Ты ей носил стихи,
Любовными залогами менялся;
Ты под окном ее, при лунном свете,
Ей томно пел про томную любовь
Ты выкрал сердце дочери моей,
Ты обратил дочернюю покорность
В строптивое упрямство.
("Сон в летнюю ночь", У. Шекспир)
— Маргарита, можешь ненадолго остаться после занятия? — Аделаида Степановна смотрела на меня спокойно, с каким-то даже ангельским терпением.
Зарубежная литература постоянно отъедала время от моих перемен. В первом семестре Вениамин Эдуардович развлекался, задерживая меня по прошествии пары, теперь вот преемница декана последовала его примеру.
— Конечно, — очень хотелось ответить, что не могу: моя чуйка на нехорошие новости за последние недели выросла буквально в разы. Но опыт, полученный за это же время, научил — от неприятностей не получится улизнуть, спрятав голову в песок. И хотя встреча напастей лицом к лицу не избавит от трудностей, такая тактика поможет не потерять самоуважения.
Несколько человек хихикнуло, выходя из аудитории, бонусом прилетела парочка злорадных взглядов — я успела настолько привыкнуть к подобному поведению, что почти не обращала на него внимания. Потому дождалась, когда все одногруппники покинут кабинет, и только затем подошла к преподавательнице.
Прежде чем заговорить, Аделаида подошла к двери и проверила, не прячется ли кто-то за ней с целью подслушивания. Мне стало еще более не по себе. Затем она зачем-то пригладила свои и так невообразимо ровные волосы и двинулась на меня.
— Не могу не отметить, что в последнее время ты сильно просела в учебе, Маргарита.
Я не ответила, лишь вопросительно подняла брови.
— Тебе стоит прикладывать больше усилий на академическом поприще в противовес театру и личной жизни, — продолжила стажерка, не дождавшись от меня более выраженной реакции.
Если совсем начистоту — я и раньше не выпрыгивала из штанов в академическом плане, просто тогда это мало кого волновало. И сейчас, несмотря на спектакль, травлю и бурный роман с деканом, я старалась не меньше.
Аделаида одернула строгий костюм, состоящий из пиджака и юбки-карандаша до коленей, и села за преподавательский стол, закинув ногу на ногу. Она будто хвасталась своими весьма стройными конечностями, обутыми в до блеска начищенные сапожки на каблуке.
— Летняя сессия уже на носу. Впереди ждет пятый курс и написание диплома, а ты вдруг решила нахватать троек…
— Мне так не кажется, — вырвалось у меня. Да, перебивать педагога — не очень-то вежливо, но я и так уже поняла, к чему она клонит.
И это не я вдруг «нахватала троек». Она сама мне их понаставила, притом весьма незаслуженно.
— Прости, что? — Аделаида удивилась такому ответу.
— Я все также предана учебе, как и раньше, Аделаида Степановна. Возможно вы не знаете, но весенний спектакль очень важное событие для нашего университета, и играть в нем — честь для любого студента. А насчет личной жизни… Что вы имеете в виду?
— Я про слухи, которые циркулируют по вузу. Раз уж ты сама заговорила про это… Хочу отметить, что ты уже не в том возрасте, чтобы привлекать к себе внимание столь вопиюще скандальным образом.
— «Привлекать к себе внимание?», — я сосчитала про себя до десяти. Меня начинал серьезно бесить этот диалог, бесить эта училка, ее манерность и вычурная идеальность, которым место в музее или, на худой конец, в выставочной галерее — но никак не в литературном институте. — Думаете, я сама их распустила?!
— Само собой, Красовская, — преподша поправила острый уголок воротничка от рубашки. — И это очень безответственно и… Невежливо по отношению к другим героям твоих выдумок.
— То есть, я все выдумала?
— Именно, — холеное лицо Аделаиды покраснело от с трудом сдерживаемого гнева. Может, она и считала слухи о моем романе с деканом всего лишь выдумками и фантазиями, но они явно задевали ее. А еще сильнее преподавательницу задевало внезапное охлаждение к ней Верстовского. Вкупе они создавали мощное, убийственное для самооценки комбо.
— И в свете последних новостей твой обман выглядит просто чудовищно, Красовская. Если ты действительно неравнодушна к… этому человеку, неужели ты готова разрушить его жизнь?
Несостоявшаяся девушка Вениамина стиснула в руке карандаш, транслируя крайнюю степень волнения. Я тоже вцепилась в лямки рюкзака, продолжая стоять перед ней, как дура. Меня начало потряхивать.
