2.2. Отец и сын

Ситуацию спас официант. Он очень вовремя оказался около нашего стола. Аккуратно переставил с подноса два бокала — один большой, запотевший, с возвышающейся пенной шапкой — для Романа; другой — высокий, узкий, с переливающейся внутри гранатового цвета жидкостью — для его отца.

— Роллы почти готовы. Вы будете делать дозаказ?

Я пожала плечами и уткнулась взглядом в цветастое меню, ничего не видя перед собой. Скорей бы закончилось это мучение! О еде в такое момент думалось меньше всего. Декан тоже молчал. Официанту ответил единственный человек, которому еще не отбило аппетит.

— Мы попросили один большой сет, — сообщил Рома, — хватит на всех. А вот напитка тебе не взяли.

— Что желаете выпить? — теперь ко мне пристал еще и стюард.

Девушка желала водку. Или успокоительное. Но признаться в этом официанту значило моментально упасть в глазах Верстовского-старшего. Если там еще есть, куда падать, конечно.

— А что у вас есть? — брякнула я и тут же поняла, что спалилась, произнеся фразу обычным голосом. Черт! Но декан никак не отреагировал. Просто сверлил глазами противоположную стену, и делал это с таким чувством, что там, по идее, должна была бы образоваться дырка с опаленными краями.

— Мартини, вино, коктейли, саке. Из безалкогольного — соки, чай, минеральная вода, кофе.

— Коктейль, наверное…

— Маргарита, Кровавая Мэри, Пина колада, Секс на пляже…

Я осторожно покосилась на декана.

– “Пина Коладу”, пожалуйста.

Одновременно с уходом стюарда в соседнем зале заиграли неспешные фортепианные аккорды. К аккордам подключился душераздирающий визг бас-гитары, сложившийся в хорошо знакомую мелодию. Совершив несколько умопомрачительных кульбитов от дрожащих басов малой октавы до трагического воя октавы третьей, музыка чуть сбавила обороты, уступая заглавную роль мужскому голосу.


Подними глаза в рождественское небо,

Загадай все то, о чем мечтаешь ты,

В жизни до тебя я так счастлив не был…

Вокалист безбожно фальшивил, но пел по-настоящему, не под фонограмму — я вспомнила, что проходила мимо маленькой сцены, оборудованной экраном, микрофоном и музыкальными колонками. В “Кадрили” собирались не столько любители вкусно поесть, сколько любители поголосить, изображая из себя талантливых певцов и певиц. Оставалось только порадоваться, что караоке мучили в соседнем зале, а не в нашем.

Для того, чтобы ужин достиг отметки “верх абсурда”, не хватало только музыкального сопровождения. Мы с Ромой переглянулись. Надо ли говорить, что Александр Серов не значился в списке наших мело-увлечений? А вот Верстовский-старший, кажись, получал от песни истинное удовольствие. Декан откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза, двигая пальцами правой руки, словно лениво поигрывая на невидимом фортепиано. С минуту за столом висело гробовое молчание, с которым отчаянно воевал исполнитель любовной оды всех времен и народов. Быстренько покончив с куплетом, он перешел к припеву:


Я люблю тебя до слез,

Каждый вздох, как в первый раз,

Вместо лжи фальшивых фраз это облако из роз…


— Расскажите о себе, Маргарита, — сказал вдруг Вениамин Эдуардович. — Сколько вам лет? Чем увлекаетесь?

Я ухватилась за край стола: предательский стул взбрыкнул подо мной, чуть не спихнув опешившую меня на пол. Декан впервые обратился напрямую ко мне. Вопрос вывел из транса и поставил в тупик — честно говоря, я уже собиралась утопиться в пафосе заполняющей зал музыки.

— Ей двадцать один, как и мне. Она удивительная, пап, — вмешался Рома. — И необыкновенно умная! Рита перевелась к нам только в этом году, а до этого училась в Англии, представляешь?

