Князь: Попал по самые помидоры 18+

Глава 9 Я спустил свою усталость

Лунный свет резал глаза, но я уже не мог терпеть этот безумный танец ненависти и желания. Пока Ирис шипела что-то про «вонючую кошку», а Лира мурлыкала про «жалкие потуги», во мне что-то грозно щелкнуло. Дракон проснулся.

Не раздумывая, я рванул вперед. Мои руки — быстрые, сильные, не терпящие возражений — схватили каждую за запястье. Резкий рывок — и они полетели на меня, сбитые с ног силой и неожиданностью.

Ирис: Вскрикнула — не от страха, а от яростного возмущения. Ее синие глаза вспыхнули, как голубые звезды в момент взрыва сверхновой. Протест! Чистейший, огненный протест против такого обращения, против близости Лиры, против собственной слабости. Но под этим огнем — темная, горячая пучина желания. Ее тело напряглось, готовая к борьбе, но не к бегству. Черное кружево на груди вздымалось частыми волнами. «Не смей!.. Но… да…» — кричал ее взгляд. Лира: Аметистовые глаза лишь сверкнули хищным торжеством. Она издала низкое, гортанное «Мррааах!» — звук победительницы, поймавшей добычу. Ни тени страха, только азарт, вызов и любопытство. Что сделает ее Дракон? Ее хвост мгновенно обвил мою ногу, цепко, как лиана. «Мой! Наконец-то!» — светилось в ее полуприкрытых веках и игриво подрагивающих розовых ушках.

Их дыхание сплелось — горячее, прерывистое, пахнущее конфликтом и возбуждением. Они лежали на мне, на моей груди, бедрах — Ирис слева, Лира справа, их дорогие шелка и кружева шуршали о мою кожу, а ненависть висела между ними почти осязаемой пеленой. Но теперь они были мои пленницы.

Я повернул голову к Лире. Мои губы нашли ее ближайшее розовое ушко — нежное, пушистое, невероятно чувствительное. Я укусил. Не больно. Властно. С нажимом, обещающим и награду, и наказание. Губами почувствовал, как оно задрожало, как по ее телу пробежала судорога наслаждения.

— Продолжай, — прошептал я ей прямо в ушную раковину, голос низкий, хриплый, не терпящий возражений. — Где остановилась.

Ее аметистовые глаза вспыхнули восторгом и вызовом одновременно. Взгляд, брошенный Ирис, кричал: «Видишь⁈ Он выбрал МЕНЯ!» И она сползла вниз по моему телу, как змея — гибко, стремительно, с кошачьей грацией. Ее розовый шелк скользил по моей коже, оставляя мурашки. Ее руки — теплые, с чуть шершавыми подушечками пальцев — мгновенно нашли свою цель. Игра началась снова.

Это было незабываемо. Не как с человеком. Как со стихией. Ее ласки были согласно кошачьему нутру — непредсказуемые, то нежные, то внезапно дерзкие, с легкими царапинами когтей по внутренней стороне бедер, от которых вздрагивало все тело. Она не просто ласкала — она исследовала, покоряла, метила территорию. Ее язык, ее губы, ее пальцы — все работало с хищной точностью и наслаждением самой процессом. И все это — под пристальным, пылающим ненавистью и завистью взглядом Ирис, которая все еще лежала на моей груди.

Я повернулся к Ирис. Ее лицо было близко. Глаза — два озера синего огня. Губы — сжатые, дрожащие. В них читалась тысяча язвительных слов, которые она не решалась высказать. Я не стал ждать. Я властно захватил ее губы своими. Не поцелуй. Захват. Глубокий, требовательный, лишающий дара речи. Моя рука скользнула под сложное черное кружево ее лифчика, нащупав горячую, упругую грудь. Пальцы сжали сосок — не грубо, но твердо, с нажимом хозяина.

— Эти растраты были ради меня, — прошептал я, отрываясь от ее губ на мгновение, глядя ей прямо в синюю бездну глаз. — И мне решать, когда их снимать. Поняла, служанка?

Ее глаза расширились. Протест… и тут же потонул в волне неконтролируемого удовольствия. Она приятно застонала, глубоко, из самой груди, ее тело выгнулось навстречу моей руке. «Служанка»… Это слово, сказанное с такой властью в этот момент, подействовало на нее сильнее любого ласкового прозвища. Ее пальцы впились мне в плечи — не отталкивая, а цепляясь.

Лира, чувствуя мое внимание к Ирис, взбунтовалась. Она не собиралась уступать сцену. Глот-глот под одеялом стало громче, настойчивее. Ее темп ускорился. Одна ее рука продолжала умело работать над стволом, другая опустилась ниже, нежно, но властно лаская яички, заставляя меня вскрикнуть в поцелуй Ирис. Лира хотела показать, что она рулит всем процессом. Что она главная. Что это она доводит своего Дракона до края.

