Князь: Попал по самые помидоры 18+

Глава 44 Начинается игра с тетушкой

— Меня покажи! Меня покажи! — пронзительный возглас Оксаны разрезал торжественную тишину зала, эхом отразившись от мраморных колонн.

Все взгляды, включая ледяной взор Марицель, устремились на суккуба. Та стояла, выпятив грудь и стараясь придать своему лицу выражение надменной значимости, что удавалось ей с переменным успехом.

Уголки губ Марицель поползли вверх, образуя улыбку, в которой было куда больше хищного любопытства, чем умиления.

— А это что за прелесть? — протянула она, и её голос стал сладким, как забродивший мёд. — Такая… энергичная.

Я закатил глаза, чувствуя, как головная боль нарастает с новой силой.

— Тётя, позволь представить… Оксану. Мою… — я на мгновение замялся, подбирая наименее взрывоопасное определение, — … фаворитку.

— Фаворитку⁈ — возмущённо фыркнула Оксана, топнув ногой. Она повернулась к Марицель, жестикулируя. — Я не просто «фаворитка»! Я — его личный… э-э-э… советник по энергообмену и тактическому ослаблению вражеской воли! Без меня он бы до сих пор…

— Советник по энергообмену, — Марицель перебила её, прищурившись. Её взгляд скользнул по магическому ошейнику на шее Оксаны, и в её глазах мелькнуло мгновенное, безошибочное понимание. — Какая занятная должность. Надеюсь, твои… советы… приносят моему племяннику ощутимую пользу.

В её голосе прозвучала лёгкая, ядовитая насмешка, но Оксана, польщённая самим фактом внимания, лишь гордо подняла подбородок.

Затем я, стараясь сохранить остатки формальности, представил остальных. Я указал на Лиру, свою жену и Первую Мурлыку, на Ирис — главную камердинершу, и на Элиану — княжну Штормгарда. Марицель кивала каждому представлению, её пронзительный взгляд выстукивал каждую деталь, словно составляя досье, но никаких комментариев не последовало. Она и так всех их знала слишком хорошо.

Годфрик, откашлявшись, выступил вперёд и представился сам, а затем с нежностью в голосе представил свою Мурку. Марицель с лёгкой, почти одобрительной улыбкой кивнула.

— Рада видеть, что в свите моего племянника есть не только экстравагантные особы, но и верные воины, — её взгляд скользнул по Лире, — и что кошколюдки не ограничиваются одной лишь… Первой Мурлыкой. Это разнообразие тешит взор.

Затем её внимание вернулось ко мне, и лицо снова стало серьёзным, хотя в уголках губ играла та же хитрая улыбка.

— Несмотря на то, что силы королевства были подорваны твоим умелым ударом, милый племянник, последний бой за столицу не был лёгкой прогулкой, — заявила она, делая паузу для драматизма. — Эти упрямые эрнгардские львы отчаянно цеплялись за свои камни. Мне пришлось… проявить наглядность. В отместку казнила часть самых значимых офицеров старого Вильгельма. Чтобы другим неповадно было.

Я встретил её взгляд, сохраняя невозмутимость. В её словах был вызов — посмотри, одобришь ли ты мои методы.

— Жестоко, но необходимо, — ровно ответил я. — Я понимаю твоё решение. Война — не место для полумер.

Её глаза блеснули одобрением. Она сделал несколько шагов ко мне, и её голос опустился до интимного, соблазнительного шёпота, предназначенного только для моих ушей.

— А теперь, мой дорогой, у меня для тебя есть один… сюрприз. У старого короля, оказывается, имелись три юные дочурки. Прелестные, невинные создания. Никто к ним не прикасался, они томились взаперти в своих покоях, как птички в золотых клетках.

Меня будто холодной водой окатило. Я отстранился на полшага, глядя на неё с настороженностью.

— И какова их дальнейшая судьба, тётя?

Она лишь загадочно улыбнулась, проведя пальцем по моей щеке.

— Этим вопросом, — прошептала она, — мы можем заняться… позже. На досуге. А сейчас… — её голос вновь зазвучал громко и властно, разносясь по залу, — объявляю пир в честь нашей победы и воссоединения семьи! Приказываю всем гостям пройти в свои покои, дабы подготовиться к торжеству. И поторопитесь, — она снова буркнула, но уже так, чтобы слышали все, — вы так долго тащились, что я за это время уже две бутылки отменного красного одна осушила от скуки!

Покои, отведённые нам во дворце, напоминали не то будуар, не то операционный штаб. Повсюду суетились слуги, разнося наряды, воду для умывания и инструменты для укладки волос. Воздух был густ от запахов парфюма, пудры и лёгкого напряжения.

