Дрянной декан (СИ)

28. Мой дрянной мальчишка

Заутра Валентинов день,

И с утренним лучом

Я Валентиною твоей

Жду под твоим окном.

Он встал на зов, был вмиг готов,

Затворы с двери снял;

Впускал к себе он деву в дом,

Не деву отпускал.

(песня Офелии, "Гамлет", У. Шекспир)

Я не стала стучать, просто ввалилась в спальню декана без разрешения — благо, дверь была не заперта. Что-то более поразительное, чем то, что мне пришлось увидеть в туалете, я там вряд ли застану… хотя и здесь не обошлось без сюрпризов.

Верхний свет был притушен, горела лишь пара светильников, вделанных в стену. Верстовский стоял и смотрел в окно. Так и думала, что он еще не спит — после такой эмоциональной встряски сразу не уснешь — но никак не ожидала, что он будет голым…

Ну ладно, не совсем голым, а только наполовину: декан снял рубашку, которая теперь небрежно валялась на кровати, и созерцал свой заросший сад (или свое отражение в стекле). Он обернулся, услышав позади посторонний звук. В руке у него был бокал, таинственно поблескивающий золотым содержимым.

— Марго?.. — брови преподавателя взлетели до небес, а голос дрогнул, но он быстро взял себя в руки и принял строгий вид. — Это моя спальня, а не Романа.

Я ничего не ответила, просто молча провернула ручку замка, запирая дверь, и обессиленно прислонилась к ней спиной.

— Или вы пришли, чтобы убить меня… бутылкой из-под шампанского? — декан отпил из бокала и криво усмехнулся. Его темная челка, которой предписывалось лежать, красиво уложенной назад, растрепалась и упала ему на глаза, придавая мужчине какой-то разбитной, хулиганский вид.

Надеюсь, он не успел сильно напиться. Не знаю, что у него там, виски или коньяк, но уж точно не "Буратино". А с нетрезвым Вениамином Эдуардовичем мне еще не приходилось встречаться, и бог его знает, как он отреагирует на мою сумасбродную выходку… На ВСЕ мои выходки за сегодняшний вечер.

— Так чего вам надо? — повторил он. — Будете пытать меня ледяным молчанием?

Все также молча я подошла к окну и задернула шторы, передвинув сначала одну тяжелую портьеру из жаккарда, потом другую. Для этого пришлось приблизиться к отцу Ромки. Мне было страшно, ОЧЕНЬ страшно, но раз уж решила идти до конца, нужно действовать… Мои колени подрагивали, а внутри все тряслось, скручивалось, переворачивалось. Я не могла поднять глаз от стыда, и вообще смотрела куда угодно, кроме Верстовского.

Декан и сам не захотел стоять со мною рядом — стоило мне приблизиться, и он отошел от окна подальше. А после и вовсе присел на кровать, уже не скрывая оторопи при виде моих действий.

Покончив со шторами, я медленно обернулась и подошла к нему. Поставила одну из ног на матрас рядом с ним и перевернула бутылку горлышком вниз над своей коленкой. Каблук наполовину погрузился в мягкую постель, по обнаженной голени заструилось шампанское, пятная синее атласное покрывало и заливаясь мне в туфлю.

— Хорошо, я согласна. Целуйте!

Верстовский сглотнул, неотрывно глядя на бесстыдно выставленную ляжку.

— И как это понимать? — через несколько долгих, превратившихся в вечность, секунд спросил он.

Мои щеки медленно покрывала краска. Шампанское закончилось, на полу образовалась целая лужа, а декан даже и не думал валяться у моих ног. То есть, конечно, думал — по глазам его видела — но сдерживался изо всех сил.

Неужели, не дожала?.. Изначально я планировала сделать это немного иначе — поставить туфлю не на кровать, а прямо ему на колено, но в последний момент как-то застеснялась.

— Я же сказала, что согласна стать вашей любовницей, — дрожащим голосом пояснила я. Говорить было чудовищно сложно, да что говорить — даже дышалось, и то с трудом.

По лицу декана можно было читать, как по книге. Возбуждение, удивление, радость, смущение. Недоверие. Злость. И тем не менее, он молчал, а мое ожидание становилось все более унизительным. Неужели меня ожидает второй факап за вечер? Я еле держалась на ногах (если быть точной, то даже на одной ноге), меня начинало колошматить из стороны в сторону — от опьянения, гнева и разочарования. Когда я уже думала, что сейчас свалюсь — желательно, сразу в обморок — Верстовский резко встал и обошел меня сзади.

