Князь: Попал по самые помидоры 18+

Глава 10 Невеста, фаворитка и заноза

Сон был не сном, а чередой обрывков: влажные губы Лиры, синие глаза Ирис, полные ярости и… чего-то еще, глухой рык кошковоинов и вечный, как проклятие, запах дорогих духов, смешанный с теплым молоком. Голова гудела, будто в ней всю ночь кузнецы ковали доспехи для армии гномов. Чугунная. Тяжелая. И совершенно отказывающаяся верить в реальность прошедшей ночи.

Я в этом мире уже не новичок. Адаптировался. Привык к абсурду, как к старому, вонючему псу, который все время норовит залезть в постель. Первая близость с Ирис — тот навязанный, странный миньет после увольнения — был… дикостью. Насилием над здравым смыслом и моралью прошлой жизни. Но вот эта ночь… Боги хаоса, эта ночь! О таком в прошлом, сером, унылом существовании офисного планктона я мог только мечтать в самых потаенных, стыдных фантазиях. Две невероятные женщины, яростно конкурирующие за право… ну, скажем так, обслужить своего господина? Да пусть хоть весь мир горит синим пламенем от политических интриг, пусть Элиана ведет легионы рыцарей, а король шлет ультиматумы! Это — вот это безумие плоти, власти и токсичной привязанности — было глотком чистого, адреналинового, настоящего воздуха. Прошлая жизнь была сплошной помойкой. Тут — хоть и ад, но мой ад, яркий, грохочущий и чертовски притягательный.

Ладно. Не время для лирики. Хотя голова просит именно ее — или еще пару часов сна.

Передо мной, на краешке злополучного «драконьего» кресла, сидел Бертрам. Не сидел — висел, как мокрая тряпка, перекинутая через спинку. Его потные пальцы теребили край камзола, лицо было бледнее свежевыпавшего снега в Штормгарде. Он смотрел мне в глаза. Я смотрел в его. Молчание висело густое, как похлебка в лагере Отто. Тяжелое. Наэлектризованное предчувствием полного пиздеца.

И тут Бертрам сорвался. Не заговорил — заверещал. Тоненько, истерично, как мышь, на которую наступили.

— Ваша Светлость! Проснитесь же! Леди Элиана! Она… она практически прибыла! К воротам! Со… с небольшим войском! — Он задыхался, глаза бегали по комнате, словно ища спасительный лаз. — Почему Вы не хотите собрать хоть какой-то отряд⁈ Хотя бы для видимости защиты⁈ Ее рыцари — не шуты из «Дня Роксаны»! Они в латах! С мечами! Они выглядят… ох, святые угодники… они выглядят так, будто хотят проткнуть копьем все, что движется! И особенно — Вас!

Я вздохнул. Глубоко. Чугуном в черепе загудело в ответ. Элиана. Ага. Тот самый «временный» разрыв помолвки, закончившийся космическим позором и… эээ… «подарком» на платье. И вот она, мстительная фурия, на пороге. С рыцарями. Прекрасно. Просто заебись.

— Бертрам, — начал я, стараясь звучать успокаивающе, как дрессировщик перед прыжком тигра через огненное кольцо. — Выдохни. Выдыхай, говорю. Мне сэра Годфрика будет вполне достаточно.

Бертрам замер, его рот открылся в немой гримасе ужаса. Сэр Годфрик? Пьяница, певец про булочки, которого вчера чуть не описался от восторга при виде кошколюдов?

— Ты, — продолжал я, перечисляя по пальцам, — Ирис… (Тут Бертрам сглотнул, явно представив, как ядовитая камеристка встречает разъяренных рыцарей Штормгарда), моя очаровательная невеста Лира… (Бертрам содрогнулся, наверняка вспомнив ее когти и обещание «уборки»), и, конечно же, наш незаменимый дворецкий с его гранитным… ну, почти гранитным… лицом. — Я широко улыбнулся, стараясь излучать уверенность, которой не чувствовал. — Этого «элитного» состава хватит, чтобы встретить любую невесту. Даже ту, что приехала с персональным отрядом головорезов. Расслабься.

Бертрам не расслабился. Он начал юлить на стуле, как угорь на сковородке. Его потные ладони забарабанили по коленкам.