И она преуспела. Ощущения нарастали, как лавина — от влажного, глубокого пожирающего рта Лиры, от ее цепких пальцев, от поцелуя Ирис, ставшего вдруг ответным, жадным, от ее груди в моей руке… Я не выдержал. Сдавленный рык вырвался из моей груди, тело напряглось в последнем, невероятном спазме.

Лира поняла с полуслова. Она не отстранилась. Наоборот, ее рот принял все, что дал ей ее господин, с мурлыкающим торжеством победительницы. Ее глаза, поднятые на меня, светились абсолютным, хищным удовлетворением. «Ты мой. Только мой. И это доказано» — говорил ее взгляд.

Ирис воспользовалась моментом. Пока я был парализован наслаждением, пока Лира торжествовала, ее пальцы, ловкие и быстрые, нашли завязки своих черных кружевных трусиков. Одно движение — и они бесшумно соскользнули. Она резко оторвалась от поцелуя, ее глаза сияли озорной, опасной победой. Она не стала их снимать совсем, лишь сдвинула вниз до бедер, открывая взгляду смутную тень лобка и белизну кожи ниже живота. Жест был красноречивее слов: «Ты думал, она выиграла? Смотри. Я здесь. Я готова. И я не нуждаюсь в твоем разрешении.»

Она лежала рядом, дыша часто, ее грудь, освобожденная от части кружев (лифчик все еще держался, но едва ли), вздымалась. Ее синий взгляд бросал вызов и Лире, и мне: «Ну что, дракон? Кошечка накормлена. А что с этой служанкой?»

Под одеялом Лира облизнула губы с видом довольной хищницы. Ее розовый хвост дернулся раздраженно, почуяв новый виток конкуренции. А я лежал, разрываясь между остатками блаженства, нарастающим возмущением и диким, нелепым предвкушением. Трия дня до свадьбы. Элиана — на пороге. А в моей постели — война только вступила в самую интересную фазу. И обе «воюющие стороны» явно намерены идти до победного конца. Кружевного, влажного и абсолютно безумного.

Луна за окном превратилась в бесстыдного соучастника, заливая спальню серебристым светом, который лежал на коже, как жидкий металл. Воздух гудел от прерванного дыхания, шипения и мурлыканья, смешанных в один опьяняющий коктейль.

Ирис не просто скинула белье. Она сбросила его с яростным, почти отчаянным движением, как сбрасывают оковы. Черное кружево упало на пол бесформенным пятном. И она встала передо мной — обнаженная, дерзкая, ослепительная. Лунный свет очертил ее безупречные формы: высокую, упругую грудь с твердыми, темно-розовыми сосками, тонкую талию, плавный изгиб бедер и то самое место, ради которого затевалась вся эта война — смутную, интригующую тень между стройных ног. Она стояла, выпрямившись, подбоченясь, ее синие глаза пылали вызовом и страхом. Страхом показаться слабой. Но больше всего — жаждой победы. Над Лирой. Над собой. Над моим вниманием.

— Довольна, кошка? — бросила она Лире, но смотрела на меня. Голос дрожал, но не от холода. — Теперь очередь настоящей женщины.

И прежде чем Лира успела что-то ответить или продолжить свое сладкое пиршество, Ирис оттолкнула ее от моего «товарища». Резко, грубо, с силой отчаяния. Лира, с полуприкрытыми от блаженства глазами и блестящими губами, аж пискнула от неожиданности, откатившись на спину.

Ирис не медлила. Она села. Не опустилась плавно, а воткнулась на меня сверху, как меч в ножны. Резко. Нетерпеливо. Туго.

— Мммф! — вырвалось у нее, больше похожее на стон боли, чем на удовольствие. Ее тело вздрогнуло всем напряженным каркасом. Глаза широко раскрылись, в них мелькнуло искреннее, детское испуганное изумление. Первый раз. Это был ее первый раз. И он был яростным, неудобным, неистовым. Она прикусила губу до крови, стараясь не закричать, не показать слабину. Слезы блеснули на ресницах, но не скатились. «Не смей думать, что мне больно!» — кричало каждое напряжение ее мышц, каждый сдавленный выдох.

Но потом… началось движение. Сначала нерешительное, робкое, почти неуклюжее. Потом, почувствовав меня внутри, почувствовав, как ее собственное тело начинает отвечать теплой волной вопреки боли, она ускорилась. Ее бедра задвигались — сначала неловко, потом набирая ритм, хлеща по моим с силой, граничащей с отчаянием. Она скакала, как на диком коне, пытаясь его обуздать, а на деле обуздывая свои собственные ощущения. Ее грудь вздымалась в такт, соски твердели еще больше, синие глаза были прикованы к моему лицу, ища подтверждения, одобрения, победы.

