Князь: Попал по самые помидоры 18+

Глава 29 Ru-pop. ArtiDragoshok — I'm a Dragon

Воздух в лагере, еще недавно ленивый и пропитанный запахом гари, дымом от костров и сладковатым ароматом кошачьей шерсти, вдруг резко переломился. Он натянулся, как тетива, зазвенел от сдержанных криков, лязга металла и быстрых шагов. Мирная послепобедная истерия сменилась холодной, знакомой лихорадкой подготовки к убийству.

В наш походный шатер, пахнущий кожей, потом и Лирой, ворвался запыхавшийся разведчик-кошколюд, его уши прижаты к голове, а хвост нервно подергивается.

— Мурлыка! Князь! — выдохнул он, обращаясь больше к Лире. — С севера идут! Колонна! Пехота, конница… Часа два, не больше.

Лира, которая только что лениво растягивалась на нашей походной кушетке, мгновенно преобразилась. В ее зеленых глазах вспыхнул не просто интерес — хищный, знакомый мне по свадьбе огонь. Без единого слова она сорвалась с места и схватила свой дорожный сундук, с грохотом откинув крышку. Оттуда, поверх шелков и тонких тканей, проглянул холодный блеск полированной стали.

— Ты чего удумала⁈ — голос мой прозвучал резче, чем я планировал.

Она уже стягивала с себя легкий халат, обнажая идеальное, сильное тело, и тянулась к кожаным штанам и стеганому поддоспешнику.

— Я буду сражаться и поведу свой народ! — заявила она, как о чем-то само собой разумеющемся. Ее тон не допускал возражений.

— Ты никуда не пойдешь, — я встал, перегораживая ей путь к выходу.

Она на мгновение остановилась, уставившись на меня с вызовом.

— Почему? Я даже твоего Годфрика смогла бы повалить. Одной левой.

В прорезе шатра возникла усатая физиономия капитана.

— Это правда, милорд, — честно признался Годфрик, почесывая затылок. — Я даже сопротивляться не буду. Уж больно ловко она царапается. И… — его взгляд остановился на ногой Лире.

— Пошел отсюда нахер! — гаркнул я на него, выплескивая нарастающую панику. — Не пойдет моя жена биться!

— Но мне хочется! — Лира уперла руки в бока, и ее розовый хвост задрожал от возмущения.

— Да плевать мне! Хочется ей… — я бессильно махнул рукой.

Тихий голос прозвучал с другой стороны шатра.

— Я тоже буду сражаться, — прошептала Элиана. Она сидела на сундуке, прямая и гордая, как и подобает воительнице, даже в положении пленницы. В ее голубых глазах читалась не просто готовность — отчаянная потребность искупить вину кровью, своей или чужой.

— И ты сиди, молчи! — рявкнул я в ее сторону. — Вы обе остаетесь здесь. Благо, хоть Ирис адекватная, не полезет под стрелы…

Шатёр вздрогнул, и полог откинулся. На пороге, залитая утренним светом, стояла она.

Ирис. Моя камердинерша. Моя погибель.

На ней не было платья горничной. Вместо него — какой-то немыслимый доспех, состоявший по сути из кованого лифчика с шипами, наплечников и кожаных коротких шорт. Ее бледная кожа, обычно скрытая тканью, казалось, светилась изнутри от ярости и возбуждения. В ее изящных, всегда умелых руках она с непривычной легкостью сжимала рукоять чудовищной, в рост человека, шипастой булавы, которую волочила по земле.

— Я готова выбить дерьмо из эрнгардских выродков, — важно заявила она, и ее голос звенел сталью. В ее глазах плясали чертики сарказма, мщения и чистейшего, неразбавленного безумия.

Я просто остолбенел, глотая воздух.

— Да вы охренели, что ли⁈ — закричал я, уже на полную глотку. — Мои девочки не будут сражаться!

