Князь: Попал по самые помидоры 18+

Глава 39 Выжженные земли

Кабинет барона Отто фон Кракенфельда напоминал муравейник, на который наступили. Повсюду валялись смятые бумаги, опрокинутые чернильницы растеклись по картам, как пятна крови. Сам барон, маленький, пухлый и потный, метался из угла в угол, его лицо было цвета испорченного творога.

— Не успели! Не успели, Карст! — он хрипло бормотал, заламывая руки. — Я же приказал отступать при первом же намёке! А эти… эти уроды даже не построились в боевые порядки! Они просто… ПОЧЕСАЛИСЬ И ПОБЕЖАЛИ! КАК СТАДО ОВЕЦ ПОД НОЖ!

Его верный слуга, тощий как щепка Карст, с лицом, выражавшим перманентную скорбь, стоял в стойке «смирно», стараясь не попадаться на глаза.

— Ваша светлость, — начал он подобострастно, — возможно, стоит… рассмотреть вариант переговоров? Направить парламентёра к эрнгардцам? Предложить Вашу верную службу и Ваши… э-э-э… оставшиеся амбары с зерном?

— Договориться? С ЭРНГАРДОМ? — взвизгнул Отто, останавливаясь и тыча пальцем в сторону окна, за которым лежали его теперь уже бывшие земли. — Ты слышал донесения, Карст? Ты вникал? Они не люди! Они… машины для убийства! Они не берут пленных! Они не понимают слов! Они только рычат, крушат и… и сквиртят от ярости! С ними нельзя договориться! Их можно только переждать, как чуму! Или… или принести себя в жертву, чтобы они тебя просто быстро убили, а не…

Он с ужасом представил, что значит попасть в плен к этим благословлённым сквиртоником берсеркам, и его бросило в жар.

— Но, светлость, князь Артур…

— Артур! — фыркнул Отто с горькой усмешкой. — Артур со своими кошками и публичными минетами опоздал! Он где-то там играет в свою войнушку, а мой замок, мой замок, Карст, уже, наверное, разбирают на камни, чтобы кидаться ими в пролетающих мимо птиц! Потому что им БОЛЬШЕ НЕЧЕМ ЗАНЯТЬСЯ!

Он снова забегал по кабинету, напоминая перепуганного хомяка.

— Нет, Карст, тут что-то не так. Что-то… глубинное. — Отто понизил голос, как бы боясь, что его подслушают даже здесь. — Они не просто злые. Они… под чем-то. Как те наркоманы из портовых кабаков, помнишь? Только вместо дурманящих трав — какая-то адская смесь из квашеной капусты и божественного гнева. С ними нельзя вести дела! С ними можно только надеяться, что они сожрут друг друга, пока ты прячешься в погребе!

В этот момент снаружи донёсся отдалённый, но чёткий звук — не человеческий крик, а нечто среднее между рёвом медведя и лязгом разрываемого металла. Барон Отто вздрогнул, подскочил на месте и с испуганным писком нырнул под свой массивный дубовый стол.

— Видишь? Видишь? — его голос доносился из-под стола, дрожащий и слезливый. — Это они! Они уже близко! Им всё мало! Они идут сюда! Спасайся, Карст, спасайся, кто может!

Карст лишь тяжело вздохнул, глядя на торчащие из-под стола дрожащие полы барского кафтана. Идея с переговорами действительно казалась всё более призрачной. Оставалось лишь надеяться, что ярость эрнгардцев обойдёт его родной Кракенфельд стороной. Или что князь Артур совершит очередное чудо. Пусть даже с помощью своего знаменитого «пенисного огнестрела». Лишь бы это сработало. И как можно скорее.

Моя «армия» — если это пёстрое сборище кошколюдов, дрожащих ополченцев барона Отто и моей личной дружины могло так называться — двигалась по выжженным землям Кракенфельда. Картина открывалась душераздирающая, если бы не одна деталь. Это был не просто хаос войны. Это было… искусство. Абсурда.

Вот эрнгардский рыцарь в полных латах с рёвом набрасывался на придорожный столб и за три секунды превращал его в щепки. Рядом его товарищ с одинаковым успехом рубил и врага, и телегу, и мирно пасшуюся до этого корову, которая теперь с глупым удивлением смотрела на свою вторую половину. Они не просто убивали — они УНИЧТОЖАЛИ с какой-то методичной, бессмысленной яростью. Воздух гудел от их рёва и звенел от ломаемого дерева и металла.

