Моя любовь сменила цвет, угас чудесный яркий день
Мою любовь ночная укрывает тень.
Веселых красок болтовня, игра волшебного огня
Моя любовь уже не радует меня.
(К. Никольский)
— А в чем де… — Гарденина увидела возвращающегося Верстовского и будто наткнулась на невидимую стену. Оставшееся расстояние подруга буквально проползла, двигаясь медленно и на полусогнутых.
— Вениамин Эдуардович? — пробормотала она уже не так уверенно.
— Гарденина. — Декан внимательно посмотрел на ее почти до бедер обнаженные бедра и уважительно хмыкнул. — Отличница наша.
Бедная Юлька совсем смутилась. Она громко икнула, не сводя с декана испуганно-зачарованного взгляда, и заблеяла какие-то оправдания, одновременно пытаясь прикрыть ноги.
— Развлекайтесь, девушки. Не буду вас отвлекать, — декан слегка поклонился нам и собрался уходить. — Кстати, мы скоро начнем проходить “Гамлета”, можете начинать готовиться к теме уже сейчас. Смотрите экранизации и постановки, как можно больше и разных, хорошо?
— Конечно, Вениамин Эдуардович. — ответила я. — Всего хорошего!
Юля промолчала, завороженно глядя вслед уходящему Дракуле. Выглядела она так, будто нюхательная соль скорее понадобится ей, а не мне.
— Ну что, пошли готовиться к “Гамлету”? — я пихнула в бок застывшую подругу. Та никак не могла оправиться от потрясения, нанесенного суровым обликом декана по чувствительной девичьей натуре. — Юля, очнись! Зачем ты меня искала?
— А? — девушка помотала головой, сбрасывая оцепенение. — О, вспомнила! Надеюсь, ты сегодня в красивых трусах, Красовская?
— Что, если нет? — я с подозрением уставилась на нее. — Намечается конкурс труселей?
— Тогда придется ехать и переодеваться… Нас пригласила к себе Маринка Федорова. У нее сегодня афтепати по случаю Хэллоуина.
— И?..
— Романа тоже возьмем, — подмигнула Гарденина. — Сечешь?
* * *
— К Федоровой? — тяжело дыша, переспросил юный Верстовский после окончания выступления. — А что, поехали. У нее всегда весело. Потусим?
Он подмигнул мне, и мое сердце пропустило удар. Парни собирали инструменты и демонтировали сцену. Уже не только Ромка, но и остальные участники группы разделись до пояса и красовались блестящими от пота торсами разной степени подтянутости.
— Потусим, — заговорщицки улыбнулась я.
— Ясь, поедешь с нами? — сын декана обернулся к вокалистке. Та сидела на краешке сцены с отсутствующим видом.
— Куда, зачем? — она подняла на него голубые, ничего не понимающие глаза.
Вот именно! Куда и зачем ей ехать вместе с нами?! Моя радость мигом померкла.
— К одной нашей знакомой с четвертого курса. Она всегда отпадные вечеринки собирает.
— Не знаю, можно, — без особого энтузиазма отозвалась брюнетка. — Сейчас, только маме напишу.
— А как твое полное имя, кстати? — спросила Юля, глядя на солистку с плохо скрываемой враждебностью.
— Ярослава.
Я молча взмолилась, чтобы у нашей новой знакомой Ярославы оказались строгие родители пуританских взглядов, и ей не разрешили на ночь глядя ехать тусить со старшекурсниками. Но с той стороны проблем не возникло. А вот мне еще предстоял серьезный разговор со своими предками. Одной смс тут точно не отделаешься…
Скрестив пальцы, я отошла в сторону и набрала номер папы. Надеюсь, он будет более лоялен, чем мама, и не станет кричать про необходимость предохраняться во время близости.
— Ну как? — шепотом спросила меня Гарденина, когда я вернулась.
— Отпустили, но только до двенадцати.
— Ничего, до двенадцати еще целых… Четыре часа. Если поторопитесь, можете успеть сделать все задуманное.
Зал постепенно пустел. Народ расходился, сбиваясь в группки и стекаясь ручейками в сторону выхода. На полу остались ошметки юбок, крыльев, обломанные рога, сандалии, очевидно, потерянные кем-то из числа греческой диаспоры.
Волонтеры с грустным видом принялись за уборку.
— Как они согласились на это? — я показала на бедных студентов, которые место того, чтобы танцевать и веселиться, весь вечер следили за порядком и организацией.
— Сами вызвались, — пожала плечами Юля. — В конце семестра смогут получить зачет по выбранному предмету автоматом.
— Дай угадаю… Большинство выбирает предмет Эдуардовича?
Подруга рассмеялась. Она уже окончательно пришла в себя после едкого замечания Верстовского, лишь во взгляде ее сохранилась легкая мечтательность. Я тоже почти полностью протрезвела — дурман шампанского выветрился так же быстро, как и затуманил голову. Осталось лишь недоумение.