— Почему⁈ — этот возмущенный возглас прозвучал уже хором. Три пары глаз — изумрудные, голубые и бирюзовые, полные обиды, гнева и неподдельного недоумения — уставились на меня.

— Оставите меня вдовцом! Не-е-ет! Если я увижу хоть одну из вас на поле боя, клянусь… клянусь Драконьей Кровью, вы все уедете обратно домой, под замок!

Они переглянулись. Недовольство висело в воздухе густым, почти осязаемым туманом. Лира скрестила руки на груди, ее кошачьи уши прижались. Элиана сжала губы и отвела взгляд. Ирис же не смогла сдержаться. Ее глаза сузились, губы изогнулись в ядовитой усмешке.

— Он трахать хочет эрнгардских шлюх, — прошипела она с такой убийственной интонацией, что слова прозвучали как приговор. — Без свидетелей.

Лира и Элиана переглянулись еще раз, и на их лицах вдруг появилось странное, понимающее выражение. Они синхронно, как кивнувшие головы тех самых кошек, закивали.

— Угу! — одобрительно и в унисон прозвучало из их губ.

Я мог только закатить глаза к небесам, в которых уже слышался отдаленный, но неумолимо приближающийся гул тысяч вражеских шагов. Господи, какая же это была катастрофа.

Я посмотрел на своих девочек, на их обиженные, но отчего-то пылающие азартом лица, и понял, что обычными уговорами тут не справиться. Нужно бить по больному. По самому больному.

— Из шатра — ни шагу! — провозгласил я, тыча в них пальцем. — Кто выйдет, тот останется без секса на полгода! И каждый раз, когда я буду с кем-то спать из вас, другая будет голодная и полная желания смотреть на это. Уяснили⁈

Эффект был мгновенным. Три пары глаз расширились в унисон. Лира фыркнула, как разъяренная кошка, Ирис издала звук, похожий на шипение кипятка, а Элиана просто сглотнула, и по ее лицу пробежала судорога. Это была пытка, против которой не мог устоять ни один из них. Молча, с убийственным видом, они плюхнулись на ковер, образовав тесный, заговорщицкий круг. Их головы сблизились, и тут же зашептались — зло, быстро и таинственно.

Я не хотел даже знать, что именно они там обсуждали. Планируют ли побег, или решают, кому из них достанется мое внимание в первую очередь после гипотетической победы. Не до их капризов было.

Я выскочил из шатра и направился к Годфрику, который уже орал на рыцарей, выстраивая их в подобие боевого порядка. Рядом с ним, словно тень из плоти и ярости, стоял командир кошколюдов — Тыгтыгович.

Тыгтыгович был громаден. Почти как отец Лиры, но другой, дикой породы. Его тело, покрытое густой темно-рыжей шерстью с черными полосами, было сплошной горой перекатывающихся мышц. Морда больше звериная, чем человечья, с огромными клыками, торчащими из-под губы, и пронзительными желтыми глазами-щелками, в которых светился холодный, расчетливый ум старого хищника. У одного уха зияла старая зазубренная рана. Он носил лишь набедренную повязку и легкие кожаные доспехи, на которые были навешаны десятки трофейных шевронов и амулетов эрнгардских солдат. В его лапах он с небрежной легкостью вертел огромную алебарду с крюком.

Кошколюды не хотели подчиняться Годфрику, выстраиваясь в отдельный, гибкий и смертоносный клин под молчаливым взором своего вожака. Рыцари же, под командой моего капитана, укрепили подступы к лагерю частоколом из повозок и выставили вперед небольшой, но гордый отряд из пятидесяти человек — явную приманку.

Я не силен был в стратегии, потому просто наблюдал, как они, вероятно, грамотно всё расставляли. Кошколюды напоминали затаившихся тигров перед прыжком, а рыцари стояли непоколебимой скалой.

— Каков план? — спросил я, подойдя к своим командирам.

— Разъебать их, — бодро, как о предстоящем пикнике, ответил Годфрик.