— Н-но господин! — он снова заверещал, на грани истерики. — У нее рыцари! Настоящие! Суровые! Они могут… могут… — Он не нашел слов, способных описать весь ужас, который рисовало его воображение.

В этот момент в дверь постучали. Сдержанно, но настойчиво. Спасение? Или приговор?

— Войдите, — рявкнул я, не в силах больше терпеть вереск Бертрама.

Дверь открылась. На пороге стоял дворецкий. Его обычно непроницаемое лицо было бледным, а в глазах читалось то самое «Ох епты…», которое стало его визитной карточкой в последнее время. Он склонился в безупречном поклоне, но когда поднял голову, его взгляд был красноречивее любых слов: «Мы все умрем. И это будет смешно».

— Ваша Светлость, — произнес он с ледяной вежливостью, которая лишь подчеркивала катастрофу. — Леди Элиана фон Штормгард только что проследовала через главные ворота поместья. В сопровождении… своего эскорта. Они направляются к парадному входу. Сию минуту.

Время замерло. Бертрам издал звук, похожий на предсмертный хрип, и зажал уши руками, словно пытаясь блокировать реальность. Потом начал тихонько захлебываться, хлюпая носом и всхлипывая — живое воплощение финансовой паники в человеческом обличье.

Я взглянул на него, потом на дворецкого, потом в окно, где уже маячили угрюмые силуэты всадников и слышался лязг доспехов. Губы сами собой растянулись в сардоническую ухмылку.

— Ну что ж, — выдохнул я с какой-то дикой, истерической легкостью. — Понеслась пизда по кочкам. Встречаем гостей.

Бертрам, услышав мой тон, только сильнее захлюпал, уткнувшись лицом в колени. Я встал, потянулся, чувствуя, как затекшие мышцы ноют, но в то же время помня тепло и… энергичность… моих «щитов». Я подошел к управляющему и похлопал его по плечу, стараясь звучать ободряюще:

— Бертрам, соберись. Нормально все будет. Честно-пречестно. Иди умойся. И… подготовь счет. На ремонт парадного зала. На всякий случай.

Он поднял на меня заплаканные, полные абсолютного недоверия глаза. «Нормально»? После всего, что он видел и слышал? После кошколюдов, ночной войны кружев и когтей, и теперь — разъяренных штормгардцев?

Я отвернулся, направляясь к двери, где меня уже ждал дворецкий, всем видом показывающий, что предпочел бы быть где угодно, только не здесь.

Правда была в том, что я врал. Нихрена не было нормально. И дело было даже не в моем показном легкомыслии или врожденном таланте попадать в жопу. Дело было в них. В моей розовоухой, хвостатой «невесте», чьи когти чесались в предвкушении новой драки и чьи аметистовые глаза наверняка уже высматривали жертву. И в моей ядовитой, смертельно обиженной прошлой ночью «фаворитке-служанке», чьи синие глаза горели льдом, готовым испепелить сначала Лиру, потом Элиану, а потом, возможно, и меня самого. И встретить все это с сэром Годфриком в качестве главной военной мощи…

«Понеслась пизда по кочкам» — это была не бравада. Это был самый точный прогноз на ближайшее будущее. Оставалось только выйти и встретить бурю. С улыбкой идиота и чугунной головой.

Дворецкий открыл дверь в холл. Оттуда уже доносились гулкие шаги, лязг металла и… о, святые булочки Роксаны… ледяное молчание, которое могла излучать только Элиана фон Штормгард. Я вдохнул поглубже, расправил плечи и шагнул навстречу апокалипсису в юбке (и латах).

Время шоу начиналось.

Парадный холл «Гнезда Дракона» встретил нас гулким эхом собственных шагов и предгрозовой тишиной. Я шагнул первым, стараясь придать походке побольше княжественной небрежности. Плащ (дорогущий, аляповатый, с вышитым золотым драконом) взметнулся за спиной, как знамя перед атакой. Пафосно, черт возьми. Как в кино.

За мной поплыл, вернее, поплелся Бертрам. Его всхлипы эхом отдавались от мраморных стен. Он не плакал — он захлебывался тихими, отчаянными рыданиями, вытирая лицо рукавом, который и так уже блестел от слез и пота. Казалось, он вот-вот рухнет и завертится на паркете в истерике.