Лира, чья кошачья натура не терпела промедлений, оделась первой. Её платье было из чёрного бархата, подчёркивавшего каждую линию её тела, а в ушах сверкали изумрудные серьги, точно повторяющие цвет её глаз. Она подошла ко мне, пока служанка застёгивала последние пряжки на моём камзоле.

— Я всё слышала, — её шёпот был горячим и колким, как укол иглой, в самое ухо. Её пальцы впились в мои плечи. — Про этих… птичек в золотых клетках. — Она отстранилась, чтобы посмотреть мне в глаза, и в её взгляде бушевала буря из ревности и собственнического инстинкта. — Если ты, мой господин, хоть одну из них тронешь, воспользуешься их положением… я буду очень, очень зла. Поверь, ты ещё не видел меня по-настоящему злой.

В этот момент служанка, закончив своё дело, с почтительным поклоном ретировалась. Я повернулся к Лире, глядя на её разгневанное, прекрасное лицо. Вместо ответа я медленно поднял руку и коснулся её уха. Кончиками пальцев я провёл по основанию тёплого, бархатистого ушка, затем нежно потер его между пальцами.

Эффект был мгновенным и магическим. Вся надменность и ярость сдулись с неё, как воздух из проколотого шарика. Её глаза мгновенно закрылись, из груди вырвалось долгое, сдавленное, блаженное «Мммрррр…». Она вся обмякла, прижалась ко мне лбом, а её хвост, только что хлеставший воздух, теперь обвил мою ногу с нежным, мурлыкающим трепетом.

— Подлый… — прошептала она уже совсем другим, сонным и довольным голосом, ласкаясь щекой о моё плечо. — Ты знаешь мои слабые места…

Я продолжил ласкать её ушко, наблюдая, как грозная Первая Мурлыка превращается в вязкую, мурчащую массу у меня на груди. Ирис, наблюдая за этой сценой с другого конца комнаты, лишь покачала головой, но в уголках её губ дрогнула тень улыбки. Оксана же смотрела с нескрываемым интересом, явно делая ментальные заметки. Элиана, краснея, отвернулась, делая вид, что очень увлечена выбором серег.

Я наклонился к самому уху Лиры, так близко, что мои губы едва касались её шелковистой шёрстки. Мои слова были тише шелеста падающего лепестка, выдохом, предназначенным лишь для неё одной.

«Мне нужно, чтобы ты…»

Я прошептал свою просьбу. Всего пару коротких фраз. Нечто, о чём не должны были узнать ни слуги, ни союзники, ни даже самые дотошные читатели, следящие за каждым поворотом этого безумного сюжета.

Лира резко отстранилась, её чарующие глаза широко распахнулись от удивления. Она смотрела на меня, пытаясь прочитать в моём взгляде подтверждение. А затем её губы медленно растянулись в хитрой, понимающей улыбке, полной внезапного азарта и готовности к шалости. Она коротко кивнула, не говоря ни слова. Секрет был заключён между нами.

И в этот самый момент мой взгляд поймал Оксану. Она стояла в стороне, притворяясь, что занята выбором браслета, но её глаза были прикованы ко мне. Она удивлённо похлопала длинными ресницами, и на её лице застыло странное выражение — не просто любопытство, а будто бы… озарение. Мне показалось, а может, это была лишь паранойя, будто она каким-то непостижимым, магическим боком уловила самую суть моего шёпота. Не слова, но намерение. В её взгляде мелькнула искорка одобрения, словно она говорила: «О, хитрый… мне нравится».

Я холодно посмотрел на неё, давая понять, что любое разглашение будет караться. Оксана лишь загадочно улыбнулась и, повернувшись, принялась напевать себе под нос какую-то весёлую, беспечную мелодию.

Мы вплыли в бальный зал, и казалось, будто само солнце решило спуститься с небес, чтобы посмотреть на это зрелище. Мы все сияли. Лира в своём чёрно-изумрудном великолепии была воплощением хищной грации. Ирис в строгом, но безупречно скроенном платье цвета ночи — ледяной аристократкой. Элиана в небесно-голубом — трепетной принцессой из старой сказки. Даже Оксана, в подобранном для неё платье цвета спелой сливы, на удивление выглядела… почти прилично, если не считать её голодного взгляда, скользившего по присутствующим мужчинам.

Но настоящий шок вызвали Годфрик и Мурка. Капитан в расшитом золотом камзоле и бархатных штанах выглядел как настоящий герцог, а его дородная фигура лишь придавала ему вид могущественного вельможи. Мурка же в шелковом платье пастельных тонов, с аккуратно уложенной шёрсткой и скромным ожерельем, была олицетворением нежной знати. «Хотя… — мелькнула у меня мысль, — глядя на них, понимаешь, что звание герцога для них было бы не наградой, а лишь вопросом времени».

Наш триумфальный вход был тут же омрачён появлением нервного, суетливого человечка с моноклем в глазу и с пачкой пергаментов в трясущихся руках.