— Это и так понятно! — взорвался я. — В какой момент мне выходить и показать им мощь огня⁈

Тыгтыгович повернул ко мне свою морду. Его голос был низким, хриплым, словим перекатывающиеся камни.

— Не нужно. Мы сами справимся.

— Нет! — закачал головой я, чувствуя, как драконья кровь начинает петь в жилах, требуя выхода. — Мне нужно омыться кровью врага, чтобы расслабиться!

Не слушая больше их возражений, я сделал решительный шаг. Забрался на самую высокую точку лагеря — на крышу своей же повозки, возвышавшуюся над полем. Сердце колотилось. Я вдохнул полной грудью, чтобы выкрикнуть самую пламенную, самую воодушевляющую речь…

И не успел.

«Щелчок» тетивы прозвучал как хлопок набата. Что-то огненное и острое впилось мне в плечо, с силой пнув вперед. Мир опрокинулся, завертелся, и я со всего маху пизданулся с повозки на землю, захлебываясь от внезапной, ослепляющей боли.

Боль была адской. Горячий, пульсирующий гвоздь, вбитый глубоко в мышцу, от которого по всему телу разливалась огненная волна тошноты и слабости. Воздух вырвался из легких со стоном.

А моя армия, видя, как ее князь пал, сраженный стрелой, восприняла это как самый лучший призыв к бою.

— В БОООЙ! — проревел Годфрик.

— МЯУРРРРРРРРРРРР! — взвыли кошколюды Тыгтыговича.

И вся эта лавина из стали, когтей и ярости ринулась на приближающиеся ряды врага.

— Вот же сука… — выругался я, валяясь в пыли и пытаясь другой рукой нащупать древко стрелы, горячее и липкое от крови.

С трудом поднявшись на ноги, я схватился за торчащее из плеча древко. Мысль была одна, тупая и животная: вырвать эту гадость. Я стиснул зубы, зажмурился и рванул что есть мочи.

Раздался влажный, отвратительный хруст. Боль, казалось, взорвала мне половину туловища, белая вспышка на миг ослепила сознание. Я завыл, высоко и по-звериному, глядя на окровавленную стрелу в своей дрожащей руке.

А потом до меня дошло.

— Бляяяя, нахуя я это сделал⁈ — новый стон, уже отчаяния, вырвался из моей глотки. Я почувствовал, как по спине и груди, теплой и стремительной волной, потекла кровь. Я бросил взгляд на плечо — из рваной дыры в коже и мышцах хлестал алый фонтан, с каждым ударом сердца становясь все сильнее. Куртка моментально пропиталась и почернела.

— Пиздец, — прошептал я, чувствуя, как земля уплывает из-под ног. Голова закружилась. — Вот и повоевал…

Передо мной встал выбор, простой и жуткий. Идти к медсестре — значит, признать себя раненым, слабым, уйти с поля боя в самом его начале. Спасовать. А потом слушать, как кошколюды Тыгтыговича перешептываются и кидают на меня взгляды, полные презрительного хихиканья. «Наш Дракон-господин, а стрелы боится. Ссаный попаданец».

Но идти в бой? С такой дырой? Я просто истеку кровью и свалюсь замертво к первым же трупам эрнгардцев. Какой нахуй бой? Я даже меч нормально держать не смогу!

Паника сдавила горло. Что делать? Что⁈

И тут меня осенило. Идея была до безумия рискованной, болезненной и абсолютно, абсолютно идиотской. Но другой не было.

Собрав последние силы, я прислонился к колесу повозки, судорожно сжал зубы и прижал ладонь к ране. Не чтобы остановить кровь. А чтобы… разжечь ее.

Я сосредоточился. Не на огне в руке, не на пламени вокруг. Я обратился внутрь себя, к той самой бушующей, дикой магии Драконьей Крови, что требовала выхода. Я представил ее не взрывом, а паяльной лампой. Точечным, адским жаром, направленным прямо в рану.

