Ирис с тихим, влажным звуком отпустила мой член, отстраняясь. Её губы блестели, а взгляд был пустым и отрешённым, будто она сама не до конца понимала, что только что произошло. Я медленно, чувствуя приятную тяжесть в мышцах и лёгкое головокружение от пережитого, поднялся и опустился на колени рядом с Элианой и Лирой.
Пар клубился вокруг нас, скрывая часть происходящего, но делая оставшееся видимым ещё более сюрреалистичным. Я посмотрел прямо в глаза Элиане — в её широкие, полные слёз и животного страха глаза. А затем мой взгляд медленно, оценивающе опустился на её обнажённую грудь.
— И это наследница Штормгарда? — я фыркнул, и в моём голосе звучала язвительная насмешка. — Девка в моём гареме. Не более.
Лира, ухмыляясь, убрала свои руки, уступая место мне. Мои пальцы грубо сжали её красивую, упругую грудь. Кожа была холодной от страха. Элиана завыла, глухой, сдавленный звук, и попыталась вырваться, но веревки и хватка Лиры держали её.
— Что случилось, а? — я продолжил, теребля её сосок, заставляя его твердеть от боли и, возможно, чего-то ещё. — Ты же была мне так «верна». Неужели всё это — все эти унижения, все эти мольбы — была игрой? Не уверен. Мне кажется, тебе кое-что нравилось. Глубоко внутри.
Я потянулся и выдернул кляп из её рта. Она судорожно глотнула воздух, её грудь вздымалась.
— Я не хотела! Мне пришлось! — выдохнула она, её голос был хриплым от слёз и напряжения. Я старался слушать, но мои пальцы продолжали своё дело, исследуя, сжимая, причиняя боль и странное, извращенное удовольствие.
— Да-да, конечно, — я пренебрежительно махнул головой. — Всегда «пришлось». А что ты скажешь в оправдание на смерть моих людей? На сожжённые деревни? Возьмёшь на себя ответственность? Или это тоже кто-то заставил?
Элиана замолчала. Её взгляд дрогнул, и она отвернула голову, уткнувшись лицом в собственное плечо. Гордыня и вина боролись в ней.
— Если хотите меня трахать, то трахайте, — прошипела она сквозь зубы, её голос дрожал от бессильной ярости. — Я не пискну! Ни за что! Не дождётесь!
Я рассмеялся, коротко и жёстко.
— Ну-ну, храбрая. Но сначала тебя надо лишить того, что ты так яростно охраняешь. Твоей драгоценной невинности.
Она резко повернула голову, её глаза снова полыхали ужасом.
— Нет. Нет. Нет. Я же аристократка! Только после свадьбы! Ты не посмеешь! Это… это против всех законов!
— Почему же? — я наклонился к её уху. — Ты же сама только что сказала — «трахайте». Или ты думала, что я обойдусь одной лишь твоей попкой? Как последней шлюхой? О нет, милая. Для попки ты слишком высокородна. А для обычного траха — слишком предательница.
— Господин, — неожиданно тихо вмешалась Ирис, всё ещё стоя на коленях. Её голос был приглушённым. — Может… не надо? Или… организуем быстренько какую-нибудь церемонию. Прошу.
Я посмотрел на неё, потом на Элиану, которая замерла в немой надежде.
— Сама виновата, — холодно отрезал я, возвращаясь к Элиане. Моя рука снова легла на её грудь, а другая потянулась вниз, к её бёдрам. — Нечего кусать кормящую тебя руку, принцесса. Урок будет болезненным. Но запомнится надолго. Ладно, давай договоримся, — мои пальцы, мокрые от пара и её собственного страха, плавно скользнули вниз по её животу и утонули между ее ног. Она вздрогнула, но не отпрянула. Мои пальцы начали ласкать её киску, нащупывая тугой, неподатливый бугорок клитора и влажную щель, всё ещё хранившую её девственность. — Всем скажем, что ты стала моей второй женой. Завтра быстренько сыграем самую скромную церемонию. Но между нами четырьмя… — я кивнул на Лиру и Ирис, — … будет твой маленький секретик. Тайна о том, как именно прошла твоя первая брачная ночь.
Я усилил давление пальцев, заставив её снова вздохнуть.
— Или так. Или Лира предлагала нечто куда более… суровое. Что выберешь, принцесса?
Элиана закрыла глаза, её лицо исказила гримаса крайней борьбы. Унижение или нечто худшее? Гордость или выживание
— Развяжите мне руки, — тихо, почти неслышно пробормотала она.
Я кивнул Ирис. Та молча, с каменным лицом, подошла и ловко развязала узлы на запястьях Элианы. Я ожидал, что она попытается ударить меня, сбежать, закричать.
Но она поступила иначе.