Справа, безупречный и траурно-торжественный, шагал дворецкий. Его лицо было высечено из самого бесчувственного гранита Драконхейма. Он шел с таким видом, будто был готов по первому моему кивку распахнуть не только все двери поместья, но и врата Ада, Чертову Кузницу и личный будуар короля Вильгельма. Его взгляд устремлен вперед, в никуда — спасение от окружающего безумия.

Слева, как скала веры, вышагивал сэр Годфрик. Его латы старательно начищены, позвякивая с каждым шагом. На его добродушном, обычно вечно подвыпившем лице сейчас читалось нечто близкое к религиозному экстазу. Он шел чуть впереди, чуть сбоку, как верный пес, охраняющий божество. Его взгляд, полный обожания и абсолютной уверенности в моей непогрешимости, был направлен куда-то за горизонт, к самим небесам. Он служил не просто князю — он служил Воплощению Силы и Булочек Роксаны. И этим все было сказано.

Позади, в двух шагах, шла Ирис. И… блять. На ней было платье. Не униформа камеристки, не скромное служилое платьице. А черное, безумно дорогое, безумно откровенное платье от «Черного Ада». Глубочайший вырез, едва сдерживающий ее великолепную грудь, открытые плечи, обтягивающий силуэт, подчеркивающий все изгибы, разрез до бедра, позволяющий оценить длину ног в чулках с ажуром. Ее лицо было каменной маской презрения и недовольства, но весь ее вид кричал: «Смотрите! Я здесь! Я не служанка! Я — та, перед кем он стоял в ванне и чьим именем стонал прошлой ночью!» Это был вызов. Лире. Элиане. Всему миру. Я мысленно прикинул, сколько это платье вычтет из казны, и чуть не присвистнул.

И… Лира. Я чуть не споткнулся. СУКА! На ней было… свадебное платье. Ну или нечто очень на него похожее. Не белое, конечно — ослепительно серебристое, из ткани, переливающейся, как чешуя дракона при лунном свете. Относительно скромный крой (для нее), но с таким декольте и такой обтягивающей юбкой, что о свадебности напоминал только длинный, струящийся шлейф и… маленькая серебристая диадема в ее розовых волосах, от которой так и ждешь фаты. Она шла легко, грациозно, ее розовый хвост с белым кончиком весело подрагивал. Ее аметистовые глаза сияли торжествующим вызовом и абсолютной уверенностью в своем праве быть здесь и сейчас именно так одетой. Она поймала мой взгляд и сладко, ядовито улыбнулась: «Я твоя невеста, дракон. Пусть все видят. Особенно она».

Мы выстроились у широких дверей, ведущих на парадное крыльцо. Напротив, в проеме, залитые утренним светом, стояли они.

Элиана фон Штормгард.

Она была не в латах. На ней было платье. Роскошное. Суровых, холодных штормгардских тонов — глубокий синий, как океанская бездна перед штормом, с серебряной вышивкой, изображающей молнии. Платье подчеркивало ее воинственную стать — широкие плечи, тонкую талию, безупречную осанку. Ее бирюзовые глаза (да, именно бирюзовые, как море у скалистых берегов, а не ледяная синева Ирис) сверкали не гневом, а… усталостью? Глубочайшим презрением? Сложной смесью всего сразу? Ее светлые волосы были убраны в строгую, но изящную прическу. Она выглядела как королева, прибывшая на казнь недостойного вассала. За ней стеной стояли десять ее рыцарей. Не в парадных, а в боевых латах. Шлемы сняты, но лица суровы, руки на рукоятях мечей. Они дышали угрозой, как печь жаром. Пятьдесят таких же, как доложили, ждали за воротами — сила, достаточная для устрашения, но не для штурма. Пока что.

Тишина повисла густая, как смола. Только тихий, прерывистый всхлип Бертрама нарушал ее. Да легкий шелест шлейфа Лиры.

Из строя рыцарей Штормгарда вышел один. Старший, судя по нашему опыту и нашивкам. Лицо — как из дуба вырубленное, с шрамом через бровь.