Сначала была просто невыносимая боль, в тысячу раз хуже, чем от стрелы. Я закричал, и из моего рта повалил дым. Пахло паленым мясом. Моим мясом. Сквозь туман в глазах я увидел, как из-под моей ладони повалил едкий сизый дым, а яростное багровое свечение пробилось сквозь пальцы.

Я чувствовал, как плоть на моем плече обугливается, спекается, плавится. Я прижигал рану. Собственной магией. Изнутри.

Кровотечение прекратилось почти мгновенно, сменившись нестерпимым жжением. Я отдернул руку, едва не теряя сознание от шока и боли. На месте раны теперь был ужасный, обугленный шрам, но кровь больше не текла.

Дрожа всем телом, обливаясь холодным потом, я сделал шаг. Потом другой. Боль была чудовищной, но я был жив. И более-менее цел.

Теперь можно было и повоевать. С новым, яростным гневом я повернулся к полю боя.

— Ну, выродки эрнгардские, — просипел я, и из горла вырвался клубок дыма. — Теперь вы сгорите в моем гневе. Воу-воу… что-то меня повело… слабость… я мать его дракон. Дааа… I'm a DRAGON.

ArtiDragoshok — I'm a Dragon.

(Звучит нарастающий электронный бит с тяжелым басом. Камера резко выезжает на Артура, идущего по полю боя с обугленным плечом. Лицо решительное, в глазах — маниакальный блеск. Он срывает с себя окровавленную куртку, оставаясь в порванной рубашке. Сзади — эпичная замедленная съемка: рыцари Драконхейма сталкиваются с эрнгардцами в клубах пыли.)

Кадр 1:

Артур идет уверенной походкой, не обращая внимания на хаос вокруг. Из высокой травы, как призраки, выскакивают кошколюды Тыгтыговича. В замедленной съемке видно, как их когти рассекают доспехи врагов, а гибкие тела уворачиваются от ударов. Это идеально синхронизированный, жестокий танец.

Артур (спокойно, почти нараспев, под едва намечающийся бит):

Когда-то я был богатым лохом,

И меня презирали служанки и верные псы.

Но теперь они текут вагинальным соком,

А от моего члена исходят басы.

(Ритм резко ускоряется. Камера переходит на крупный план его лица, он смотрит прямо в объектив с вызовом.)

Кадр 2:

Камера резко переключается на Годфрика. Он появляется в кадре сбоку, размахивая огромным мечом и сшибая с ног двух вражеских солдат. Он поворачивается к Артуру с глупой, восторженной улыбкой добермана, который только что принес палку.

Годфрик (кричит на всю поляну):

— И Я⁈

Кадр 3:

Мгновенный ответ. Резкая смена плана. Крупный кадр на яростное, обожженное болью лицо Артура. Он отбрасывает волосы со лба и кричит в ответ, отчеканивая каждое слово:

— НЕТ!

(Музыка взрывается мощным дропом. Артур и десяток его элитных рыцарей в сверкающих, но забрызганных кровью доспехах выстраиваются в идеальную хореографическую линию на фоне продолжающейся бойни. Их движения резкие, точные, синхронные. Они бьют кулаками в такт в ладони, отбивают ритм ногами, а их мечи и щиты становятся частью перформанса.)

Артур (читает быстро, агрессивно, жестикулируя, его голос — поверх безумного бита):

Империя с моим приходом процветает!

Рыцари (хором, выкрикивая, с мощным движением вперед):

Burned him! Dick ripped him a new one!

Артур (продолжает, делая саркастичный жест рукой, будто отмахиваясь от чего-то ничтожного):

Каждая щелка об этом знает!

Рыцари (хором, снова ударное движение, скрещивая мечи над головой у Артура):

Now his ego's completely undone!

