Так проживу и я и так погибну,
Не подчинив своей девичьей воли
Тому, под чьим насильственным ярмом
Моя душа склониться не согласна.
(“Сон в летнюю ночь”, У. Шекспир)
Конечно, я простила.
Он долго прибирался после моего ухода, потом ему стало стыдно, оттого что у нас все так глупо сложилось, потом он просто переживал и стеснялся написать. Ромка выглядел почти несчастным и с опаской поглядывал на отца, пока тот не покинул аудиторию. Неужели ему правда так крепко влетело?.. Спрашивать было неловко.
Мы целовались на каждой перемене, а на парах сидели, держась за руку и щупая колени друг друга (Юля ради такого события согласилась отсесть). К концу занятий я окончательно оттаяла и вспомнила, за что так безоглядно влюбилась в Рому.
— Может, сходим в кино? — мечтательно промурлыкала я ему в ухо, стоя на крыльце Ливера. Интересных премьер не наблюдалось, но в таких походах главное ведь не сам фильм, а большой затемненный зал, интимная обстановка, возможность побыть рядом с дорогим тебе человеком…
— Эх, я бы так хотел, Рит! — Рома зарылся лицом в мои волосы. — Но мы сегодня с группой репетируем… И так несколько дней пропустили из-за… всего этого.
Из-за меня, ага.
— А поехали ко мне? — Юля увидела, как я изменилось в лице. — Нам как раз нужно готовиться к следующей “зарубежке". Твой отец, Ром, не даст нам пинать балду, как мы делали последние два семестра.
— А поехали! — я старательно показывала, что не задета Ромкиным отказом. — С чего он вообще решил заменять Моля? Других преподов не нашлось, что ли?
Парень почесал в затылке и надел наушники. Шапки он не носил, хотя дни, особенно по утрам и вечерам, стояли прохладные.
— Наверно, хочет приглядывать за мной теперь и на занятиях. Считает, я мало внимания уделяю учебе…
— Интересно, с чего вдруг? — деланно удивилась я, наматывая шарф и запахивая куртку. Робкое осеннее солнце подмигнуло в последний раз и скрылось за облачком. Сразу стало зябко и неуютно. — Ладно, Юлек, пошли.
Мы наскоро попрощались с Романом и направились к проходной. По пути нам попалось несколько знакомых Гардениной с других потоков, она улыбалась им и здоровалась. Я следовала ее примеру, но улыбка получалась натянутой, а кивки — скованными: я мало с кем успела познакомиться помимо одногруппников, да и настроение оставляло желать лучшего. Интересно, я вспомню когда-нибудь, что такое безмятежное счастье?..
— Если поспешим, успеем домой к обеду. А если нет, мама все равно приготовит нам что-нибудь вкусненькое, — Юля взяла меня под руку, и мы, покинув живописную территорию Ливера, вышли на улицу. После расслабленной обстановки литературного, тут царил бедлам: машины на дороге образовали пробку, пешеходы спешили так, что норовили сбить тебя с ног, краснели и зеленели светофоры — в общем, типичный мегаполис жил своей типичной будничной жизнью.
На удачу, подруга жила достаточно близко. В метро спускаться необязательно, можно с полчаса покемарить в автобусе, проезжая мимо парков, шумных развязок и Москвы-реки, и оказаться у ее дома. Я могла бы жить там же, если бы родители не сменили квартиру на более просторную и в другом районе. Собственно, так мы с Гардениной и начали дружить — случилось это в стародавние времена, когда мы с ней были практически соседками и гуляли в одном дворе. Основа была заложена такая крепкая, что ни дальнейший переезд, ни учеба в Англии не смогли помешать детской дружбе. И вот я вернулась и подала документы в Юлин университет, и даже попала с ней в одну группу. Пожалуй, больше всего на “чужбине” мне не хватало именно ее.