Освободив руки, она опустила голову… и взяла в рот мой член. Её движения были неумелыми, даже немного грубыми, но полными отчаянной решимости. Она помогала себе руками, стараясь угодить, её губы сжимались вокруг меня, а язык скользил по напряжённому стволу. Она делала это так, словно хотела доказать что-то. Себе. Мне. Всем.
— Уфф… — выдохнул я от неожиданности и удовольствия. — Дерзко. Очень дерзко. Лира, Ирис, подготовьте для нас место.
Лира, с сияющей от восторга ухмылкой, и Ирис, с всё тем же нечитаемым лицом, быстро постелили на деревянном полу несколько простыней и грубых одеял, соорудив подобие ложа. Но Элиана не отпускала меня. Она опустилась на колени передо мной, и её длинные светлые волосы скрывали всё происходящее, оставляя для наблюдателей лишь её согнутую спину и моё выражение наслаждения на лице.
Пока она сосала, я запустил руки в остатки её одежды и с силой разорвал их до конца, обнажая её стройное, бледное тело, покрытое мурашками.
— Ох, — прошептал я, проводя рукой по её спине. — Я тоже по тебе соскучился, Элиана. Гораздо больше, чем думал.
Она вдруг оторвалась от моего члена, подняла на меня взгляд. В её глазах не было ни страха, ни покорности — только ледяная, обжигающая ненависть и странная решимость.
— Однажды я рожу тебе наследника, — сурово, отчеканивая каждое слово, сказала она. — И он пойдёт на тебя войной. Он свергнет тебя.
Я рассмеялся, но в смехе не было веселья.
— Милая, к тому времени, как ты мне родишь, ты уже будешь смотреть на меня как на бога. Ты будешь молиться на меня и просить ещё одной ночи.
Я подхватил её на руки — она была удивительно лёгкой — и отнёс на импровизированное ложе. Она не сопротивлялась. Она просто легла на спину, раздвинула ноги и отвернула голову, уставившись в стену, словно принимая неизбежную казнь. В её позе была надломленная гордость и тень того самого достоинства, что когда-то делало её правительницей Штормгарда.
Я посмотрел на её киску, влажную от моих ласк и её собственного унижения. Я сжалился. Неожиданно даже для себя. Я не стал грубо рвать её. Вместо этого я опустился между её ног, аккуратно раздвинул её пальцами и медленно, очень медленно, начал входить.
Она вскрикнула — коротко, сдавленно — и вцепилась пальцами в одеяло под ней. Её тело напряглось, пытаясь сопротивляться вторжению. Я замер, давая ей привыкнуть, чувствуя, как её девственная плева разорвалась, и тёплая кровь смазала мой член. Затем я двинулся снова — глубже, но всё так же аккуратно, пока полностью не вошёл в её тугую, обжигающе горячую плоть.
Она лежала неподвижно, лишь её грудь тяжело вздымалась, а по щекам текли беззвучные слёзы. Я начал двигаться, задавая медленный, почти нежный ритм. Это было не наказание. Это было завоевание. И приговор.
Я продолжал двигаться внутри Элианы, её тело постепенно сдавалось, становясь более податливым, хоть и не добровольно. Наклонившись так, что мои губы почти касались её уха, я прошипел:
— Так почему? Почему ты подняла восстание против меня? Или это Вильгельм всё подстроил?
Она застонала, её ноги непроизвольно обвились вокруг моих бёдер.
— Ты… ты мне изменил, — выдохнула она, и в её голосе прорвалась настоящая, детская обида.
Я на мгновение замер, ошеломлённый.
— Чего? — я не поверил своим ушам. — Постой. Что? Ты из-за этого всю войну затеяла? Из-за ревности?
— Ах, да… давай уже… — она застонала снова, её бёдра сами пошли навстречу моим толчкам. — Не останавливайся…
— Нет, ответь! — я придержал её за бедра, не давая ей двигаться.
— Мне не нравится, что ты трахаешь этих! — прошипела она, её глаза, полные слёз и ярости, метнулись в сторону Лиры и Ирис. — Эту… кошку! И эту… свою ядовитую служанку! Ты должен был быть только моим! После того, как ты взял меня! После того, как унизил! Я была твоей!
Мой мозг с трудом обрабатывал эту информацию. Весь этот ужас, смерть, предательство — и всё из-за женской ревности?
— И поэтому ты хотела, чтобы меня отстрампонил этот железный урод⁈ — я в ярости вогнал в неё свой член до самых яиц, заставив её вскрикнуть от боли и неожиданного удовольствия.
— Ну… уф… так получилось… — она задыхалась, её ногти впились мне в предплечья. — Но ты… ты был бы только моим… моей игрушкой… в клетке… чтобы только я могла тебя трогать…
— Ах ты, маленькая извращенка! — проревел я, и вся моя злость, весь испуг и ярость последних дней выплеснулись наружу.