Лира лишь рассмеялась. Тихо, с наслаждением. Это ее только забавляло. Она облизнула свои губы, смакуя остатки моего угощения, с видом гурмана, попробовавшего редкое вино. Потом она медленно, демонстративно облизала пальчики — один за другим, смакуя каждый, не сводя с меня аметистовых глаз, полных хищного веселья. А потом… она опустила руку вниз. К своим розовым шелковым трусикам. И отодвинула край. Луна, словно по заказу, упала туда лучом, осветив ее мокрую «кошечку» — гладкую, розоватую, сияющую влагой. Ее пальчики скользнули туда легко, естественно, лаская себя с мастерством знатока. Она не просто мастурбировала. Она давала представление. Для меня. Ее взгляд наслаждался моим вниманием, ловил каждый мой вздох, каждый стон, вырванный скачущей на мне Ирис. «Смотри, Дракон. Вот как это делает профессионал» — говорили ее полуприкрытые веки, ее мурлыкающее дыхание.

Ирис это не понравилось. Сквозь туман боли, нарастающего незнакомого удовольствия и ярости она увидела, куда направлен мой взгляд. Она резко повернула мою голову к себе, пальцы впились в виски. Синие глаза впились в мои, требуя, умоляя, приказывая.

— Смотри на меня! — ее голос был хриплым, сдавленным. — Смотри! Я здесь! Я… я твоя!

Ее бедра задвигались еще быстрее, еще отчаяннее. Она скакала, как одержимая, пытаясь физически приковать мое внимание, затмить собой вид Лиры. Боль уходила, ее место занимало что-то новое, пугающее и сладкое — волны нарастающего, неконтролируемого удовольствия. Ее стон стал громче, менее сдавленным.

Мои руки, лежавшие на ее бедрах, схватили ее попку. Не лаская. Сжимая. Властно, ощущая упругость мышц под гладкой кожей, очерчивая пальцами каждую выпуклость. Я почувствовал, как она вздрогнула всем телом, как ее внутренние мышцы сжались вокруг меня в ответ на эту грубую ласку. Затем я перевернул ее. Резко, без предупреждения. Служанка оказалась снизу, а я — сверху. Ее глаза расширились от неожиданности и новой волны ощущений.

— Теперья́рулю, — прошипел я, глядя в ее синие бездны.

И начал насаживать ее на себя. Нежно? Заботливо? Хрен там. Беспощадно. Глубоко, мощно, с силой, от которой она вскрикнула — на этот раз чистого, дикого удовольствия, смешанного с остатками боли. Я задавал ритм — властный, неумолимый, забирающий все ее внимание, все ее тело, всю ее душу. Она впилась ногтями мне в спину, ее ноги обвили мою талию, ее голова запрокинулась, обнажая горло, по которому бежали серебристые лунные блики. Она была моей. Полностью. Без остатка.

Лира не стала ждать. Пока Ирис стонала подо мной, потерянная в вихре новых ощущений, кошкодева скользнула вниз. Ее теплый, шершавый язычок коснулся моих яичек. Сначала нежно, исследующие. Потом увереннее, влажнее. Она ласкала их, обволакивая теплом и влагой, пока я продолжал беспощадно трахать Ирис. Это было невыносимо. Двойное наслаждение — глубокая, влажная, сжимающаяся плоть Ирис и нежные, умелые ласки Лиры. Ирис выла, ее тело выгибалось навстречу каждому толчку, ее пальцы рвали простыни. Лира мурлыкала, ее язык работал с хищной точностью, ее пальцы продолжали играть с собой, добавляя к ощущениям визуальный ряд безумной красоты.

Война? Нет. Это был симфонический оркестр плоти, где каждая нота — стон, каждый аккорд — спазм, а дирижером был я — Дракон, потерявший берега в море их соперничества и своего собственного неутолимого желания. И где-то на горизонте, окутанная пылью дорог, мчалась Элиана со своими рыцарями, чтобы ворваться в самый кульминационный момент этого безумного, роскошного, дорогостоящего кошмара. Но до ее приезда… оставалось еще немного времени. И я намеревался использовать его по полной.

Лира была неумолима. Она чувствовала меня — каждую дрожь, каждое напряжение мышц, каждый сдавленный стон, который вырывался из моей груди под ее двойным натиском и беспощадными толчками в Ирис. Ее кошачьи инстинкты уловили момент нарастающей бури внутри меня раньше, чем я сам ее осознал.

— Мрррааа… — ее мурлыканье под моими яйцами стало низким, вибрирующим, торжествующим. В тот самый миг, когда волна удовольствия достигла критической высоты, готовая обрушиться в Ирис, Лира действовала.