Мы пошли по направлению к остановке, мимо высокой кованной ограды из чугуна, отделяющей мир высокой материи, лингвистики и поэзии от простых смертных. В Великобритании тоже очень любили такие оградки. Только там они круглый год стояли зеленые от мха. Я все чаще ловила себя на мысли, что начинаю тосковать по Лондону: по махровым ступенькам, деревянным лавочкам, вычурным калиткам. По пропитавшему все и вся духу старины… Но я выбрала возвратиться домой. Присутствие близких по духу и крови людей на данный момент оказалось важнее, чем вдохновляющий бэкграунд.
— Риточка, здравствуй! — Юлина мама искренне обрадовалась мне и обняла почти по — отечески.
— Здравствуйте, Эльвира Михайловна! — я обожала бывать у подруги в гостях. С родителями друзей детства всегда устанавливаются особые отношения. Они порой любят тебя также сильно, как родное чадо, и в придачу выставляют меньше требований.
— Устали, крошки мои? Вас покормить? — с кухни доносились аппетитные запахи. Я сняла сапоги, повесила куртку на крючок в прихожей и на мгновение почувствовала себя девчонкой со сбитыми коленками, только-только вернувшейся с прогулки — чумазой, голодной, но ужасно довольной.
— Будем очень признательны, — улыбнулась я.
— Только чур не слишком калорийно! — добавила Юлька.
Через пятнадцать минут нас ожидал роскошный обед из первого, второго и третьего блюд. Роскошный, потому что плотный: Эльвира Михайловна готовила простую, питательную и здоровую пищу без изысков и модных прибамбасов. Но именно за это я и любила ее стряпню — она напоминала о детстве.
— Мама, ну я же просила, — простонала подруга с набитым ртом, отодвигаясь от стола и кладя руку на округлившийся животик. — Я так никогда не похудею!
— Что за глупости, — возмутилась Эльвира Михайловна. — Зачем худеть? У тебя отличная фигура!
— Отличная, но не идеальная, — проворчала Юля. — А вот некоторые умеют есть, и не толстеть, да, Рит?
— Это точно не про меня! — возразила я и на всякий случай продемонстрировала верхнюю пуговку джинсов, которую пришлось расстегнуть от создавшегося напряжения. — Просто у нас в семье еда не возведена в разряд культа. А жаль! Если бы моя маман так готовила, я бы тоже…
— Была с отличной фигурой? — передразнила Гарденина. — Это вряд ли. Твоя маман выглядит, как фотомодель в свои сорок пять. Наследственность дело такое…
Пока Эльвира Михайловна, олицетворяющая худший в плане фигур пример наследственности, отвернулась к плите, я скатала шарик из салфетки и запустила им в подружку, дабы не зарывалась. С фигурой у нее все в порядке — она в целом стройная, но с аппетитными нижними формами. Из-за несоответствия миниатюрности в вертикальной плоскости и пышности в горизонтальной, могло возникнуть впечатление лишнего веса. Я не видела в этом проблемы, да и мужчины считают круглые бедра весьма привлекательными. Она бы в этом убедилась, если б не распугивала всех парней в радиусе километра своей надменностью.
— Зачем тебе быть, как фотомодель? — Юлькина мама вернулась за стол с двумя чашками, потом взяла еще одну для себя. — У них у всех больные желудки. А вот здоровый широкий таз необходим для зачатия и рождения ребенка… Хотя тебя это не интересует, да?
— Ой, только не начинай… — подруга закатила глаза и попыталась спрятаться за кружкой чая. Похоже, Эльвира Михайловна затронула какую-то больную, часто поднимающуюся в семье, тему.
— А что такого? В твоем возрасте пора начинать думать о продолжении рода. Встречаться с мальчиками. Хотя бы ими интересоваться…
— Я сконцентрирована на учебе, мама, — отчеканила Юля. — Пока другие только и думают о размножении, я стараюсь обеспечить себе достойное будущее. Когда голова забита отношениями, в этом нет ничего хорошего, поверь мне… Ой!