Обо всем, что касается чудовищей и разрушений, я сама спрошу у того самого «человека». А вот касательно остального… Значит, в чьих-то глазах я не жертва, а агрессор? Подлая интриганка с больной фантазией, сочиняющая сказки про всеми любимого заведующего кафедрой и рассказывающая их целому вузу? Весело, что и говорить.
— А вам не приходило в голову, что слухи могут быть правдой?! — ляпнула совсем не то, что следовало.
Преподавательница холодно и неохотно рассмеялась.
— Нет. Потому что я верю в благоразумие Вениамина Эдуардовича. Возможно, имел место некий… эпизод. Допустим, он выделял тебя среди других студентов или сказал что-то двусмысленное, из-за чего у кого-то вдруг разыгралось воображение… В любом случае, все это ложные надежды и самообман.
Она ненадолго замолчала, теребя бумаги.
— Даже если вы и правда переспали несколько раз, это совсем ничего не значит, понимаешь? Он самодостаточный зрелый мужчина, а ты — совсем юная и неопытная девушка. Что ты можешь дать ему, кроме секса и кратковременного развлечения? — Аделаида подняла на меня недоуменный взгляд, сама удивляясь тем вещам, которые произносит. Для нее все было более чем очевидно. — Он стареет, Маргарита. А когда мужчина стареет, то чувствует необходимость побаюкать свое уязвленное эго. Но кризис среднего возраста рано или поздно пройдет, и тогда он начнет искать себе более подходяшую спутницу. Ту, с кем есть о чем поговорить… и о чем помолчать.
* * *
Я вылетела из аудитории и понеслась по коридору в привычном направлении, вызванивая по пути Верстовского. Скорее всего, мне придется пропустить следующую пару, а, может, и не одну… Что ж, стараний моих все равно никто не видит, а учеба сегодня не задалась с самого утра.
Слова Аделаиды были всего лишь словами задетой отказом мужчины женщины, но они взбаламутили меня почище ссоры с Гардениной. Из глубины души, словно муть со дна озера, поднимался иррациональный страх быть отвергнутой и покинутой. Раньше я не боялась одиночества — просто не думала о нем — но после того, как от меня отвернулась лучшая подруга, захватив с собой большую часть наших общих знакомых, оно стало моей фобией.
Не то, чтобы я всерьез верила, что Вениамин собирается заменить меня на кого-то более мудрого, но… После того, что учудила Юлька, декан стал моей главной опорой в жизни, а помимо этого — единственной радостью и утешением в столь непростое время. Только благодаря нему я вообще находила в себе мужество каждый день преодолевать трудности — отряхивать с себя косые взгляды, игнорировать смешки-нападки и снова и снова посещать занятия.
Если он тоже исчезнет из моей жизни, я этого просто не переживу!
— Что случилось? — по тону моего истеричного звонка и моему виду, когда я предстала на пороге его кабинета, декан уже понял, что приключилась очередная неприятность. Он взял меня за руки и препроводил к себе, приготовившись успокаивать.
— Со мной беседовала Аделаида Степановна, — выпалила я.
— О. Сочувствую, — Вениамин нахмурился. — Кажется, она немного зла на меня. Не нужно было приглашать ее к нам на работу…
— Вовремя же ты одумался, Венечка! — не смогла удержаться от того, чтобы не поддеть его. — Знаешь, что она мне наговорила?
— Боюсь даже представить. Иди сюда, — он привлек меня к себе, заставил сесть к нему на колени. Мое сердце затрепыхалось в томительном волнении, стоило ему оказаться в непосредственной близости. Так мне было легче и одновременно сложнее делиться с ним переживаниями.
— В общем… она считает, что ты со мной только ради секса, — пришлось перебороть себя, чтобы сказать эту мысль вслух.
Верстовский запрокинул голову и громко фыркнул.
— Столько страдать ради того, чтобы получить всего лишь секс!.. — мужчина заметил, что я не разделяю его веселья и снова сделался серьезным. — Извини, продолжай дальше.
— И в скором времени ты заменишь меня на возрастную, статусную женщину! — рявкнула так зло, как будто он и правда собирался это сделать.
Декан округлил глаза.
— С какого перепуга?
— Потому что я еще слишком юна… И, наверно, чересчур красива.
— Что за чушь! Кому нужна возрастная, статусная женщина, когда рядом молодая красотка? — он обнял меня, положил мой подбородок себе на плечо. — Видно, бедняжка пребывает в высшей степени отчаяния. Тебя сильно задели ее слова?