— Неужели? — отец Ромки картинно приподнял бровь. — Вы действительно променяли британский вуз на российский?

— Действительно, — буркнула я. Он не первый, кто задавал мне этот вопрос. Я слышала его от каждого второго, и уже устала объяснять, как же такое могло произойти.

Не все люди уезжает в Европу и остаются там навсегда. Некоторые возвращаются обратно. Не каждому удается влиться в чужую среду, не все тянут финансово. И иногда может оказаться, что оставил ты гораздо больше, чем приобрел.

— А почему, если не секрет?

— Решила быть поближе к родителям.

— Вас так опасно оставлять без контроля взрослых? — декан опустил подбородок на скрещенные ладони. — А кто родители?

“Люди”, хотела отшить я, но Рома снова меня опередил.

— У Марго очень приличная и образованная семья. Ее мама — доцент, а отец — доктор биологических наук. Как там его диссертация называлась?..

– “ Нейрофизиологические основы поведенческих факторов риска ишемической болезни сердца”…

Сделала себе “зарубку” на памяти — расцеловать парня после того, как ужин подойдет к концу. Он говорил обо мне с таким неподдельным восхищением, что я поневоле начала оттаивать и почти перестала трястись.

— Я устал удивляться, — произнес декан будничным тоном. — Похоже, “Марго” и правда необыкновенная девушка.

— А то! Внял твоим советам, пап, — Ромка наклонился к моему уху и засмеялся. — А то говорил, что я западаю на одних прошмандовок!

— Это, конечно, чудесно, но, может, она сама что-нибудь о себе расскажет? Отчего не пошли по стопам отца, Маргарита? — декан перестал насиловать взглядом стену и перевел его на меня. — Мне кажется, вам бы пошел физиологический уклон…

Я сделала глубокий вдох, комкая руками тканевую салфетку. Пора признать очевидное — отец Ромки ведет себя слишком уж подозрительно. В лучшем случае, он в целом мутный и загадочный тип. В худшем — телефонный разговор неприличного содержания и правда состоялся с его участием. Но на меня у Верстовского ничего нет, правильно? Никаких, даже самых крохотных, улик… Да и вообще, причем тут я? Звонила какая-то прошмандовка из Ромкиных бывших. А Маргарита — порядочная девушка из приличной семьи.

— Мне больше по душе литература… — выдавила я.

— Надо же. А вот великие религии — и христианство, и ислам ставят под большое сомнение факт наличия у женщин души, — заметил декан. — Этот вопрос выносился на обсуждение в Маконском соборе в 585 году, и большинство присутствующих…

— Пап, перестань, — вступился за меня Рома. — Твои исторические вставки сейчас абсолютно не к месту. Смотри, нам уже несут роллы!

Вернулся официант, груженный японской едой. Через несколько секунд на стол перекочевал огромный сет — цепочка из роллов загибалась улиткой, радуя взгляд разнообразием цветом: красная и зеленая икра, оранжевые полосочки форели, намотанные вокруг риса, коричневые спинки тунца и белые островки сыра, в дополнение к которым шли едко-зеленые айсберги васаби. Самым последним с подноса "спустился" мой коктейль. Слава тебе, Господи, алкоголь! Хоть какая-то отдушина.

Рома первый накинулся на еду.

— Приятного аппетита, милая!

Спасибо, конечно, вот только не уверена, что мне хоть одна сушинка в горло полезет… Да и не настолько уж я хороша в азиатской кухне, честно говоря. В Британии такие блюда не особенно популярны, и я успела отвыкнуть от экзотического способа их употребления. Ну, ладно. Абстрагировавшись от мирской суеты, я поместила палочки между пальцами. Подцепила ролл, обмакнула его в соевый соус и осторожно поднесла к лицу, широко открыв рот… В решающий миг выдержка отказала мне: я поймала на себе заинтересованный взор Верстовского.

Рука дрогнула, и ролл с плюханьем упал обратно в миску с соусом.

У декана дернулся уголок рта.