(Музыка резко меняется. Бит становится быстрым, яростным, с акцентом на каждый удар. Камера быстро зумирует на лицо Артура, его мимика преувеличена, почти гротескна — он кривит губы в хищной ухмылке, подмигивает, играет бровями. Затем резкий спуск вниз — крупный план его торса, на котором играют мышцы, блестит пот, а на плече зияет свежий, дымящийся шрам. На фоне, в размытии, мелькают Лира, Ирис и Элиана в шатре. Они смотрят в его сторону, и на их лицах — не осуждение, а восхищенный азарт и томление.)

Артур (очень быстро, почти читая рэп, играя глазами):

Как же много страсти в моем теле!

Мои сучки проверить хотели на деле!

(Бит набирает мощь, становится тяжелым и ритмичным, как удар кузнечного молота. Артур начинает раскачиваться в такт, его движения становятся резче, агрессивнее. Каждой строчке соответствует мощный удар «Бум!», который выкрикивает хор рыцарей, и синхронное движение — они бьют кулаками в грудь, изображая взрыв.)

Артур (с раскачкой, в рифму, жестко вбивая слова в такт):

Я не могу уже остановиться!

(БУМ!) — Рыцари синхронно бьют себя кулаками в латы, камера резко дергается на них.

Ты не сможешь мною напиться!

(БУМ!) — Рыцари делают резкий выпад вперед с ударом меча о щит.

Мне нужно, бейби, твои поцелуи!

(БУМ!) — Рыцари поднимают мечи над головой, скрещивая их.

Луи! Буи! С сучками балуем!

(У! У!) — Рыцари не кричат, а отрывисто, хрипло выкрикивают эти звуки, делая два резких кивка головой и выбрасывая руки вперед, как когти.

(Музыка резко меняется. Бит становится томным, чувственным, с тягучим синтезаторным арпеджио. Камера плавно приближается к лицу Артура. Он полуприкрывает глаза, губы изогнуты в сладострастной ухмылке. Он проводит рукой по груди, слегка покачиваясь в такт музыке.)

Артур (томно, почти шепотом, с придыханием):

Эрнгард захотел попробовать…

(пауза, игривый взгляд в камеру)

…драконьей крови на вкус.

Но ощутит…

(еще одна пауза, он облизывает губы)

…мой твороженный мусс.

(И тут — РЕЗКИЙ ОБРЫВ. Музыка затихает на долю секунды. Камера начинает бешеный монтаж из самых абсурдных и эпичных кадров, мелькающих в такт нарастающему гудению баса:

В замедленной съемке сталкиваются мечи рыцарей, летят брызги грязи.

Знамя Драконхейма развевается на ветру.

Роксана в своем саду смотрит в хрустальный шар и смачно облизывает губы.

МагТрахер в робах и с бакенбардами нелепо танцует тиктоник на фоне магических кругов.

Огромный теневой дракон с глазами-углями раскрывает пасть и с оглушительным, искаженным рыком захлопывает ее — этот рык и становится переходом в припев!)

(МУЗЫКА ВЗРЫВАЕТСЯ! Мощный гитарный рифф, тяжелейший бит, хор! Камера выезжает на Артура, стоящего на возвышении. Он поднимает руки, и из его ладонь вырываются сокрушительные волны магического огня, которые сметают ряды солдат Эрнгарда. Враги горят синим пламенем, падают, превращаются в пепел. Все в замедленной съемке. Артур медленно, пафосно кивает головой, его силуэт пляшет в огненных языках.)

ПРИПЕВ (Мощный вокал, почти метал-кор):

I'm a Dragon, hear my roar!

(Камера пролетает сквозь пламя)

Before my might, the worlds will fall,

(Крупный план его горящих глаз)

Each damsel fair, within my hall,

(Быстрая проездка по лицам восхищенных девушек в толпе)

A tyrant's reign forevermore!

(Резкая смена кадра. Артур уже сидит на огромном троне из костей и темного дерева. Он одет в роскошные черно-алые одежды. Он снова пафосно, лениво кивает головой, вальяжно развалившись. У его ног, на ступенях трона, расположились больше двадцати красоток разных рас, в том числе Лира (с самодовольным видом), Ирис (с привычной ядовитой усмешкой) и Элиана (со смиренным, но горящим взором). Они все с обожанием смотрят на него.)