— Ну что, — я обернулся к Годфрику, который с интересом наблюдал, как трое эрнгардцев вломились в сарай и начали крушить его изнутри, словно гигантские котята в картонной коробке. — Как тебе благословение Сквиртоника в действии?

— Эффективно, — флегматично заметил капитан, откусывая кусок вяленого мяса. — Никаких тактик, никаких флангов. Просто… вперёд. И крушить. Дизентерия, говорили? Хер там. У них от ярости, походу, и понос прошел.

— Мой господин, — мурлыкнула Лира, подходя ближе. Её хвост нервно подрагивал, но в глазах горел азарт. — Они похожи на щенков, которых перекормили кошачьей мятой. Очень злых щенков. С топорами.

— План, господин? — спросила Ирис, стоя чуть поодаль. Её лицо было невозмутимо, но я видел, как она сжимает рукоять спрятанного в складках платья кинжала.

План? Какие тут, к чёрту, планы? Смотришь на это безумие, и единственное, что приходит в голову — это крик «АААА, ОНИ ЖЕ ВСЕ ПОЕХАВШИЕ!».

— План прост, — заявил я, с пафосом вынимая меч. — Мы покажем им, что в Драконхейме умеют не только крушить, но и думать! Ну… иногда.

И тут один из эрнгардских «щенков» заметил нас. Его шлем с щелевидными прорезями развернулся в нашу сторону. Он издал звук, средний между воплем раненого лося и скрежетом тормозов, и побежал на нас. За ним — ещё десяток.

— Кошколюды, вперёд! — скомандовала Лира, и её сородичи с весёлыми мявками ринулись навстречу, используя свою грацию, чтобы уворачиваться от безумных ударов и царапать доспехи в самых уязвимых местах.

Я увидел, как один мой ополченец, дрожа как осиновый лист, выронил копьё. Эрнгардец, не сбавляя хода, наступил на него, даже не заметив, и продолжил свой путь, круша куст шиповника, который, видимо, оскорбил его лично.

Что ж. Время для главного калибра.

Я отступил на шаг, сосредоточился. Вспомнил всё: обиды, унижения, абсурд этой войны, публичный минет на собственной свадьбе… Ярость, знакомая и родная, закипела во мне, смешиваясь с магией Драконьей Крови. Но на этот раз я направил её… туда.

— Ну, детка, пора зажигать, — пробормотал я, расстёгивая пряжку на штанах.

— О, опять это, — вздохнула где-то сзади Ирис.

Из моего члена вырвался не просто сгусток пламени. Это был огненный шар размером с добрую тыкву. Он со свистом пролетел над головами моих воинов и угодил прямо в груду ящиков, которые крушил очередной берсерк.

БА-БАХ! Ящики, солома и сам эрнгардец взлетели на воздух в зрелищном фейерверке из щепок и раскалённой стали.

Наступила секундная пауза. Даже другие эрнгардцы на мгновение замерли.

— ВАШЕ СИЯТЕЛЬСТВО! — раздался восхищённый крик Годфрика. — ВЫ ЕГО… ВЫ ЕГО ПОДЖАРИЛИ! ПРЯМО В ЛАТАХ! ЭТО ЖЕ НАДО ТАК УМЕТЬ!

Среди моих войск пронёсся одобрительный гул. Кошколюды замяукали с одобрением.

— Видишь, Ирис? — я обернулся к ней с победной ухмылкой. — А ты говорила — «пенисные бои».

Она просто закрыла лицо ладонью, но в уголке её губ дрогнула улыбка.

А потом на нас ринулась основная масса этой стальной, безумной орды. Было страшно. Было абсурдно. Но глядя на их неконтролируемую ярость и на моих воинов, которые начинали заражаться азартом этой сюрреалистичной бойни, я понял одно: чтобы победить абсолютный абсурд, нужно стать немного абсурднее его. И у меня для этого было самое подходящее оружие.

— Ну что, ребята! — закричал я, готовя следующих «заряд». — Давайте покажем этим квашеным уродам, что такое НАСТОЯЩЕЕ безумие! За Драконхейм! И за мои волшебные, огнедышащие яйца!

Войска, не особо понимая, за что именно они сражаются, но воодушевлённые зрелищностью происходящего, с боевым кличем ринулись в бой. А я продолжил скромно, с тыла, вносить свой вклад в общую победу. Один огненный шар за другим. Это была не битва. Это было цирковое шоу с элементами боевика. И, чёрт возьми, оно было веселым.