— Представляю Ее Светлость, Леди Элиану фон Штормгард, Наследницу Восточных Марков, Несгибаемый Клинок Штормгарда! — его голос гулко прокатился по холлу, как удар грома.

Сэр Годфрик, не дожидаясь моей команды, вышагнул вперед с такой важностью, будто объявлял о пришествии Мессии. Он выпрямился во весь свой богатырский рост, латы весело брякнули.

— Представляю Его Несравненное Светлейшество, Князя Артура фон Драконхейма, Лорда Западных Марков, Хранителя Железных Рудников, Покровителя Семи Рек, Потомка Драконов и Грозу Королей! — последнее он добавил с особым придыханием.

Тишина стала еще глубже. Даже Бертрам на секунду перестал хлюпать. Биение моего сердца гулко отдавалось в ушах. Бирюзовые глаза Элианы медленно скользнули по нашей разношерстной компании: плачущий управляющий, дворецкий-статуя, упитанный рыцарь-фанат, я… и две женщины позади — одна в платье, кричащем «возьми меня сейчас», другая — в свадебном наряде.

Я собрал остатки княжеского достоинства и сделал шаг вперед. Голос, к моему удивлению, звучал ровно, почти тепло:

— Леди Элиана фон Штормгард. Рад видеть Вас в Драконхейме. Как добрались? Надеюсь, дорога не была слишком утомительной? — Я постарался вложить в слова искреннее уважение и почтение. Она заслуживала этого, несмотря на все.

Элиана медленно перевела взгляд на меня. В ее бирюзовых глазах плескалась целая буря чувств: усталость от бесконечных интриг и угроз, глубочайшее раздражение, остатки былого презрения и… что-то еще. Что-то тяжелое. Она тяжело, будто с усилием, вздохнула. Губы ее дрогнули, готовые выдать долгожданные слова — упрек, требование, ультиматум…

И тут началось.

Лира, как тень, скользнула вперед. Не выпуская моей руки, она прильнула ко мне всем телом, положила свою розовую головку мне на плечо с видом невинной кошечки, которая нашла своего любимого хозяина. Ее аметистовые глаза при этом были прикованы к Элиане и горели чистым, незамутненным злорадством.

Элиана сморщилась, будто почувствовала внезапный запах падали. Ее бирюзовые глаза сузились до опасных щелочек. Она открыла рот, наверняка чтобы послать эту наглую кошколюдку куда подальше…

Но Лира была быстрее. Ее голос, сладкий, как сироп, и острый, как бритва, разрезал тишину:

— И хули ты тогда приперлась сюда, карга замороженная? Мешаешь нам готовиться к настоящей свадьбе! — Она мурлыкающе потёрлась щекой о мое плечо, демонстративно вдыхая мой запах.

Гробовое молчание.

Даже лязг доспехов рыцарей Штормгарда замер. Бертрам издал звук, похожий на писк мыши, попавшей под пресс. Дворецкий замер, его «гранитное» лицо дало микротрещину — легкий тик под левым глазом. Сэр Годфрик замер с открытым ртом, его взгляд метнулся от Лиры к Элиане и обратно, с немым восхищением: «Ох, бабы… Дерутся!»

Ирис, стоявшая позади, охерела. Ее каменная маска треснула. Глаза, синие, как лед, расширились до невероятных размеров. Ее рот приоткрылся в немом «О» чистого, нефильтрованного шока. Даже ее, королеву ядовитых шпилек, застали врасплох такой наглостью.

Бирюзовые глаза Элианы вспыхнули. Не гневом. Не презрением. Чистейшим, адским недоумением и оскорбленной гордостью. Она смотрела на Лиру, как на внезапно заговорившую и матерившуюся табуретку. Ее рука непроизвольно сжалась в кулак у бедра, где обычно висел меч.

Воздух в холле загустел, наэлектризованный до предела. Искра упала на порох. Взрыв был неизбежен. И я стоял прямо в его эпицентре, с кошкодевой на плече, в ожидании, чья же ярость рванет первой: бирюзовая буря Элианы или синий лед Ирис, которой только что бросили вызов на ее же поле. Бертрам снова начал тихо захлебываться. Пиздец. Он только начался. По-настоящему.