— Я, конечно, безумно рад и все такое, но полностью ли вы отдаете себе отчет, Красовская? — глухим голосом спросил он, обнимая меня левой рукой за плечи, прижимая к своей груди, а другой выхватывая пустую бутылку из моих разом ослабевших пальцев. — Пути назад не будет, и у вас не получится отфутболить меня прямо посреди… процесса. Я пойду до конца.

Отдавала ли я отчет, была ли уверена на все сто… Нет, конечно же, нет. Отдаться ему сейчас — все равно, что добровольно прыгнуть в пропасть, которая разделяет наши жизни. Прыгнуть и надеяться, что дно окажется не таким уж и глубоким, или в процесс падения вдруг вмешаются сверхъестественные силы.

Но я была пьяна, зла и одинока. У меня только что второй раз закончились одни и те же отношения. А моя лучшая подруга весь вечер прообщалась с другими людьми и вообще грезила о том, как соблазнить единственного человека, которому я была дорога — пусть и только в физическом плане.

— Отдаю, — выдавила я сквозь зубы.

— И что же послужило причиной такой перемены, Марго? — мужчина уткнулся лицом мне в волосы и вдохнул их запах. — Неужели этот мелкий… недоносок, чьей фамилии я, к его счастью, не знаю… Разбудил в вас такой неукротимый телесный голод, что вы пришли утолять его ко мне?

— Причина — сочувствие и любовь к ближнему, — я наконец встала на обе ноги. И потерлась спиной о его грудь, чувствуя, как она полыхает огнем и вздымается от тяжелого, будто после бега, дыхания. — Не могу больше видеть ваши страдания, Вениамин Эдуардович. Считайте, что добились своего.

— Нет, — он так резко отстранился, что я снова зашаталась. Верстовский отошел и поставил бутылку на тумбочку.

— Нет? — переспросила я, скидывая туфли. Мне ужасно надоело балансировать на каблуках. — Почему же?

— Вы пьяны.

— Это не ваше дело.

— И ужасно невоспитанны. Как вы разговариваете с декан собственного вуза?

— Накажите меня, — хихикнула я, хотя мне было вовсе не смешно. Внутри поднимался нешуточный гнев.

— Клянусь, Красовская, вы доиграетесь, и получите-таки хорошую порку за то, что постоянно издеваетесь над моим чувствами, — декан грозно свел брови.

— Так что же мешает?.. — я покрутила прядь волос, прекрасно зная, что на мужчин этот жест действует, как красная тряпка на быка в плане секса.

— В другой раз, — Верстовский проигнорировал мое явное заигрывание, ибо был уже у выхода. — А сейчас вы ляжете спать. Где пожелаете.

Я поздно сообразила, что он собирается выпроводить меня вон из комнаты, ну или уйти сам, что тоже было нежелательно. Подскочила к двери и взялась за ручку, накрыв его ладонь своей.

— Это все из-за нее, да?.. — дрогнувшим голосом спросила я, глядя на него снизу вверх с яростью и отчаянием.

— Что?..

— Из-за вашей жены? Не хотите трахать меня там, где спали вместе с ней?

Лицо Верстовского окаменело, а взгляд полоснул наотмашь, словно разящий клинок. Я поняла, что вывела его. Довела до белого каления. Еще немного, и он перестанет себя контролировать, вот только что именно декан сделает в тот момент, когда инстинкты возьмут главенство над разумом — заласкает меня или убьет — было пока неизвестно. Как и то, что же именно возымело действие: моя грубость или то, что попала прямо в яблочко?..

— Вы бредите, — наконец произнес он. Но выходить из комнаты раздумал.

— Именно поэтому вы не можете оставить меня в покое? Потому что я похожа на нее? — показала рукой на портрет женщины, которая продолжала искоса наблюдать за нами, в какой части комнаты мы бы не находились.

Декан прикрыл глаза и покачал головой, будто не веря в происходящее.

— С чего вы решили, что похожи на мою жену?!

— Это очевидно. Я блондинка, как и она.

— Из-за цвета волос?! — он схватил меня за плечи и встряхнул. — Вы совершенно непохожи с ней! Она была взрослая, спокойная, адекватная, и никогда не позволяла себе даже части того, что вытворяете вы, Марго!

Я поразмыслила над его словами. По всему выходило, первая жена Верстовского превосходила меня по многим параметрам. Тем, наверное, грустнее ему осознавать свою необъяснимую тягу ко мне, молодой, буйной и неадекватной.

— Она тоже была филологом? — решила уточнить еще один момент.

— Нет. Елена работала в строительной фирме.

Почему-то меня это окончательно успокоило. Я придвинулась ближе и потянулась к нему всем телом, всем существом своим — несмотря на чересчур эмоциональный разговор, вспомнила наш первый и пока что единственный поцелуй. Когда мне было так хорошо, что все сложности и препятствия начинали казаться незначительными перед лицом бешеного влечения.