— Я просто вне себя! — легонько куснула его за шею, вдыхая его запах. Он так приятно пах, даже когда не пользовался одеколоном, что в моем животе моментально зашевелился, щекоча внутренности, маленький пушистый котенок.
Верстовский-старший замер, наслаждаясь укусом-поцелуем. Его тело напряглось, а руки стиснули меня сильнее.
— Я и думать не думал ни о каких заменах, — проникновенно пообещал он. — Уж до конца жизни мне тебя хватит — там осталось не так много.
Романтичный настрой мигом слетел с меня.
— Не надо так говорить! Это ужасно! — я невероятно разозлилась, даже отстранилась от него и ударила его кулаком по груди несколько раз. А после чуть не заплакала. — Ты будешь жить еще долго-долго, ясно?!
Негодяй! Как он может с такой легкостью рассуждать о таких чудовищных вещах? Собрался оставить меня одну на этом бренном свете?! Мое сердце чуть не разорвалось от боли, когда я представила, что однажды мне придется похоронить Вениамина Эдуардовича.
— Слушаю и повинуюсь, — прошептал он, обмякая в своем кресле и отдавая себя во власть моего гнева. — Но только если с тобой. Иначе на «долго-долго» я не согласен.
Наши губы нашли друг друга, и следующие минут пять я была почти счастлива. Но не до конца. Мне пришлось оторваться от него и прояснить еще один тревожащий меня момент.
— Аделаида сказала еще кое-что… Будто я готова разрушить твою жизнь из-за своих фантазий. Что это значит?
— Она утрировала, — Верстовский недовольно покачал головой.
— Но все-таки?..
Он сохранял молчание некоторое время, смотря куда-то вдаль. Потом тяжело вздохнул.
— Скоро должен состоятся педсовет по поводу снятия меня с должности.
— КАК?! — я вынырнула из его объятий, в ужасе глядя на своего мужчину. Хорошо, что он держал меня на коленях, потому что иначе я могла бы просто свалиться на пол: небо и земля в очередной раз поменялись местами. — Это из-за слухов?
— Боюсь, что так.
— И если совет решить тебя наказать… — мой голос дрогнул. — Ты перестанешь быть деканом и останешься просто преподавателем?
— Скорее, меня просто уволят. Но! — он предвосхитил новый горестный возглас, готовый сорваться с моих губ. — Они смогут это сделать только в том случае, если будут доказательства нашего романа.
Мне хотелось зареветь в голос. Что ж за такой поганый сегодня день! Предчувствия не обманули: Верстовский и правда может оставить меня одну — если не на белом свете, то хотя бы в университете!
— Какой кошмар… — я поникла, вцепившись в рубашку декана и глядя на перламутровые пуговицы, не в силах поднять на него глаз. — Нам нужно быть осторожнее. Я не смогу учиться тут без тебя! Только не это!!!
— Я и сам не хочу оставлять тебя без присмотра, — грустно сказал Вениамин. — До педсовета еще есть время — он состоится только после спектакля. К тому же, в слухи верят далеко не все — Игорь Васильевич, например, на моей стороне. Пока что педсовет выглядит как вынужденная мера, которую инициировали радикально настроенные преподаватели
— Ладно, — мне все еще было очень страшно, но его спокойный тон и безразличный к таким серьезным новостям вид немного меня утешил. Я снова прильнула к нему, мечтая стать чуточку сильнее и смелее посредством наглейшего эксплуатирования его внимания и заботы.
Вдруг в дверь кабинета постучали.
— Вениамин Эдуардович, вы на месте? — раздался приглушенный мужской голос с той стороны.
Мы потрясенно уставились друг на друга.
— ЧЕРТ! Совсем из головы вылетело, что у меня назначена встреча с ректором на это время! И… — отец Ромки слегка побледнел. — Я забыл закрыть дверь!
— Нас не должны увидеть! — пискнула я, одновременно сползая на пол.
— Что ты делаешь?.. — декан в шоке посмотрел на меня сверху-вниз.
— Прячусь! Пускай заходит!
Игорь Васильевич не стал дожидаться приглашения Верстовского и, судя по звуку, слегка приоткрыл дверь.
— Вениамин Эдуардович, к вам можно?
— Д-да, — голос любимого мужчины отразил всю степень его волнения.
Но главным было то, что я успела-таки скрыться с глаз вошедшего и теперь сидела под столом декана. Практически прямо у него между ног.