— Ах! Ваши сиятельства! Преосвященнейшие! — залепетал он, кружа вокруг нас, как майский жук вокруг лампы. — Прошу, за мной, умоляю! Королева уже на подходе! Она… она недовольна задержкой, ой, как недовольна! Мне страшно! — Его взгляд задержался на моих спутницах. — Ой, какие прекрасные… то есть, прошу прощения! Сюда, вот эти места! Лучшие в зале, само собой! Для самого князя Драконхейма и его… э-э-э… блистательной свиты! Ой-йой-йой!

Он рассаживал нас с таким видом, будто раскладывал взрывчатку, постоянно озираясь на двери. Мы едва успели занять свои места, как трубы прорезали воздух, возвещая о появлении хозяйки бала.

И вот она вошла.

Марицель. На ней не было ни парчи, ни бархата. На ней было нечто, отдалённо напоминающее ночнушку — струящееся платье из тончайшего чёрного шифона, настолько откровенное, что оно оставляло плёточки воображения. Оно переливалось при свете факелов, обрисовывая каждый изгиб её тела. И при этом на её голове красовалась массивная золотая корона, словно насмешка над всеми условностями.

Она прошлась по залу, как хищница, лениво и уверенно, её взгляд скользнул по потрясённым лицам знати. Затем она подошла ко мне. Наклонилась и, не обращая внимания на всех, громко чмокнула меня в макушку.

— Ах, мой племянничек, — она пропела ласковым, сладким голосом, который резал слух сильнее, чем боевой клич. — Какой же ты очаровательный в своём парадном камзольчике. Прямо ми-ми-ми. Просто тронута до слёз.

Потом она выпрямилась, её лицо вновь стало маской абсолютной, безумной власти, и она заняла своё место на троне, развалившись на нём с видом кошки, проглотившей не только канарейку, но и всю птицефабрику. Пирушка, судя по всему, начиналась. И я чувствовал, что это будет нечто незабываемое.

Трубы смолкли, и Марицель поднялась с трона. Её голос, усиленный магией или просто безграничной самоуверенностью, легко заполнил собой огромный зал.

— Дорогие гости, верные подданные и… члены моей многострадальной семьи! — её взгляд скользнул по мне, и губы тронула улыбка. — Сегодня мы празднуем не просто победу. Мы празднуем рождение нового мира! Мира, где Аскарон и Драконхейм, две величайшие династии, наконец-то объединили свои силы! Да славится мощь Аскарона, сокрушившая старого врага! И да славится мудрость Драконхейма, чей огонь очистил нам путь!

Поднялся вежливый, но оглушительный гул аплодисментов. Началась трапеза. Вино лилось рекой, а блюда сменяли друг друга с невероятной скоростью. Воспользовавшись моментом относительной приватности, я наклонился к тётке. (Во время празднества, мы с Лирой сели рядом с Марицель. Она позвала нас к себе, после того, как опрокинула три добрых бокала вина).

— Тётя, пока мы наслаждаемся твоим гостеприимством, не стоит терять время даром. Может, обсудим за едой первые вопросы, касающиеся нового облика королевства?

Марицель отхлебнула из своего бокала, её глаза блеснули азартом.

— А почему бы и нет, милый? Игра в троны — лучшая приправа к жаркому. Итак, открывай свой список. Какое твоё первое условие?

Я сделал паузу для драматизма, давая всем за нашим столом услышать.

— Земли барона Отто фон Кракенфельда, а также Штормгард, должны отойти Драконхейму.

Я видел, как Элиана замерла с кубком у губ. Затем на её лице расцвела медленная, сияющая улыбка, и она посмотрела на меня с такой теплотой и благодарностью, что стало почти жарко. Она тихо кивнула, подтверждая мои слова.

— Кракенфельд и так уже стал частью моих владений де-факто и получает всю поддержку от Драконхейма, — продолжил я. — А что касается Штормгарда… — я обвёл взглядом присутствующих, — это родовые земли моей второй, будущей жены. Так что логично, что они должны управляться моим домом.

Марицель медленно положила винную кость на тарелку, её пальцы постукивали по золотому краю.

— Кракенфельд… ладно, с этим ещё можно поспорить, но куда ни шло. Но Штормгард, милый племянник? — она сладко улыбнулась. — Он находится несколько… отрезан от твоих основных земель. Между нами лежат добрые сотни миль и владения как минимум трёх баронов, верных мне. Нет у них точки соприкосновения. Нескладушечки получаются.

Я сделал вид, что задумался, хотя такой ответ ожидал.

— Понимаю. В таком случае, — я развёл руками с наигранным сожалением, — мне, видимо, придётся выбрать что-то ещё. Что-то, что будет иметь общую границу с моими владениями.