Благословение Сквиртоника, надо отдать ему должное, работало на ура. Эрнгардцы были похожи на заведённые игрушки, которые не могли остановиться, пока их не сломаешь. Мой «пенисный огнестрел» работал безотказно, выписывая на поле боя причудливые узоры из огня и паникующих берсерков. Но патроны, увы, не бесконечны. Даже у магии Драконьей Крови есть лимит, и я чувствовал, как внутри всё начинает потихоньку пустеть.

— Господин, вы иссякаете! — крикнула Лира, которая сражалась рядом, её движения были стремительным, смертоносным танцем. Она уворачивалась от удара двуручного меча, скользила под брюхом лошади, и её когтистые перчатки оставляли на латах противника глубокие борозды, с хрустом впиваясь в сочленения. — Пора переходить к холодному оружию!

— Ты о моём мече или о чём-то ещё? — отшутился я, с трудом парируя удар алебарды, от которого у меня заныла рука до самого плеча.

— Обо всём сразу! — она хищно улыбнулась, и в её глазах вспыхнул тот самый огонь, что зажигался в наших самых жарких спаррингах. — Но сначала давайте прольём немного… чужой крови. Вместе.

И это «вместе» было исполнено такой сладкой угрозы, что у меня по спине пробежали мурашки. Мы встали спиной к спине, как единый механизм. Я — тяжёлый молот, сокрушающий доспехи и кости грубой силой и короткими, точными выпадами пламенного клинка, который я всё-таки вынул. Лира — бритва, быстрая, неумолимая, находящая щели в самой прочной броне.

Один из берсерков, особо крупный экземпляр, ринулся на неё с рёвом. Лира не стала уворачиваться. Вместо этого она присела, сделала невероятный прыжок вверх, перекувыркнулась в воздухе и вонзила свои когти ему прямо в щель между шлемом и наплечником. Рыцарь захрипел и рухнул, а она, грациозно приземлившись на его спину, с наслаждением облизнула окровавленные когти.

— Вкусно? — крикнул я, отрубая руку другому нападавшему.

— Немного пересолено! — парировала она, с весёлым мявком уклоняясь от брызг.

Это был танец. Хаотичный, смертельный, но не лишённый своего извращённого изящества. Мы двигались в самом сердце бойни, и каждый взгляд, каждый выпад, каждый наш синхронный жест был наполнен не только яростью, но и странной, порочной страстью. Мы убивали, и это сближало нас больше, чем любая любовная речь.

В какой-то момент я почувствовал, как что-то тяжёлое и острое впилось мне в бедро. Я грохнулся на одно колено, увидев торчащую из ноги стрелу. Боль, острая и жгучая, пронзила тело.

— АРТУР!

Рев Лиры был не криком испуга, а яростным рыком хищницы, у которой посягнули на добычу. Она бросилась ко мне, отшвырнув в сторону одного берсерка так, что он полетел, словно кукла. Она встала надо мной, её спина была напряжена, хвост хлестал по воздуху, а на губах вздулась пена бешенства.

— Никто! Никто не смеет ранить моего Дракона! — зашипела она, и её глаза glowed буквально. — Я ВЫРВУ ВАМ ГЛОТКИ!

И она принялась это делать. С удвоенной, я бы даже сказал, удесятерённой яростью. Это было уже не изящное фехтование, а чистой воды бойня. Она рвала, резала, царапала, превращая пространство вокруг нас в запретную зону.

Я, стиснув зубы, сломал древко стрелы и, используя меч как костыль, поднялся. Боль была адской, но вид её дикой, безрассудной защиты придал мне сил. Я прислонился к ней спиной, чувствуя, как дрожит её тело от ярости.

— Успокойся, мурлыка, — прошептал я, проводя окровавленной рукой по её плечу. — Я ещё жив. И пока я жив, я буду трахать тебя так, что стены замка затрясутся. Так что береги силы.

Она обернулась, её лицо было в крови, но улыбка была ослепительной.

— Обещание, господин?

— Клятва Драконьей Крови.

И с новыми силами, пропитанными болью, яростью и этой гремучей смесью чувств к кошке-убийце у меня за спиной, я снова ринулся в бой. Мы были двумя стихиями, сошедшими с ума, — огонь и сталь, слившиеся в одном безумном, кровавом танце на костях наших врагов. И чёрт возьми, это было прекрасно.

Кровь стучала в висках, смешиваясь с адреналином и какой-то животной радостью. Мы с Лирой были центром смерча, который сами и создали. Каждый мой взмах меча, каждый её прыжок, каждый кровавый брызг — всё это было частью нашего странного, ужасного и прекрасного танца.