Она осеклась и разлила чай, потому что я легонько пихнула ее под столом, боясь, что она сболтнет лишнее про нас с Ромкой. Почти сразу у меня завибрировал телефон, на экране высветилась фотка, где мы обнимаемся в одном из коридоров Ливера.
— О, а это твой молодой человек, Рит? — Гарденина старшая увидела заставку и обратила ко мне сияющее лицо.
— Ага, — после Юлькиной антирекламы отношений было немного стыдно признаваться в наличии парня.
— Как здорово! — восхитилась Эльвира Михайловна. — И где вы с ним познакомились?
— Да мы в одной группе учимся…
— Замечательно. Вот и я говорю, что можно и учиться, и о личной жизни думать, одно другому не мешает, — женщина аккуратно разгладила конфетный фантик, сунула в рот карамельку и сделала глоток чая. — А Юлек меня убеждала, что у вас в литературном мальчиков почти нет, а те, что есть, нетрадиционной ориентации.
Тут уж в меня прилетел предостерегающий пинок под столом, я подавила смешок и сделала максимально серьезное лицо.
— В чем-то она, конечно, права, выбор там и правда небольшой. Мне нереально повезло.
— Нормальных единицы, и те постоянно “ходят по рукам”, — заверила подруга детства. — Ну что, пойдем заниматься, Рит?
Я едва успела притронуться к чаю, но сопротивляться Гардениной, твердо вознамерившейся убежать от матери, было нереально. Семья жила в небольшой квартире. В двух комнатах помещались мать, отец, кот, попугай, сама Юля и ее брат-подросток. Родители обосновались в зале, а единственную спальню делили между собой дети и попугай. Кот обитал нигде и везде сразу.
В спальне царило двувластие. В принадлежащей подруге половине комнаты было чисто, прибрано и уютно, в то время как в другой половине стоял бардак. Мы с Юлей развалились на маленьком диванчике, который служил ей кроватью, и задернули свисающую сверху шторку, чтобы не наблюдать ворох из одеял, учебников и носков у противоположной стены: пятнадцатилетний Миха вместо того, чтобы раскладывать вещи по местам, настойчиво вил из них гнездо.
Попугай, белоснежный корелла с желтым хохолком, встретил нас приветственным ором и принялся грызть прутья клетки, выражая таким образом дружелюбный настрой. Вскоре в дверь заскребся кот. Белоснежный, толстый, нереально пушистый зверь шмыгнул внутрь комнаты и сел у дивана, не сводя с меня пристального взгляда. Я с детства не переносила кошачью шерсть, поэтому мои отношения с данными представителями домашних животных сводились к сохранению дистанции.
— Вот и что прикажешь с ней делать? — Юля раскрыла рюкзак и принялась возмущенно кидать на постель учебники. — Уже целый год меня донимает! Когда я приношу одни пятерки за сессию — заметь, единственная в группе! — это для нее ничего не значащий фактор. А то, что у меня до сих пор не устроена личная жизнь — кричите “Караул!”, с дочкой что-то не в порядке!
— Меня мои тоже достают, только с учебой. Они с тобой совершенно солидарны: любовь мешает сдаче экзаменов и получению диплома. Махнуться бы нам с тобой родителями, а?
Я рассмеялась, но на душе было невесело. В свете подобных разговоров, моя ситуация выглядела и правда малопривлекательно: из престижного британского вуза я перевелась, в новом, российском и не шибко престижном, тоже все трещит по швам… А почему? Потому что думаю только о размножении. Голова одним Романом забита. И в данный момент его стремительно теснил другой Верстовский…
— Грустишь? — Юля заметила мою кислую мину и придвинулась ближе, прикоснулась плечом. — На твоем месте мне бы тоже было невесело. Ждешь, пока он напишет или позвонит, ждешь… А потом он приходит и в очередной раз предпочитает тебе общение с друзьями.