Мысленно я уже ощущал жар драконьей магии, готовый рвануть из кончиков пальцев. Рыцари Элианы напряглись, как струны. Их руки, закованные в сталь, уже потянулись к рукоятям мечей — движение отточенное, смертельное. А глаза их госпожи… Бирюзовые глубины, еще мгновение назад полные усталого презрения, теперь метали самые настоящие молнии. Гроза Штормгарда была готова обрушиться.

И вдруг…

Хрум.

Не гром, не боевой клич. Тихий звук колена, ударившего о мраморный пол.

Элиана фон Штормгард, Несгибаемый Клинок, Наследница Восточных Марков, опустилась на колени. Резко. Неловко. Как подкошенная. Следом, словно по невидимой команде, с грохотом лат рухнули на колени все десять ее суровых рыцарей. Зрелище было настолько сюрреалистичным, что даже Лира на мгновение оторвала голову от моего плеча, ее розовое ушко насторожилось.

Элиана подняла лицо. На нем не было ни покорности, ни смирения. Только всепоглощающее, жгучее призрение. К себе? Ко мне? К этой ситуации? Непонятно. Но оно резало сильнее любого меча.

— Милый… князь… — она начала выдавливать слова сквозь стиснутые зубы, голос хриплый, будто ржавый гвоздь по стеклу. — Я… дико извиняюсь… за свое прежнее… поведение. За мою… недальновидность. За… оскорбление Вашей… светлейшей особы. — Каждое слово давалось ей с мукой, как роды у горной козы. — Умоляю… прошу… примите меня. Как вторую… жену. И… приданое… — она сделала паузу, глотнув воздух, — … в виде региона Штормгарда. Со всеми его… людьми… долгами… и… — голос ее сорвался, — … отчаянием.

Я стоял, вкопанный в пол. Чугуна в голове прибавилось. Вторая жена? Штормгард в придачу? Это был не сценарий. Это был фарс высшей лиги. Даже «ванный инцидент» мерк на фоне этого цирка.

Сэр Годфрик, как тень, возник у моего плеча. Его шепот прозвучал как благоговейный гром:

— Господин, — прошипел он, пахнув хлебным квасом и фанатизмом. — Их там… на востоке… под Аскароном… разъебали нахрен. В последнем бою. Говорят, полегли лучшие. Катастрофа. Осада вот-вот начнется. Им ничего не остается… кроме как пасть ниц… и молить о пощаде у Вас. Хи-ха! — Он чуть не прыснул от восторга, но сдержался, превратив смех в кряканье. — Видят свет истинный!

Лира, услышав это, медленно отстранилась. Ее аметистовые глаза скользнули по коленопреклоненной Элиане с таким высокомерием, что могло бы испепелить обычного смертного. Она задрала свой милый розовый носик к потолку и ласково пропела, глядя не на Элиану, а куда-то поверх нее, будто обращаясь к мухам:

— Ох, какая жалкая… А сколько понтов-то было! «Ледяная воительница», «несгибаемый клинок»… — Она фыркнула, ее хвост дернулся с презрением. — Кыш-кыш, грязная птичка. Не марай полы своим жалким видом. Моему мужу противно смотреть на таких… отрыжек. — Она обернулась ко мне, сладко улыбнувшись. — Но, может, на нашей свадьбе… бросишь ей подачку? Объедки со стола? Для жалости?

Стоп. Хватит. Мысль ударила как обухом. До добра это не доведет. Элиана и так на дне. Травить ее — все равно что пинать умирающего льва. Опасно и… недостойно. Даже для меня. Я открыл рот, чтобы вставить слово защиты, призвать Лиру к порядку…

Но Элиана сделала это за меня. Резко. Драматично.

Тух.

Она не просто опустилась ниже. Она рухнула вперед, как подкошенная, упав грудью на холодный мрамор, раскинув руки в немой мольбе. Поза молящегося. Или поверженного гладиатора. За ней, синхронно, как марионетки, повалились на лица ее рыцари. Гулкий стон вырвался из груди Элианы, переходя в сдавленные рыдания. Ее плечи затряслись.