Быстро. Ловко. Как хищница, перехватывающая добычу у конкурента. Ее рука — теплая, цепкая — резко вклинилась между моим животом и телом Ирис. Одним точным движением она вытащила мой ствол из влажной, сжимающейся в последнем спазме глубины Ирис. И тут же, не дав ни секунды передышки, погрузила его себе в ротик. Глубоко. До самого основания. Забрала все. Весь накопившийся заряд, всю ярость, все напряжение. До последней, сладчайшей, пульсирующей капельки.

Я взвыл. Не стон — именно взвыл, как зверь, выпуская пар после нечеловеческого напряжения. Голова запрокинулась, тело выгнулось в немом экстазе. Это был не просто кайф. Это была разрядка грома после долгой грозы. Чистая, ослепляющая, всепоглощающая.

— Ааахх… — выдохнул я, ощущение пустоты и невероятного облегчения смешиваясь с остатками блаженства. Глаза закатились под веки.

Но Лире было мало. Забирать уже было нечего, но она продолжала. Ее ротик, горячий и влажный, не отпускал меня. Она ласкала язычком чувствительную головку — нежно, игриво, с кошачьим любопытством, смакуя победу, продлевая мои конвульсии удовольствия. Каждое прикосновение ее шершаватого кончика языка заставляло меня вздрагивать, посылая новые, уже почти болезненные, но безумно сладкие волны по телу.

Ирис, лишенная в самый кульминационный момент, тяжело вздохнула. Не стон удовольствия, а вздох глубочайшего разочарования и ярости. Она лежала подо мной, обнаженная, вздымающаяся грудью, вся покрытая испариной, ее синие глаза сверлили Лиру с такой ненавистью, что казалось, вот-вот высекут искры.

— Т-так нечестно! — вырвалось у нее, голос хриплый, срывающийся от обиды и неудовлетворенного желания. — Ты… ты воровка!

Лира медленно оторвалась от меня. Ее губы блестели. Аметистовые глаза светились коварной, самодовольной усмешкой. Она облизала губы, не сводя взгляда с Ирис.

— А что? — ее голос был сладок, как яд. — Ты что, хотела родить наследника князю? Прямо сейчас? Без свадьбы? Без титула? — Она фыркнула, ее розовый хвост дернулся презрительно. — Обойдешься, служанка. Я буду первой. А пока… — она намеренно медленно провела языком по кончику моего, уже начавшего опадать, но все еще чувствительного ствола, заставляя меня снова содрогнуться, — … пока свадьбы нет… я могу лишь… ротиком… — она подмигнула мне, игриво и вызывающе. — Ну и… другой дырочкой, разве что… — Она кивнула на свою все еще влажную, полуприкрытую шелком киску. — Но это… — ее взгляд стал томным, обещающим ад, — … будет следующей ночью. Хочу, чтобы эта… Элиана… слышала, как я стону. Всю. Ночь. Над всем замком.

Ирис аж затряслась от бессильной злости. Ее лицо пылало. Недостаток был не просто в удовольствии. Ей не досталось даже капельки. Ни физического подтверждения победы, ни его семени — символа обладания. Это было унизительно.

Она резко приподнялась, прижалась ко мне всем телом. Ее кожа была горячей, гладкой. Грудь прижималась к моей груди. Она прошептала прямо в ухо, заливаясь краской до корней волос, но с какой-то отчаянной, ядовитой решимостью:

— Завтра… мне… в ротик, господин. — Она сделала паузу, ее дыхание обжигало кожу. — Я же служанка. Это… моя работа. Убирать… за тобой. И… за ней.

Ее слова, такие унизительные и такие невероятно возбуждающие, повисли в воздухе. Обещание новой ночи. Нового раунда войны.

Я не ответил. Просто вздохнул. Глубоко. Блаженно. Довольные эмоции разлились теплой волной по всему телу. Напряжение ушло, сменившись мягкостью, приятной истомой. Мышцы, еще недавно стальные от ярости и страсти, теперь были расслаблены, податливы. Усталость, копившаяся неделями от политики, угроз и бесконечных склок, наконец-то прошла. Вытесненная этим безумным, роскошным, абсурдным физическим истощением.

Я лежал, зажатый между двумя женщинами — одной довольной, мурлыкающей и уже строящей планы на следующую ночь, другой — обиженной, обнаженной, но полной яростных обещаний мести и… «уборки». За окном серебрилась луна, предвещая скорый рассвет и приближение Элианы с ее мерзкими рыцарями. До свадьбы — три дня. До нового кошмара — считанные часы.

Но сейчас… сейчас было тихо. Только тяжелое дыхание Ирис, довольное мурлыканье Лиры и сладкая, пустая мягкость в моих мышцах и в голове. Краткий миг покоя в самом эпицентре безумия. И я был благодарен им обеим. Даже за это. Особенно за это.