащиеся нашего курса. Конечно, предпочтение отдадут тем, кто посещал тренинги по актерскому мастерству… Но, может, какую-нибудь роль в массовке и реально получить.

Я задумалась чисто ради вежливости.

— Нет, девочки, театр — это не мое.

Участие в художественной постановке не могло привидеться мне даже в страшном сне. В театр шла молодежь вроде Гардениной — изначально предрасположенная к лицедейству, либо же те, кто плохо справлялся по основным дисциплинам и хотел заработать дополнительные балы за активное участие в факультативах. Но я за время отсутствия Верстовского подтянула собственную учебу до таких высот, что лишние балы были мне ни к чему.

После обеда Юля с Маринкой упорхнули на очередную репетицию, а я отправилась погулять по коридорам университета. И сама не заметила, как ноги по привычке принесли меня в административный корпус — я не раз гуляла по нему за последние месяцы, полюбила его тишину, сквозняки, деревянные панели на стенах, занесенные снегом карнизы с обратной стороны высоких окон. Застекленный переход между корпусами, полный света даже в промозглые зимние дни, снизу-доверху заставленный вечнозелеными растениями… Гуляла и вспоминала, как Рома впервые подвел меня к одной из дубовых дверей в этом корпусе и познакомил со своим отцом. И как я сама потом несколько раз приходила в кабинет Верстовского…

Я даже мечтала снова побывать в библиотеке, посетить «наше с ним место» в недрах темного лабиринта из книжных стеллажей, но для этого пришлось бы пробиться через заслон в лице Любови Ефремовны, которая за столько месяцев так меня и не позабыла…

В отличие от самого Верстовского, похоже.

Если коротко, то я в одиночку слонялась по пустынным романтичным местам и воображала себе невесть что. Добрав с момента отъезда декана недостающие мне психопатические черты, чтобы с чистым сердцем именовать себя «настоящим писателем».

Я подошла к кабинету Верстовского и прислонила ухо к двери — тоже лишь для того, чтобы отдать дань традиции: привыкла, что за ней всегда царит тишина. Но в этот раз тишина отступила перед приглушенными, еле слышными голосами. Мужским, долетающим до меня смутно знакомым низким рокотом, и женским, тихо позвякивающим колокольчиком.

Меня будто прошибло током от осознания того, что нас с деканом впервые за столько времени разделяет всего лишь одна дверь. Я не могла разобрать, о чем говорят эти двое, но ужасно ревновала и заранее сходила с ума… Оторваться от подслушивания непрослушиваемого не было никаких сил. Наверное, я стояла бы так вечно, пока не превратилась в ископаемое, но колокольчик и рокот вдруг начали становиться громче и ближе.

Я не сразу поняла, что это значит, а потому лишь успела отпрыгнуть на достаточное расстояние, чтобы факт моего шпионства стал чуть менее явным. Дверь открылась, чуть не стукнув меня по лбу, и на пороге показались увлеченные беседой Вениамин с Аделаидой.

— Маргарита? — стажерка очень удивилась, найдя под дверью ошалелую студентку. — Что ты здесь делаешь?

Верстовский не сказал ничего. Лишь посмотрел одним из своих самых холодных и непонимающих взглядом, в который, правда, примешивалась толика растерянности.

Какой унижение! Я открыла и закрыла рот, чувствуя, как щеки наливаются предательской краской. Сказать, что оказалась здесь случайно — случайно в пустом коридоре, куда и студенты-то почти не заглядывают?.. Бред. У меня не было ни одного мало-мальски достойного оправдания. А те, что были, выглядели такими же жалкими, как и сама я, зачем-то припершаяся к кабинету Верстовского…

— Здравствуйте, Вениамин Эдуардович, — наконец пискнула я.

— Здравствуйте, Красовская, — неохотно сказал он. — Чем могу быть полезен?

Вот уж не думала, что наше первое приветствие за столь долгое время окажется настолько формальным. Если он таким образом «шифруется», чтобы не рассекретить наших отношений и не показать своей огромной любви ко мне, то уж больно хорошо у него это получается!

— Я хотела уточнить насчет расписания… летней сессии… порядка сдачи экзаменов и… весеннего спектакля, — да уж, конспиратор из меня аховый. Свалила все в кучу, даже не подумав связать это «все» в более-менее стройные предложения.

— До летней сессии еще достаточно времени, Красовская, — декан осадил мое смущенное блеянье. Он подвинул меня в сторону, так как иначе выйти из кабинета не получалось, и прикрыл дверь. — И, кстати, любые вопросы, касающиеся академической деятельности, нужно решать через вашего старосту.