ПРИПЕВ (Повтор, еще более мощно и эпично):

I'm a Dragon, hear my roar!

(Артур бьет кулаком по подлокотнику трона, и от удара расходится волна огня)

Before my might, the worlds will fall,

(Девушки у его ног вздрагивают и прижимаются к нему в сладком ужасе)

Each damsel fair, within my hall,

(Он проводит рукой по волосам Лиры, потом Ирис)

A tyrant's reign forevermore!

(Музыка резко меняется. Безумный бит и гитарные риффы стихают, сменяясь холодным, меланхоличным пианино с ломанным хип-хоп битом. Камера плавно уплывает от пышного трона и фокусируется на Ирис. Она одна в полумраке огромной, пустой бальной залы поместья Драконхейм. На ней — тот самый укороченный костюм горничной с фартуком. В руках — метла. Она медленно проводит тряпкой по пыльной консоли, ее движения томные, полные скрытого смысла. Внезапно она нагибается, чтобы поднять какую-то соринку, и на долю секунды демонстративно задирает юбку, показывая кружевные черные трусики. Ее взгляд холоден и полон решимости. Она смотрит прямо в камеру и начинает читать свой рэп, ее голос тихий, но четкий, полный яда и подавленной боли.)

Кадр 1:

Ирис медленно идет по залу, след от тряпки на полированном столе тянется за ней как шлейф.

Была служанкой, юный князь смеялся зло,

В грязи валялась, боль в душе росло.

(Крупный план ее глаз, в которых отражается пламя свечи — словно тот самый огонь мести.)

Кадр 2:

Она резко швыряет метлу на пол и встает на колени, чтобы протереть очередное пятно, но это выглядит как унизительный поклон.

Трудом и кровью путь к вершине пробивала,

Чтоб рядом встать, кого когда-то презирала.

(Вспышка старого кадра: Артур с презрительной ухмылкой отталкивает ее.)

Кадр 3:

Камера кружит вокруг нее, она поднимается во весь рост, сжимая тряпку в белой от напряжения руке. За ее спиной в оконных витражах отражается призрачный силуэт трона.

Драконхейм мой видит, как я здесь ползу,

Но я дождусь, и грязь всю эту отряхну.

Его гарем, как карточный домик, рухнет вмиг,

И у трона останусь я одна, как хищный крик.

Кадр 4:

Она подходит к самому трону и с вызовом проводит пальцем по резному подлокотнику, оставляя идеально чистую полосу на пыльном дереве.

Королевой стану, это лишь вопрос игры и дней,

Но а пока… не время для высоких идей.

Я смахну пыль с полок, отмою унитаз,

Первый шаг к власти — он всегда вот так, сейчас.

Кадр 5:

Финальный кадр. Она снова нагибается, чтобы поднять ведро с водой. Снова мелькают кружевные трусики. Она выпрямляется, откидывает волосы с лица и смотрит в камеру с ледяной, безжалостной улыбкой.

Пусть думают, что место мне у швабры и ведра,

Я поднимусь из пепла, словно птица с костра.

И князь мой юный, ты еще узнаешь вкус мести,

Когда на трон взойду, и останемся ты и я — вместе.

(Музыка резко обрывается. Ирис поворачивается спиной к камере и продолжает мыть пол. Последний кадр — ее рука с зажатой в ней тряпкой.)

I'm a Dragon, hear my roar!

(Кадр не с Артуром, а с огромной тенью дракона, которая вдруг накрывает собой весь тронный зал. Тень проецируется на стены, искажается, становясь все больше и ужаснее. Слышен низкочастотный, гулкий рык, от которого дрожит камера.)

Before my might, the worlds will fall,

(Быстрая смена планов: рассыпается песочный замок на карте Эрнгарда. Стеклянный шар в руках Роксаны трескается вдребезги. Знамя фон Штормгардов падает в грязь и на него наступает сапог с гербом Драконхейма.)