Не в бровь, а в глаз. Я часто заморгала, чтобы не расплакаться. А ведь еще какую-то неделю назад мне казалось, что у меня счастливая взаимная любовь с одним маленьким недостатком — отсутствием секса.
— Почему бы тебе не найти какого-нибудь ботаника для отвода глаз? — спросила я, чтобы сменить тему. — Будете встречаться с ним раз в недельку, целомудренно целоваться в щечку… Твоя мама успокоится и перестанет бить тревогу.
— Использовать живого человека в своих целях? — Юля скорчила гримасу ужаса. — К тому же, наших ботаников даже вспомнить страшно! И не ботаников тоже…
— А вдруг тебе понравится? — возразила я. — Могла бы хоть попробовать.
— Да пробовала я! Раз или два, на короткое время… Не знаю, наши парни меня абсолютно не торкают. А размениваться по мелочам нет никакого желания.
Кот, все это время лежащий с краю дивана, медленно приблизился ко мне. Словно негодуя на отсутствие внимания, он вознамерился во что бы то ни стало завоевать мою любовь. Гипнотизируя взглядом желтых глаз, он залез мне на колени и улегся там, как у себя дома. Сегодня я не стала его прогонять, лишь охнула под тяжестью пушистой тушки и медленно запустила руку в мягкую шерсть. Приступ аллергии — ничто по сравнению с болью, которая разрасталась в душе.
— Ты тоже можешь найти себе кого-нибудь, — подкинула идею подруга, — кто утолит твой сексуальный голод, раз у Романа с этим проблемы. Впридачу или взамен…
Я с подозрением посмотрела на ее ладонь, лежащую у меня на бедре.
— Надеюсь, ты не себя имеешь в виду?
— Нет, что ты! — Юлька отпрыгнула в сторону, чем напугала кота, который, возмущенно пища, сдернулся с места. Я оглушительно чихнула. В моей руке, на свитере и ногах осталось достаточно шерсти, чтобы связать белоснежную варежку. — Я про мужчин. На самом деле, в Ливере хватает кавалеров. Скоро Осенний бал, могу познакомить тебя там с кем-нибудь с соседних факультетов.
— Заметано, — я решительно приподняла подбородок. — Клин клином, как говорится. А сейчас… У тебя есть ноутбук? Нужно прочесть тонну сопутствующей литературы. Чувствую, на следующем занятии декан приготовит нам сюрприз…
Предчувствия, особенно плохие, особенно — связанные с ненавистным Верстовским — редко обманывали меня. Уже со следующей “зарубежки” декан насел на всех нас, и на меня в частности.
— Красовская! — чеканил он, стоя спиной и выписывая на доске основные тезисы занятия.
— Красовская! — ворчал, сверяясь со списком учащихся.
— Красовская! — кричал с другого конца аудитории, куда ушел, чтобы проверить конспекты нерадивых студентов.
После “Венеры и Адониса” пришел черед “Ромео и Джульетты”, и вскоре, по примеру последней, я готова была выпить яда. Мне стала ненавистна сама моя фамилия.
Читать мы больше не читали. На вопросы он, как и обещал, практически не отвечал, зато заваливал ими нас. И вопросы его были не в пример сложнее тех, что задавали ему мы — спасибо проведенному за чтением научных статей времени, конкретно мы с Гардениной в лужу сели несильно (так, слегка задницы замочили), а вот остальным, особенно мальчикам, повезло меньше. Мишка и Стас были выдворены с пары за тотальную неготовность к уроку, другие — отчитаны и унижены оскорблениями века так шестнадцатого. Сам декан заработал несколько новых прозвищ, самое лестное из которых звучало как “Эдуардогоргонович”.
Правда, у нового формата “Зарубежной литературы” были и приятные последствия: Ромка отныне ходил на занятия! Ходил вовремя, исправно и вообще вел себя как настоящая лапушка. Так что неприятное присутствие декана в чем-то компенсировалось пьянящей близостью его сына.