Это что вообще сейчас было? Между мной и Ромкиным отцом?..
— О чем вы говорили, кстати? — поинтересовалась подруга. — Он тебя запугивал?
Я попыталась дать определение тому, что же делал со мной отец Ромки, но нужного слова так и не нашлось.
— В общем и целом, да. И еще пытался вменить мне в обязанность присматривать за Романом, чтобы он не… не пошел по дурной дорожке.
— Чего? — Теперь уже Юлька посмотрела на меня, как на умалишенную.
— Я и сама толком не поняла, — тяжело вздохнула и села на край сцены, противоположный тому, где сидела Яся. — Видимо, он не должен раздолбайничать еще больше, иначе получится, что это я на него плохо влияю…
Гарденина скорчила удивленную гримаску. Пожевала прядь волос, беззвучно шевеля губами, потом выплюнула ее и покачала головой.
— Звучит ужасно. Считаю, твои шансы близки к нулю. Случись чего, и у декана появится еще один повод тебя ненавидеть.
Мне стало пронзительно грустно от ее слов. Я устала от ненависти декана. Замучилась каждый день ожидать новых неприятностей. Мне бы и правда хотелось, чтобы мы научились выносить друг друга… Нет, ожидать, что он станет с радостью встречать меня у алтаря на месте отца жениха, глупо, конечно. Но если не будет ставить подножки по пути — уже что-то.
— Ром! Ты отпросишься у декана? — спросила я, чувствуя неловкость. — Наверно, он будет волноваться, если ты запропастишься на полночи?
— Милая, ну мне же не десять лет, — рассмеялся Ромка, вытирая лицо футболкой. — Он давно к этому привык.
Юля кинула на меня предупреждающий взгляд, в котором читалась фраза "Ну я же говорила". М-да, дело дрянь. Видимо, мне самой придется звонить декану и отпрашивать Ромку на вечеринку… Это ведь я несу ответственность за его моральный облик, правильно?
Парни почти собрали оборудование, и мы с Юлькой пошли переодеваться. Туалеты к тому времени опустели: люди разошлись, зато вещей осталось видимо-невидимо. Уборщицы в понедельник утром найдут много всего интересного.
Я все еще ломала голову над задачей, которую поставил передо мной декан, но решение, к счастью, нашлось само. Мы с Юлькой и участниками рок-группы выходили из университета шумной толпой, предвкушая продолжение Осеннего бала — неформальное, и оттого еще более захватывающее. В руках у музыкантов откуда ни возьмись появились две бутылки пива, которые они передавали друг другу, совершенно пренебрегая гигиеническими нормами. Ярослава напевала себе под нос гимн молодой разбитной молодежи. Мы с Гардениной вспоминали самые комичные костюмы с сегодняшнего вечера и хохотали.
В холле нам неожиданно повстречался Верстовский. Но неожиданно ли?.. Меня начинали мучить подозрения, что отец Романа нас попросту преследует, выслеживая каждый шаг дорогого сыночка и потом выскакивая в самый неподходящий момент, словно черт из табакерки. Или это судьба-злодейка сталкивает нас снова и снова? Декан уже разоблачился в простого смертного. Снял клыки, перчатки и сменил готический плащ рокового мужчины на классическое пальто. А вампирские шмотки, скорее всего, перекочевали в минималистичный рюкзак за спиной. Хм, декан носит вещи в рюкзаке? Вот уже точно неожиданно. Воображение приписывало ему таскать учебники и научные труды в… дипломате.
— Рома? — Вениамин Эдуардович не смог оставить наше эффектное появление в холле без внимания. Он наставил на сына зонтик-трость, словно указку. — Ты едешь домой?
Яся заткнулась, оборвав пение на трагичной и высокой ноте. Мы с Юлей перестали смеяться, спешно натянув скорбно-задумчивые мины, а парни стыдливо попрятали початые бутылки за спину. Оставалось только радоваться, что на этот раз с алкоголем застукали не меня.
— Пап, привет! Мы решили заехать к Федоровой на вечеринку, так что я задержусь.
— Федорова в шаге от отчисления. Куда ей закатывать вечеринки? — декан обвел нашу компанию порицающим взглядом. Ручка зонтика тихо хрустнула в его руке. Само собой, он не пришел в восторг от такого заявления. И Ромка тоже хорош: ладно бы, попросил, так нет — вывалил голый факт и принимай его, родитель, как считаешь нужным.
— Не волнуйся, па, все будет хорошо. Девчонки за мной присмотрят. Так? — юный Верстовский, обаятельно улыбаясь, стиснул нас с Юлей в дружеских объятиях.
Мы с Гардениной усиленно закивали. Хитро же он перевел стрелки!