Each damsel fair, within my hall,

(Крупные планы на лицах женщин, но не обожающие, а полные сложных эмоций. Лира смотрит с хищным, одобрительным голодом. Ирис — с ненавистью и мстительным торжеством. Элиана — с покорным ужасом и скрытым возбуждением. Они стоят не у ног, а вокруг трона, как живые щиты и орудия.)

A tyrant's reign forevermore!

(Артур не кивает. Он сидит на троне, подперев рукой подбородок. Его лицо наполовину скрыто тенями, и только один глаз, в котором пляшут отсветы магического пламени, холодно и безразлично смотрит прямо в душу зрителю. Он абсолютно неподвижен. Это не ликование — это приговор. И этот взгляд говорит: это только начало. На его плече ярко алеет свежий шрам.)

(Музыка меняется. Появляется томный, но ритмичный электропоп бит с примесью восточных мотивов. Камера плавно скользит по залу. Лира возлежит на роскошном диване, застеленном шелками и мехами. Она одета в облегающее платье из золотой парчи, подчеркивающее каждую линию ее тела. Ее розовый хвост с белым кончиком лениво покачивается в такт музыке. Она медленно, с наслаждением отправляет в рот виноградину за виноградиной, ее зеленые глаза полуприкрыты, на губах — самодовольная, хищная улыбка. Она начинает читать свой куплет, ее голос — низкий, мурлыкающий, полный сладкой угрозы.)

Кадр 1:

Крупный план. Лира давит спелую ягоду между острых клыков, сок стекает по ее подбородку. Она смотрит прямо в камеру с вызовом.

Нечего тут думать, я мурлыка номер раз,

Первая кошачья драконесса, высший класс!

Кадр 2:

Она грациозно соскальзывает с дивана и на четвереньках, с кошачьей грацией, подползает к трону, на котором сидит Артур. Она трется щекой о его ногу, как котенок.

Стелюсь у ног его, ну и что с того,

Придет мой час, и он падет под каблучок мой, ёу!

(Ритм становится резче, бит — агрессивнее. Лира резко вскакивает на ноги. Ее поза меняется — теперь она стоит в полный рост, властная и неприступная. Она смотрит на Артура сверху вниз.)

Кадр 3:

Она подносит руку к лицу, показывая когти, которые затем мягко сжимает в кулак.

Нежности, мурчанье — это лишь игра,

Ведь сила кошки — в тихих лапах, да-да-да!

Кадр 4:

Она обходит трон по кругу, ее платье шуршит. Она проводит пальцем по его плечу, оставляя на пыли идеальную полосу, как ранее Ирис.

Князь думает, что он тут главный режиссер,

Но скоро он поймет, кто в доме босс, кто мэр.

(Музыка снова становится томной, мечтательной. Камера мягко фокусируется на ее лице, которое на мгновение становится нежным, но в глазах все так же пляшут хищные огоньки.)

Кадр 5:

Она закрывает глаза, как будто мечтая, прижимает руку к груди.

Весной он сладко запоет мне серенады,

О любви, о верности, не будет здесь преграды.

Покорный взгляд, колени предо мной,

И статус императрицы, навсегда лишь только мой.

(Резкая смена. Музыка обрывается. Ее глаза широко открываются, зрачки сужаются в вертикальные щелочки. Она больше не мурлыкает — она рычит. Ее рука с острыми когтями резко сжимается в кулак перед камерой.)

Я — богиня, он — мой раб навеки,

Пусть льет мне слезы, пусть не знает он опеки.

Драконья грация, кошачья власть,

И князь у ног моих, готов на всё отдать!

(Последнее изображение — ее ухмылка крупным планом. Тишина на секунду, а затем слышится тихое, угрожающее: «Мяу».)