Я начал трахать её грубо, жестоко, по-настоящему наказывая. Каждый толчок был ответом за сожжённые деревни, за смерть моих людей, за тот ужас, который я испытал перед «Стрампоном 3000». Я держал её за плечи, прижимая к полу, не давая вырваться.
— Вот тебе за предательство! — я входил в неё с силой.
— Вот за мой лагерь! — ещё один жёсткий толчок.
— А это за то, что чуть не сделала из меня 3001-го! — я почти рычал, двигаясь в ней в яростном, неистовом ритме.
Элиана уже не стонала — она кричала. Но в её криках теперь было не только отчаяние, но и какая-то дикая, извращённая страсть. Её ноги сжимали меня всё плотнее, её тело отвечало на мою ярость ответными судорогами. Она приняла своё наказание, и, казалось, даже начала получать от него извращенное удовольствие. Лира и Ирис молча наблюдали за этой сценой возмездия, и на губах Лиры играла довольная, одобрительная улыбка.
Её тело внезапно напряглось подо мной, изгибаясь в дугу. Стоны перешли в высокие, прерывистые вопли, её внутренности судорожно сжали мой член, выжимая из себя волну удовольствия. Она кончала, её ноги дёргались, а пальцы впились в простыни.
— Кончай… — выдохнула она, её голос был сиплым, почти молящим. — Пожалуйста…
Я замедлил движения, чувствуя, как её влагалище пульсирует вокруг меня, и злорадная ухмылка тронула мои губы.
— Не-а, — коротко бросил я и резко вытащил из неё свой член, мокрый от её соков.
Она ахнула от неожиданности и пустоты, но у неё не было времени на передышку. Я грубо перевернул её на живот, заставляя встать на колени. Её спина выгнулась, а идеальная, бледная попка оказалась приподнятой передо мной. Я провёл рукой между её ягодиц, нащупал её тугой, нетронутый анус, смазанный её собственными выделениями, и без всякой подготовки, одним жёстким движением, вошёл в него.
Элиана завизжала — пронзительно, по-звериному. Её тело затряслось от шока и боли, она попыталась вырваться, но я прижал её к полу одной рукой между лопаток, полностью обездвижив. Её попка сжалась вокруг моего члена с невероятной силой, но я не остановился. Я начал долбить её, жёстко и безжалостно, каждый толчок отдавался глухим шлепком по её плоти.
— Вот тебе за восстание! — рычал я, вгоняя в неё свой гнев.
— Вот за каждую смерть! — ещё один резкий толчок.
— А это за твою ревность, стерва!
Но постепенно её визги стали тише, переходя в хриплые, прерывистые стоны. Сопротивление уходило, сменяясь странной, вымученной покорностью. Её тело обмякло, принимая мои удары, её руки беспомощно скользили по простыням. Она перестала бороться и просто лежала, подчинившись моей воле, её рыдания смешались с хриплым дыханием. Я трахал её анально, уже не столько из мести, сколько утверждая свою власть, стирая последние следы её гордыни. Она была сломлена, унижена и полностью принадлежала мне. И в этом была какая-то извращённая, тёмная гармония.
Всё это время она сводила меня с ума. Своим высокомерием, своей предательской храбростью, самой своей ненавистью. В последние дни я ловил себя на том, что думаю о ней. Не как о враге, а как о женщине. О том, как хочу её — не просто наказать, а выебать до полного забытья, стереть в порошок её волю и заставить признать себя своим.
Вот он, этот момент. Я чувствовал, как нарастает знакомое напряжение внизу живота. Мои движения стали резче, хаотичнее. Я уже не просто трахал её — я изливал в неё всю свою накопившуюся ярость, обиду и, чёрт побери, желание.
— Получай, предательница! — я взвыл, вгоняя в неё свой член в последний, сокрушительный раз и замирая в самой глубине.
Волна удовольствия накрыла меня с головой. Я кончил глубоко в её попку, чувствуя, как моё семя заполняет её, ставя последнюю, животную точку в этом акте доминирования. Моё тело обмякло, и я тяжело рухнул на неё, чувствуя, как её спина вздымается подо мной в такт тяжёлому дыханию.
Через мгновение я перекатился на бок, увлекая её за собой, и прижал к себе. Моя рука автоматически потянулась к её груди, сжимая её, чувствуя под пальцами учащённое биение её сердца. Элиана не сопротивлялась. Она покорно прижалась к моей груди, а её губы, влажные и горячие, прильнули к моей шее. Не кусая — а облизывая, лаская.
— П-п-про… прости, — выдохнула она, её голос был сломанным и прерывистым от пережитого.