Да, он меня потрогал, но в данный момент это значения уже не имело. У меня сжались кулаки, а из ушей тоненькой струйкой повалил пар. Ах, он у нас теперь важная птица, оказывается! А раньше и незаметно было. Когда он меня лапал в библиотеке, например, присутствие старосты вовсе не понадобилось! Или когда трахал в своей спальне…

Видимо, он понял по моему лицу, что я на грани того, чтобы ляпнуть что-нибудь неуместное, и решил все-таки выслушать меня.

— Ада, ты пока спускайся, а я переговорю со студенткой и присоединюсь к тебе.

— Конечно, Веня, — она легко прикоснулась к его руке и пошла по коридору в сторону лестницы.

Ада и Веня. Веня и Ада. Если и могло быть нечто более ужасное, так это то прикосновение, которым она его одарила напоследок… Декан не стал приглашать меня внутрь, как пригласил ее, а просто прислонился спиной к двери и сложил руки на груди, готовясь внимать, а я… Я стояла, как оглушенная, пытаясь собрать себя заново и не взорваться на кусочки от того, что происходило в моей душе. Ведь в реальности Верстовский оказался еще более красивым и притягательным, чем в моих воспоминаниях и мечтах. От него безумно приятно пахло, и этот его голос…

И потому что теперь все поменялось местами… я влюблена, а ему будто бы нет никакого дела!

— Так что там по поводу расписания, Красовская? — мягким, но по-прежнему ужасно отстраненным тоном спросил отец Ромки. Без Аделаиды он снова был ко мне на «ты» — это радовало, но больше поводов для радости не находилось. Чутье подсказывало — носиться со мной как с писаной торбой он больше не будет.

— Так значит, вы меня все-таки обманули тогда! — все мое разочарование вылилось в одно-единственное гневное предложение.

— Когда? — декан приподнял бровь.

— Когда утверждали, что между вами с Аделаидой чисто деловые отношения! — выплюнула я.

Верстовский картинно задумался.

— Не припомню такого. Это ведь было очень и очень давно… — последнее слово Вениамин выделил интонационно, так что не оставалось никаких сомнений — сейчас он начнет давить на то, что между нами все быльем поросло, зачахло за сроком давности.

А я ведь не поленюсь и расцарапаю ему лицо! Посмотрим, как он после этого будет спускаться к своей «Адочке»!

— Могу допустить… Во сколько там первые признаки склезора начинаются, в сорок или даже раньше?

— Так, Красовская… — декан выпрямился и насупил брови. — Ты, видимо, решила продолжить доводить меня и во втором семестре…

— Нет! Я вообще не об этом думала, когда шла сюда…

— Неужели? — он навис надо мной.

Я прикусила губу, взволнованно глядя на него. У меня по коже бежали мурашки от нашей близости. Ох, как же давно я ни с кем так славно не ссорилась!

— Вы правда совсем ничего не помните?.. Того, что было между нами… — потребовалось огромное усилие воли, чтобы произнести эти слова. Первой пойти в близость, показать свою уязвимость и заинтересованность.

— Ничего такого, что хотелось бы повторить, — безжалостно выдал декан. Он обогнул меня и собрался уходить, но я, неожиданно для самой себя, схватила его за руку.

— Тогда давайте сделаем по-другому! Начнем с начала!

— Почему я должен этого хотеть, Марго? — вдруг ощерился всегда спокойный Верстовский. — Ты унизила меня всеми возможными способами, оттолкнула столько раз… Я сбился со счета, когда пытался подсчитать, сколько именно раз ты указала мне на невозможность наших отношений! И в конце концов поверил тебе. Я жалею обо всем, что когда-то сделал в отношении тебя или сказал! Мы — не пара, Красовская, и нам стоит держаться друг от друга подальше.

— Подождите! — мне на глаза навернулись слезы, но я сделала еще одну попытку задержать его. — Я долго думала… Ничего страшного, что вы старше! Сейчас медицина на хорошем уровне…

Он все-таки остановился. Медленно обернулся… Мне показалось, что его ледяной взгляд сейчас приморозит меня к полу.

— Нет, проблема вовсе не в моем возрасте, Красовская. А в твоем. Ты — маленькая, эмоционально нестабильная девчонка, которая не заслуживает того, чтобы за ней бегали мужчины моего статуса!

Загрузка...