(Музыка резко меняет атмосферу. Звучит мощное, трагическое оперное сопрано в стиле эпик-метал. Камера отъезжает от Лиры и панорамирует на бушующее море, разбивающееся о скалы. На вершине утеса, в развевающемся плаще, стоит Элиана. Ее светлые волосы разметаны ветром, лицо озарено суровой решимостью. Она поет, ее голос — чистый, ледяной клинок, режущий пространство.)

Элиана (поет с силой и трагизмом, глядя в штормовую даль):

Глупышки грезят о троне и власти,

Не видят силы князя, его страсти.

Величия блеск им не понять, не осознать,

Лишь золото да шелка — вот их благодать.

А я отдам все, до последней нитки,

Чтобы мир пал пред ним в подлой попытки.

Пусть кровь течет рекой, пусть рушатся города,

Лишь бы его имя гремело сквозь года.

(Резкий, грубый обрыв музыки. Ее сменяет яростный грайндкор. Камера дергается и переключается на Годфрика. Он стоит по пояс в трупах, весь залитый кровью и грязью. В одной руке — зазубренный топор, другой он яростно тычет пальцем в сторону камеры. Его лицо искажено боевой яростью.)

Годфрик (орёт, хрипло и зло, почти не попадая в ритм):

Вы, сука, сражаться будете или нет⁈

Только поете, как князю сделаете минет!

Может, уже разъебем вражеские войска⁈

Меня дома уже заждалась моя киска!

(Музыка снова меняется. Появляется тяжёлый, уверенный бит. Камера резко наезжает на Артура. Он стоит, скрестив руки на груди. Его рыцари моментально выстраиваются позади него в идеальную линию и начинают хлопать в ладоши в такт, отбивая мощный ритм.)

Артур (четко, властно, поверх ритма):

Согласен, но нам нужен имбовый припев.

Чтобы Эрнгард узнал все наши мотивы.

И каждая строчка поднимала вверх.

Юбки эльфийские и нюдсы девочек сливы.

(Наступает момент тишины. Затем — МОЩНЕЙШИЙ ДРОП. Музыка превращается в огненный ураган из гитарных риффов, эпичного хора и безумного бита. Начинается вихревой монтаж:)

ВИЗУАЛЬНЫЙ РЯД ПОД ПРИПЕВ:

Артур, парирующий удар меча, с высвобождением сокрушительной волны огня, сметающей целый ряд солдат.

Тень огромного дракона, материализующаяся из дыма и пламени, которая с ревом кружит вокруг Артура, пока тот левитирует в воздухе с раскинутыми руками, его глаза пылают магией.

Роксана, появившаяся в дымном вихре, начинает агрессивно тверкать в сторону камеры, ее смех сливается с рыком дракона.

МагТрахер где-то на заднем плане, в аду битвы, конвульсивно трясет костями, как в трансе.

Элитные рыцари Драконхейма, выстроившись в идеально синхронные шеренги, исполняют мощный, брутальный танец с мечами и щитами.

Элиана, Ирис и Лира теперь в роскошнейших вечерних платьях, с холодными, высокомерными лицами, пафосно возлежат на огромном бархатном диване, который нелепо стоит прямо посреди поля боя. Они смотрят на хаос с видом королев, наблюдающих за гладиаторскими боями.

ПРИПЕВ (хор гремит в два раза мощнее):

I'm a Dragon, hear my roar!

(Кадр: дракон проносится прямо над головами девушек на диване, развевая их волосы.)

Before my might, the worlds will fall,

(Кадр: Артур, левитируя, сводит руки вместе, и между ними формируется ядерно-яркий шар энергии.)

Each damsel fair, within my hall,

(Крупный план: три женщины на диване синхронно поднимают бокалы с вином, их глаза горят отражением пламени.)

A tyrant's reign forevermore!

I'm a Dragon, hear my roar!

Before my might, the worlds will fall,

Each damsel fair, within my hall,

A tyrant's reign forevermore!

(Камера пролетает через все безумие, завершаясь на Артуре, который с криком выпускает сферу энергии в небо, где она взрывается ослепительной сверхновой.)