Я грубо провёл рукой по её волосам, не утешая, а скорее, утверждая своё право на неё.
— Не так быстро, стерва. Ты будешь отплачивать за своё предательство долго. Очень долго. Каждой ночью. Каждым вздохом.
Я выдохнул, глядя в потолок бани, где клубился пар. Чувство странного, могущественного удовлетворения медленно разливалось по телу.
— Ну, отлично, — пробормотал я сам себе. — Нечего моим сучкам против меня идти. Усвоят наконец.
И тут в моей голове, словно отголосок другого, более изощрённого кошмара, всплыл образ. Черные волосы, фиалковые глаза, обещание неземного наслаждения. Роксана.
Даа… — мелькнула мысль, быстрая и наглая. — Вот ещё её бы. Но это… это когда я захвачу всю страну. Как приз. Как высшую награду.
Улыбка тронула мои губы — хищная, полная новых, опасных амбиций. Война только начиналась. Но и награды, как выяснилось, могли быть самого разного калибра.
Райский сад. Вернее, то, что от него осталось после последнего приступа ярости богини. Воздух звенел, как натянутая струна, а от перламутровых светил на небе откалывались осколки и таяли в воздухе, словно снежинки.
Роксана носилась по опустошённому лугу, вырывая с корнем последние уцелевшие цветы и швыряя их в искривлённое пространство. Её идеальная причёска была растрёпана, фиалковые глаза метали молнии чистейшей, неконтролируемой ярости.
— О ЧЁм ЭТОТ ПЁС ДУМАЕТ⁈ — её рёв сотрясал основы реальности. — МЕНЯ ТРАХНУТЬ⁈ МЕНЯ⁈ БОГИНЮ! ВЕРХОВНУЮ ПРЯДИЛЬЩИЦУ СУДЕБ! ЭТУ… ЭТУ ГРЯЗНУЮ ОБЕЗЬЯНУ С ЕГО СМЕШНЫМ ОГНЕСТРЕЛЬНЫМ ПРИСПОСОБЛЕНИЕМ!
Она схватила свой хрустальный кубок и швырнула его в пруд, где тот тут же превратил воду в пар с громким шипением.
— Может, лучше меня? — тихо, почти мечтательно прошептала нимфа, закусив свою полную губу и не сводя восхищённого взгляда с дымящейся чаши, где был запечатлён Артур во всей своей «имбовой» славе. Её пальцы невольно поигрывали прядью волос цвета морской волны.
Роксана услышала. Она замерла и медленно, очень медленно повернулась к нимфе. Её лицо исказила маска такого бешенства, что даже воздух вокруг затрепетал.
— ВОТ ЖЕ МРАААЗЬ! — проревела она, и от её крика с ближайшего мраморного изваяния осыпалась крошка. — ТЕБЕ ПИЗДЕЦ! Я ВЫЗОВУ… ВЫЗОВУ ХУДШИХ СОЗДАНИЙ ИЗ ПУСТОТЫ! Я ОБРУШУ НА ТЕБЯ ВСЕ ИМПЕРИИ ОДНОВРЕМЕННО! Я ВЫСУШУ ВСЮ ЕГО ДРАКОНЬЮ КРОВЬ ПО КАПЛЕ! ТЫ… ТЫ БУДЕШЬ МОЛИТЬСЯ, ЧТОБЫ ТВОИМ КОШМАРАМИ СНОВА СТАЛИ СТРАМПОНЫ! ИБО ТО, ЧТО Я ПРИГОТОВЛЮ ДЛЯ ТЕБЯ, БУДЕТ НАСТОЯЩИМ АДОМ! АДОМ, КОТОРЫЙ ТЫ ДАЖЕ ВООБРАЗИТЬ НЕ СМОЖЕШЬ!
Нимфа усмехнулась. Она лишь томно потянулась, обнажая идеальную грудь, и провела языком по губам, её взгляд всё ещё был прикован к чаше, а точнее — к определённой части анатомии Артура.
— Конечно, моя богиня, — сказала она с наигранной покорностью, но в её зелёных глазах плескалось неповиновение и… любопытство. — Накажите его. Сильно. Очень сильно. Пусть он… почувствует всю тяжесть Вашего гнева.
Но Роксана уже не слушала. Она уже парила в воздухе, её чёрные волосы развевались вокруг головы как щупальца, а руки чертили в воздухе сложные, пылающие руны, призывая силы, которым не должно было быть места ни в одном мире.
Пипец для Артура, похоже, только начинался. И на этот раз он прибывал с космическим ускорением и намерением стереть его в атомную пыль. А нимфа лишь смотрела на это и тихо мурлыкала себе под нос, мечтая о «гневе» совершенно иного свойства.