— Я на это надеюсь, — декан посмотрел на меня. После отвернулся и вышел из здания, крутанув массивную деревянную дверь.
— Фух, пронесло, — Ромка расхохотался и чмокнул нас с подругой поочередно в щеки. — Разрешение на пьянку официально получено!
Я не улыбнулась. Меня придавило ответственностью и прощальным взглядом декана.
Пока мы веселились на балу, в Москве наступила самая настоящая осень. Бабье лето сдуло холодом — сильные порывы ветра, несущие дыхание зимы и мелкую морось, унесли остатки тепла, которыми с нами так щедро делился октябрь. Последний месяц осени устанавливал новые законы жестко и решительно, словно показывая — поблажек от меня ждать не стоит. В права вступал ноябрь.
Мы вывалили из проходной и успели заметить, как Эдуардович садится в красивый блестящий автомобиль, такой же черный и непроглядный, как и его душа.
— А откуда у твоего отца такая классная машина, Ром? Мне всегда казалось, что преподаватели — люди бедные, — сказала Яся, натягивая на голову белую шапочку.
— Особенно, преподаватели литературного, — хмыкнула Юлька.
Подруга вообще любила шутить на тему голодных писателей, которые живут и пишут на чистом энтузиазме. Говорила, нам уже пора начинать сушить сухари на будущее — пока что нас кормят родители, но вот отзвучит последний звонок последнего курса, и здравствуй, взрослая самостоятельная жизнь… Я же либо оптимистка, либо просто-напросто дура — надеюсь, что хоть на бутерброд с маслом своим литературным трудом заработать смогу.
— Не знаю. Она просто есть, и все. Я не лезу к нему в карман. — Рома пожал плечами и повыше поднял воротник черной стеганой куртки, глядя прямо перед собой. Его левая ладонь, которой он держал меня, слегка напряглась. Может, поэтому, а может из-за туманности фразы мне показалось, что он чего-то недоговаривает.
— Подожди. — Я остановилась, как вкопанная. До меня только сейчас начало доходить то, о чем они говорят. — Ром, у вас есть машина? Но ты же все время ездишь на электричке…
Девчонки тоже остановились и посмотрели на нас. При этом на Романа они посмотрели удивленно, а на меня — будто бы с жалостью. Да я и сама ощутила себя невероятно жалкой в этот момент.
— Потому что машина не моя, а папина.
— Да какая разница. Вы вместе живете, проводите будни в одном и том же универе… Просто ездил бы с ним! — воскликнула я. Промозглый ветер проникал через расстегнутую куртку и лапал меня ледяными ручищами, от которых по телу разбегались волны холода, но мне было все равно.
— Это вовсе не "просто", Марго, — Рома тоже повысил голос и выдернул свою руку из моей. — Не говори того, о чем не имеешь понятия.
Он догнал ушедших вперед парней, а мне стало больно, холодно и мерзко. Я застегнула куртку и накинула капюшон, намотала поверх шарф в три оборота. Юля ободряюще взяла меня за руку, но это особо не помогло. Яся молчала и старалась не смотреть в мою сторону, но было очевидно, что она думает о том же самом, о чем и мы с Гардениной. Я — девушка Ромки, с которой тот не считает необходимым быть откровенным. Придумала себе вселенскую любовь, хотя не знаю о нем практически ничего…
Нужно было сдержаться и прояснить этот момент наедине, а не при свидетелях — к тому же, таких потенциально опасных, как новая солистка — но я просто не смогла сдержаться. Он столько раз опаздывал на занятия или не появлялся вовсе, списывая это на неудобное расписание электричек, хотя мог бы приезжать стабильно вовремя…
А я перлась в универ даже тогда, когда огребала от декана по полной! Потому что в универе был шанс увидеть Ромку…
Вот и случилась наша первая ссора. Всю дорогу до дома Федоровой мы с Верстовским старательно избегали друг друга. В метро встали поодаль: я с Гардениной, он все также с друзьям. Чуть позже к ним присоединилась Яся. Они что-то бурно обсуждали, а потом начали вместе петь. Ромка смеялся, он совсем не выглядел обиженным или расстроенным. И смотрел на вокалистку с задорным восторгом… Он и на меня так смотрел частенько, и мне почему-то казалось, что этот взгляд был… индивидуальным, что ли? Именно моим. Что это я вызываю в нем огонь и восторг.
А оказалось, это был обычный взгляд веселого Ромы. Он мог смотреть ТАК на кого угодно, лишь бы настроение было подходящим.
— Вы обязательно помиритесь, — ни с того ни с сего брякнула Юлька. — Даже не вздумай ехать домой!
— Еще чего! Вечер только начинается, какой домой? — с чувством заявила я. Хотя на самом деле во рту разлилась горечь.