— Умоляю! — ее голос, полный слез и отчаяния, рванулся к сводам холла. — Ваша Светлость! Не отвергайте! Штормгард погибнет! Люди умрут! Я… я согласна на все! Любые Ваши условия! Любые унижения! Я буду верна! Как пес! Как тень! Клянусь на костях предков! Клянусь своим мечом! — Она билась лбом о плиты, ее бирюзовые глаза, поднятые ко мне, были залиты слезами, в них читался животный ужас и полная капитуляция.

Это было слишком. Театрально? Возможно. Но слезы… слезы были настоящими. И отчаяние — слишком явным.

— Хватит! — мой голос прозвучал резко, перекрывая ее рыдания. Я резко шагнул вперед, нагнулся и поднял Элиану с пола. Ее тело было легким и дрожащим в моих руках. Ее взгляд, полный немого вопроса и страха, впился в меня. Я вытер большим пальцем грязную слезу, размазавшуюся по ее щеке. — Не нужно так унижаться, — сказал я, и в голосе моем, к собственному удивлению, прозвучала не только усталость, но и тень… чего? Жалости? Нет, скорее, брезгливости к такому падению. — Пошли в кабинет. Обсудим дела. Один на один.

Я развернул ее и повел к дверям моего кабинета, бросив через плечо:

— Остальных — ждать. И… вести себя прилично.

За спиной взорвалась тихая буря.

Лира недовольно фыркнула, сложив руки на груди под серебристой тканью. Ее аметистовые глаза сверлили спину Элианы. Она прошипела, четко артикулируя, чтобы слышали и я, и моя «новая невеста»:

— Только попробуй… перед ним… ноги раздвинуть! Убью! Мертвые не носят кружев!

Ирис, стоявшая чуть в стороне, холодно скользнула взглядом по мне, потом по Элиане. Ее синие глаза были бездонными колодцами льда.

— Я принесу… горячего чая, — произнесла она с убийственной вежливостью. А затем, поворачиваясь, так тихо, что едва ли кто услышал, кроме меня (благодаря драконьему слуху? Или просто потому что ждал?): —.. и пролью… ей… на это дурацкое… бирюзовое тряпье.

Сэр Годфрик же стоял в экстазе. Его лицо сияло. Он смотрел на меня, как на сошедшую с небес икону.

— Это… не князь… — бормотал он, обращаясь к потолку или к высшим силам. — Это… БОГ! И все народы… падут перед ним… И сольются… в экстазе… во славу Роксане! И каждый… будет помнить… тот день… — его голос дрожал от благоговения, — … когда он… дозволил… мурлыкам… быть… в нашей… одинокой постели!

Бертрам просто бесшумно плакал в углу, обняв колонну.

Я шел, ведя дрожащую Элиану к кабинету, и думал только одно: Я собрал не команду. Я собрал ходячий, говорящий АБСУРД. С таким «эскортом» к королю? Да меня там примут за главаря секты умалишенных! Или сожгут на костре как ересиарха. Все пойдет по самой что ни на есть…

Мои мысли прервались. Элиана, которую я вел за локоть, вдруг сама сжала мою руку. Сильно. Ее пальцы вцепились в мои, как когти. Я удивленно взглянул на нее. Мы были уже у дверей кабинета.

Она подняла заплаканное лицо. Слезы еще блестели на ресницах, но в бирюзовых глазах не было и следа прежнего отчаяния. Там горел холодный, язвительный огонь. Губы ее изогнулись в едва заметной, горькой усмешке. Она встала на цыпочки и прошептала мне на ухо так тихо, что лишь драконья чуткость позволила уловить слова. Шепот был острым, как лезвие, и полным горькой иронии:

— Силой… меня хотите взять, да? Вам… так нравится? Как в той ванной? Или… — она кивнула в сторону холла, где остались Лира и Ирис, — … у вас теперь коллекция? Униженных? Подарочных?

Дверь кабинета была перед нами. За ней — не тишина и переговоры. За ней бушевал новый вихрь. Вихрь боли, гнева и страшной, отчаянной игры женщины, потерявшей все, кроме оскорбленной гордости. И я только что втянул себя в его эпицентр. Добро пожаловать в ад, князь. Собственного производства.