Декан что-то тихо прорычал сквозь зубы, но в следующее мгновение поддался искушению и наклонился к моему лицу. Жаркое дыхание опалило мой лоб, нос, ямочку над верхней губой… И вот мой рот оказался в плену самого пылкого и долгожданного момента…

А потом я воспарила к небесам. Босые ноги оторвались от пола, но у меня была новая точка опоры — обнаженная грудь Верстовского: теплая, широкая и надежная. Мужчина приподнял меня в воздух и, продолжая целовать, донес до кровати. Сел на постель и поставил перед собой, осторожно, бережно, будто дорогую и хрупкую вазу. Рассматривая восторженно, словно я была восьмым чудом света.

У меня все еще подрагивали колени, но теперь уже не от злости, а от волнения, приправленного сладостным предвкушением. Отец Ромки запустил обе руки мне в волосы, прижался лицом к моей шее, будто хотел впечатать меня в себя, сделать частью своего тела. Его ладони опустились ниже, скользнули по частично голой спине, повторили очертания талии и бедер, явно наслаждаясь гладкостью блестящих пайеток на моем платье, скользкими лишь до того момента, пока не погладишь их "против шерсти"…

Потом декан вдруг крепко ухватил меня за попу и посадил к себе на колени. Нашептывая всякие нежности, приблизил губы к моему уху, повторил языком форму раковины и проник внутрь нее. Я дернулась и охнула, чувствуя как внизу живота скручивается тугой жаркий узел, а в трусиках становится мокро.

— Значит, вас смущает то, что я молода и легкомысленна? — сказала, чтобы немного отвлечься от предстоящего события, масштаб которого затмевал все совершенные мной прежде глупости.

— Смущает и притягивает, — честно ответил он, с неохотой отрываясь от ласк. — Из-за этого я не всегда знаю, с какой стороны к вам подойти.

— Любая из сторон окажется неверной, — вздохнула я. — Мы будто из разных временных эпох… Вы не сможете тусить и отрываться на молодежных вечеринках — сегодняшняя попытка было не очень убедительной, честно — а я… Я не захочу ходить на оперы или концерты Шопена.

Последнюю фразу я проговорила противным манерным голосом, имитируя стиль речи высокоинтеллектуальной училки из Ярославля — по моим представлениям она должна была звучать именно так, с томным придыханием и выговаривая фамилию музыканта навроде "Шёпэна", а не "Шопена".

Руки Верстовского остановились, перестав гладить мои ноги и спину, и я осознала, что сдуру проговорилась.

— Вы читали мою переписку, Красовская? — зыркнул на меня декан. Его взгляд, мутный от желания, с каждой секундой становился все более недовольным.

— Немного, — я невинно улыбнулась и попыталась состроить самую святую рожицу, на какую только была способна.

— Нет, это уже ни в какие ворота! — проговорил он и скинул меня на кровать. — Ты очень, очень плохая девочка, Марго! Родители не учили тебя, что лазить в чужих телефонах — плохо?!

Он перевернул меня на живот и, оказавшись рядом на коленях, шлепнул по заднице — больше шутливо, чем больно. Тем не менее, я не ожидала такого резкого изменения вектора наших взаимодействий и пискнула. Должно быть, мой вскрик получился слишком чувственным и возбуждающим, потому что Верстовский не остановился, а, сам глухо застонав, прижал мою поясницу к кровати и добавил еще один шлепок. После чего задрал мою короткую юбку аж до поясницы и… замер.

Я и сама оцепенела, мигом вспомнив, что сегодня зачем-то решила щегольнуть своим самым смешным и "детским" бельем. Перевернулась набок и попыталась натянуть юбку обратно, чтобы спрятать закрытые хлопковые трусики с улыбающимися кошачьими мордашками, но декан не позволил мне этого сделать. Завороженно глядя на кажущийся нелепым в таком ситуации принт, он наклонился и прижался ртом к моей заднице. Оставляя долгий мокрый поцелуй в том месте, где тугая резинка трусов чуть сдвинулась в сторону, приоткрывая розовый след на упругой белой ягодице.

Он сделал это так благоговейно, что я чуть не умерла от разрыва сердца, заходясь судорожными вдохами и рвущимися наружу полустрастными-полуистеричными всхлипами. Потом Верстовский вернул меня в положение лежа на спине и поцеловал мою ногу у пальчиков с внутренней стороны ступни. И мужественно промолчал, когда я от щекотки дернулась и заехала конечностью ему по лицу. Но после задрал мое платье еще выше и поцеловал в напряженный от паники живот.

— Моя несносная девчонка… — выдохнул он.

— А ты — моя дрянной мальчишка… — пробормотала я, распаляя его еще больше и закрывая глаза.