Марицель вдруг рассмеялась. Её смех был громким, искренним и полным странной гордости. Она покачала головой, смотря на меня с восхищением.

— Боги, — выдохнула она, вытирая несуществующую слезу. — Этот мальчик… Уверена, ты не мой племянник, а мой незаконнорожденный сын. Такой же наглый и дальновидный. Ладно, ладно… Продолжаем пир! О политике поговорим позже, когда ты решишь, какую именно половину моего королевства ты хочешь забрать в качестве приданого!

Пир продолжался. Вино лилось рекой, шуты кривлялись, а музыка всё громче заполняла зал. Под аккомпанемент всеобщего веселья и нескольких дополнительных кубков вина мне удалось окончательно убедить Марицель официально признать Кракенфельд моим владением. Её уполномоченный аристократ, всё тот же нервный человечек с моноклем, принёс пергамент, и королева с театральным вздохом начертала на нём свою подпись, отказываясь от любых претензий на эти земли. Лира, сияя, не уставала напоминать всем и каждому, что Кракенфельд — её законный свадебный подарок, так что эта победа далась нам относительно легко.

Вскоре начались танцы. Я, как подобает, исполнил первый танец с Лирой. Она парила в моих объятиях, её хвост грациозно извивался в такт музыке, а в глазах горели огни торжества и собственнической любви. Затем я пригласил Элиану. Она была робка и изящна, её рука дрожала в моей, но на лице сияла улыбка надежды.

И вот настала очередь Ирис.

Мы закружились в медленном танце. Её движения были отточенными и холодными, словно она выполняла очередную обязанность.

— Ну вот, — её голос прозвучал тихо и язвительно прямо у моего уха. — Скоро и на Элиане женишься. Официально. А ведь это я первая крутила этой самой попкой у тебя перед носом, когда ты был ещё никем. А меня… меня в жёны брать не хотят.

Её слова были отравлены годами обиды. Я притянул её чуть ближе.

— Я бы с радостью взял тебя в жены, Ирис, — тихо, но твёрдо сказал я. — И ты это прекрасно знаешь. Но твоё положение… главной камердинерши… Собрание аристократов никогда не признает такой брак. Это невозможно.

Она замолчала, и я почувствовал, как её тело напряглось. Мы сделали ещё несколько оборотов под звуки музыки, прежде чем она снова заговорила, и её голос приобрёл новую, странную решимость.

— Мне… мне нужно сказать тебе нечто очень важное.

— Говори, — предложил я. — Я слушаю.

— Не здесь, — она резко покачала головой, её глаза метнулись к трону, где восседала Марицель. — Не при всех.

Не раздумывая, я взял её за руку и, не прерывая танца, мягко, но настойчиво повёл её к арочному выходу из бального зала. В тот момент, когда мы проходили мимо, Оксана, сидевшая рядом с Годфриком и Муркой, с обидой выдохнула:

— А со мной потанцевать⁈ Я тоже хочу!

А с трона донёсся сладкий, ядовитый голос Марицель, обращённый к Лире:

— Ой, смотри-ка, твой муж не выдержал и повёл служанку в какой-нибудь укромный уголок. Наверное, надо спустить пар после всех этих политических баталий. Мужчины, они такие… предсказуемые.

Я видел, как Лира вся покраснела от гнева, её пальцы впились в подол платья. Но, к моему удивлению, она сдержалась и, стиснув зубы, бросила в нашу сторону:

— Мой господин имеет право на всё, что пожелает.

Мы вышли в прохладный, полуосвещённый коридор. Звуки музыки и гул голосов сразу стали приглушёнными. Я отпустил её руку и облокотился о холодную мраморную стену, глядя на неё.

— Ну? Я весь в твоем распоряжение.

Ирис сделала глубокий вдох, словно готовясь прыгнуть в бездну. Она подошла вплотную, её необычайно красивое лицо было серьёзным и бледным. Она взяла мои руки в свои, и её пальцы были ледяными.

— Есть способ, — начала она, и её голос дрогнул. — Способ выиграть у Марицель многое. Очень многое. Возможно, даже то, о чём ты сегодня просил за столом. И… — она замолчала, собираясь с духом. — Взамен ты сделаешь меня женой. Не фавориткой. Женой.

Я смотрел на неё, не понимая.

— Не очень понимаю тебя, Ирис. Какой может быть способ заставить тётку добровольно отдать то, что она только что завоевала?

Она посмотрела мне прямо в глаза, и в её взгляде была вся её боль, вся гордость и вся отчаянная надежда.

— Я… дочь Марицель.

В коридоре повисла гробовая тишина. Слова повисли в воздухе, словно физическая тяжесть. Я не мог вымолвить ни слова, просто смотря на неё, пытаясь осознать чудовищный смысл того, что она только что сказала.