Я предприняла еще одну отважную попытку отведать изысканной японской кухни — на сей раз, соблюдая правила приличия. Промокнула салфеткой забрызганный стол и снова взялась за палочки, правда, уже не столь твердой рукой… К несчастью, ролл успел размокнуть за это время и попросту развалился в воздухе, доставив декану минуту чистой радости.

Пряча снисходительную ухмылку, он подозвал официанта.

— Пожалуйста, уберите со стола и принесите девушке традиционные приборы. Вы предпочитаете вилки или ложки, Маргарита?.

— А зачем? — Рома посмотрел на нас затуманенными от удовольствия глазами. Он был слишком увлечен поеданием суши и не заметил моего фиаско.

Даже не знаю, что было более унизительным: то, что я не справилась с какими-то дурацкими палочками, или то, что отец Ромки расценил это как полнейшее поражение и сразу же предложил вывесить белый флаг. Что ещё обиднее, сами Верстовские управлялись с палочками так умело, будто появились на свет сразу с ними, тренируясь еще в утробе матери!

Официант принес вилку, и у меня появился шанс расквитаться с зловредным деканом — нет, не воткнуть ее прямо ему в лоб, как хотелось, а просто съесть наконец хоть что-нибудь. Еда больше не падала, но я все равно чувствовала себя вконец опозоренной. Поковырялась немного в роллах, больше наседая на коктейль, захмелела, чуть не опрокинула Ромкину кружку и наконец сдалась. Хорошо хоть, можно было не стараться поддерживать беседу — мужчины ели молча. Но не в тишине — певцы из соседнего зала покончили с лепестками роз и перешли к нетленным западным хитам.

— Наелась? — спросил довольный Рома, когда роллы начали подходить к концу.

— О, да! — откликнулась я с чрезмерным воодушевлением. Пожалуй, переиграла.

— И я, — в унисон протянул мой чуткий и наблюдательный молодой человек. — Закажем еще что-нибудь? Десерты?

— Нет! — меня охватил ужас при мысли о том, что эта пытка, моральная и физическая, еще не окончилась. — Мне пора ехать домой. Я обещала вернуться пораньше.

— Так быстро? — Рома явно расстроился. — Мы даже толком не поговорили…

— Поговорили достаточно! — ляпнула я.

— Поддерживаю, — сказал декан, поднимая руку и подзывая официанта. — Хорошего понемножку… Счет, пожалуйста.

Мужчины вызвались проводить меня до метро — сами они собирались возвращаться на такси, так как жили загородом. Хотя я бы с большим удовольствием сбежала от них в одиночку, чем терпела общество декана лишние пятнадцать минут. Преподаватель накинул на плечи строгое пальто, Ромка облачился в куртку модного фасона. Какие же они все-таки разные! Хоть и с одинаковыми голосами и очень схожие внешне… Оба высокие, худощавые, с изысканными чертами лица, достойными пера художников. Но если образ младшего Верстовского был окутан легким сахарным сиянием, сглаживающим резковатые линии носа, рта и бровей, то над обликом старшего словно поработал чересчур старательный скульптор, вдавливающий инструмент чуть глубже, чем следовало бы.

— Папа, Марго. Спасибо вам за этот вечер, — перед входом в метро Ромка сделался жутко торжественным. — Я очень рад, что вы познакомились.

Мы с Вениамином деликатно промолчали, ибо не могли сказать то же самое. Рома обнял меня и поцеловал.

— Пока, киса, — прошептал он мне в губы. — Завтра увидимся.

— Пока! — я вывернулась из-под его руки и дружески похлопала по плечу.

Ни разу в жизни не сбегала от объятий любимого. Его прикосновения — желанней мечты, поцелуи — слаще десертов… Но тискаться с ним на глазах у его отца оказалось неимоверно сложно. Декан не отводил глаза и не покашливал скромно в сторонке. Он смотрел.

И его взгляд вызывал во мне стойкое и нелогичное желание… родиться на свет обратно.

Загрузка...