— СЛЕВА! — крикнула Лира, и я, не раздумывая, опустился на одно колено, пропуская над головой смертоносное лезвие алебарды. В тот же миг Лира, оттолкнувшись от моей спины, как от пружины, впилась когтями в лицо нападавшего, превратив его шлем в решето.

— СЧИТАЕМСЯ! — парировал я, чувствуя, как её ноги на мгновение касаются моих плеч, прежде чем она отпрыгнула. — После того, как ты спасла мню от стрелы, я тебе должен!

— О, я непременно напомню, мой господин! — её голос прозвучал сладко и хищно, пока она перерезала глотку очередному берсерку. — С процентами!

Мы снова сошлись спинами, отдышиваясь. Вокруг нас образовалась временная пустота — эрнгардцы, хоть и безумные, но не совсем идиоты, поняли, что приближаться к этой парочке садистов-синхронистов — верный путь отправиться к своему сквиртящему божеству.

Именно в эту короткую передышку я заметил нечто… странное. Среди рёва и лязга металла до меня донёсся… мурлыкающий вой. Я посмотрел на Лиру. Это издавала она. Её глаза были закрыты, она запрокинула голову, и из её горла вырывался низкий, вибрирующий звук, похожий на урчание огромной кошки, но с нотками боевого клича. Она вдыхала воздух, полный запаха крови, пороха и смерти, и, казалось, получала от этого невероятное, почти чувственное удовольствие.

— Нравится? — крикнул я ей, сбивая с ног подбежавшего ополченца (своего, запутавшегося), ударом рукояти.

Она открыла глаза. В них бушевал зелёный огонь.

— Ещё бы! Это же… настоящая охота, господин! Самый лучший афродизиак! Чувствуешь? — она провела окровавленной рукой по своему лицу, оставляя алые полосы. — Это возбуждает больше, чем любая брачная ночь!

В этот момент группа берсерков, видимо, получив по шапке от своего командира, снова ринулась на нас, на этот раз более организованно. Ярость яростью, но даже у безумия есть свои пределы.

— Годфрик! — рявкнул я. — Немного огонька с фланга!

— Уже бегу, ваша светлость! — донёсся довольный рёв капитана, и в строй врага врезалась его дородная фигура в сопровождении горстки самых отчаянных кошколюдов. Началась свалка.

А мы с Лирой снова пошли в дело. Теперь мы двигались не просто синхронно, а с какой-то звериной, интуитивной связью. Я бил в щит — она в это время атаковала сбоку. Она отвлекала — я наносил решающий удар. Мы были как два клинка в руках одного мастера.

В одном из эпизодов я оказался прижат к повозке. Трое эрнгардцев наседали на меня. Я видел, как занесён топор… и вдруг сбоку, словно рыжая молния, метнулась Лира. Она не стала атаковать их. Она просто пронеслась мимо, и её хвост, как бич, хлестнул по глазам ближайшего берсерка. Тот взревел от боли и ярости, потеряв ориентацию, и его удар пришёлся по своему же товарищу. Пока они разбирались, я успел прийти в себя и добить их.

— Спасибо, мурлыка, — выдохнул я, когда она снова оказалась рядом.

— Пустяки, — она облизала окровавленный коготь, её грудь вздымалась. — Просто не даю никому другому убить тебя раньше меня. Это моё право. Как Первой Мурлыки.

Я рассмеялся. Это был хриплый, уставший, но искренний смех. Чёрт возьми, какая же она потрясающая. Убийственная, буквально и фигурально.

Битва постепенно стихала. Благословение Сквиртоника оказалось палкой о двух концах. Да, они были сильны и яростны. Но когда не осталось ничего живого для разрушения, они обратили свою ярость друг на друга. Мы могли просто отступить и наблюдать, как армия Эрнгарда сама себя уничтожает в финальном акте безумия.

Я стоял, опираясь на меч, и смотрел на Лиру. Она подошла ко мне, её одежда была изорвана, в волосах застыла кровь, но она сияла. Она положила ладонь мне на грудь, прямо над бешено колотившимся сердцем.

— Ну что, господин? — её голос был низким и соблазнительным. — Готовы исполнить клятву Драконьей Крови? Эти стены, — она кивнула на дымящиеся руины замка барона Отто, — и так уже трясутся. Думаю, мы можем добить их.

Я посмотрел на это поле абсурдной бойни, на своих уставших, но довольных воинов, на эту великолепную, кровожадную кошку рядом и почувствовал… странное умиротворение. Да, мир сошёл с ума. Но пока у меня есть магия в штанах и такая женщина рядом, я был готов принять любые его правила.

— Да, — просто сказал я, обнимая её за талию и притягивая к себе. — Добьём.