Князь: Попал по самые помидоры 18+

Глава 19 Ты меня бесишь… и родственники

Дверь закрылась за мной с мягким, дорогим щёлк. И я окаменел. Вернее, попал в золотой, мраморный и пафосный ад.

Кабинет мэра. Скромное название для зала, который мог бы вместить мое поместье целиком, включая конюшни и курятник. Пол — шахматная доска из черного эбенового дерева и белоснежного мрамора, настолько отполированная, что я увидел свое потрепанное отражение и поморщился. Стены — панели из червонного золота (червонного, Карл!) с инкрустациями из перламутра, изображающими… сцены охоты мэра? На единорогов? Судя по рогу на стене — да. Огромный камин, в котором мог бы спать тролль, был вырезан из цельного куска яшмы. Над камином — портрет самого мэра в полный рост, в горностаевой мантии и с выражением лица, говорящим: «Да, я украл Ваш бюджет. И что?»

Но главное — стол. Не стол. Алтарь столярного искусства из какого-то черного, мерцающего дерева. На нем — чернильница из цельного изумруда, перья феникса (я не шучу) и… золотая статуэтка меня? Стилизованного, с дурацкой улыбкой и надписью на постаменте: «Князю-Освободителю Мошонки от благодарных граждан». Я почувствовал, как кровь ударила в виски. «Я освобождал шахты, сука! Шахты!»

За этим алтарем, в кресле, похожем на маленький трон из слоновой кости, восседал сам Его Превосходительство, Мэр Города Драконспрау — Бартоломью фон Пилленберг. Человек, напоминавший упитанного, довольного кота. Лысоватый, с аккуратными седыми бакенбардами, в камзоле из ткани, которая переливалась всеми цветами радуги и, вероятно, стоила как годовой доход моих шахт. Он улыбался сладкой, масляной улыбкой.

— Ваша Светлость! — воскликнул он, не вставая, а лишь слегка кивнув. Голос — бархатный, как дорогой коньяк. — Какая честь! Какая неожиданная радость! Садитесь, прошу! Нет, не туда! — он остановил меня, когда я потянулся к простому (но все равно чертовски дорогому) креслу напротив. — Вот сюда! Это ортопедическое, с массажем и подогревом сиденья. Импортное. Из эльфийских королевств. Для Вашего… э-э-э… утомленного величества.

Я плюхнулся в указанное кресло. Оно действительно зажужжало и начало массировать мои измученные ягодицы. Это было приятно и одновременно оскорбительно. «У него кресла лучше моей кровати!»

— Бартоломью, — начал я, стараясь звучать княжески, но сквозь зубы. — Дом… впечатляет. Прямо скажем. Не узнаю родной Драконспрау. Торговля… процветает?

— О, Ваша Светлость! — Мэр сложил пухлые ручки на животе. — Под вашей мудрой и активной рукой — как же иначе? Особенно после того, как Вы… гм… нормализовали обстановку на границах и в источниках. Туризм, знаете ли, расцвел махровым цветом! А где туризм — там и налоги. Скромные, конечно. Чисто на поддержание инфраструктуры. — Он скромно потупил взгляд на свой перстень с бриллиантом размером с орех.

«Скромные налоги. Скромные. Как же я тебя ненавижу, Барти…» — пронеслось у меня в голове.

— Ладно, к делу, — отрезал я. — Свадьба. Через… — я мысленно подсчитал, — … чертовы семь часов. Что там у тебя по организации? Говори коротко. У меня еще отец невесты может прийти и оторвать мне то, чем я «освобождаю мошонки».

Мэр смахнул невидимую пылинку с рукава.

— Все под контролем, Ваша Светлость! Абсолютно! Площадь украшена по последнему слову… ну, почти по последнему. Фонтаны с шампанским — работают. Платформы для турнира — готовы. Арена для «Боя подушек» среди девиц легкого поведения… э-э-э… то есть, среди артисток фольклорного ансамбля — смонтирована. Пиршественные столы — ломятся. Пока виртуально. Но скоро реально!

— «Бой подушек»? — переспросил я, чувствуя приближение головной боли. — Это что за хуйня?

— Ноу-хау! — оживился мэр. — Публика обожает! Девушки в легких… костюмчиках… бьются подушками. Победительницу ждет приз — поцелуй жениха! То есть, Вас, Ваша Светлость! — Он подмигнул. — Народ будет в восторге! И плакать «Освободителю!»!

— Я женюсь на Лире фон Китилэнд, Барти! — зашипел я. — На «Первой Мурлыке»! Которая может порвать горло за неверный взгляд! И ты хочешь, чтобы я целовал какую-то «победительницу» в бою подушек⁈ Ты с ума сошел⁈

— О, не волнуйтесь! — Мэр махнул рукой. — Мы все предусмотрели! Приз — символический! Поцелуй в… лобик! Или в ручку! На выбор! Главное — зрелищность! А народное ликование! И… — он понизил голос, — … сборы от ставок на победительницу пойдут в городскую казну. На благоустройство. Ваше имя, конечно, будет в благодарностях. Крупным шрифтом.

«Пиздец», — подумал я. — «Он хочет заработать на моей потенциальной кастрации Лирой».

— Ладно, — сдался я, чувствуя, что кресло-массажер — единственное светлое пятно в этой ситуации. — Что еще? Говори быстрее.

— Церемония! — Мэр достал свиток, развернул его с треском. — Ровно в полдень. Вы въезжаете на площадь на… — он заглянул в свиток, — … на белом грифоне? У нас есть грифон?

— Нет у нас грифона! — огрызнулся я. — У меня есть старая кляча по кличке «Колченогий». На ней и въеду.

— О! Колоритно! — не смутился мэр, делая пометку. — «Князь въезжает на верном боевом скакуне, хранящем память былых битв!» Отлично звучит! Потом — обмен клятвами. Тут все стандартно: «Любить, чтить, слушаться…» Хотя, учитывая вашу… э-э-э… живую натуру, Ваша Светлость, может, добавить пункт про «не изменять чаще трех раз в неделю без письменного уведомления супруги»? Шутка! — он захихикал, видя мой взгляд. — Просто шучу!

— Смешно, — выдавил я. — До икоты. Дальше.

— Пир! Три дня! Каждый день — тематический! День Аскарона — много мяса, кошколюдские танцы (ваша невеста, я слышал, отлично двигается!), и… демонстрация силы кошковоинов. День Эрнгарда — рыцарский турнир (без убийств, только покалечить немного), эльфийские вина (разбавленные, бюджет!) и бал. День… Драконхейма! Ваш день, светлейший!

— И что в мой день? — спросил я с плохо скрываемым подозрением.

— Аттракционы! — засиял мэр. — «Попади кольцом на рог Освободителя Мошонки!» — статуя Ваша, с увеличенными… эм… достоинствами. Детям нравится! «Лабиринт Искушений» — для взрослых, с участием наших… артисток. И кульминация — Ваше выступление!

— Мое выступление? — я приподнялся в кресле, которое тревожно зажужжало. — Какое выступление?

— Магия Драконьей Крови! — воскликнул мэр. — Пирокинезис! Вы пустите пару огненных шаров! Осветите ночное небо! Сожжете… э-э-э… чучело старого режима! Зрелищно! Народ сойдет с ума!

Я представил себя, изнеможденного, пытающегося высечь хоть искру из своей «драконьей крови» после трех дней пьянки, под восторженные крики толпы. А потом — как срываюсь и ненароком поджигаю павильон с «артистками». Или отца Лиры.

— Барти, — начал я тихо. — Ты хочешь, чтобы я спалил половину города?

— О, не всю половину! — успокоил он. — Максимум квартал! И то — трущобы! Зато зрелищно! А страховку мы… оформим задним числом.

В этот момент в дверь кабинета постучали. Вошла та самая старшая служанка с грудью-вселенной.

— Ваше превосходительство, Ваша Светлость, — она сделала реверанс, от которого у меня заныли зубы. — Королева Марицель Аскаронская прибыла в город. И требует немедленной аудиенции с князем. Она… не в духе. Говорит что-то про «непотребного кота» и «семейную честь».

Ледяная волна страха смыла всю мою злость на мэра. Отец Лиры. Он уже тут. И успел повстречаться с тетушкой-королевой. Которая «не в духе».

— Видите, Барти? — я поднялся, чувствуя, как массажер в кресле жалобно заскулил. — Аттракцион начинается раньше расписания. И главный приз — моя оторванная голова. Готовь «Лабиринт Искушений». Мне туда прятаться.

Я шагнул к двери, оставляя мэра со его золотым ада. В голове стучало только одно: «Годфрик! Где ты, ебанный в рот? Мне нужен щит! Или бункер! Или хотя бы очень крепкий эль, чтобы не чувствовать, как „Непоколебимый Клык“ входит мне в спину!»

Шесть утра. Город покрылся сизой дымкой похмелья и недоеденных кебабов. Флаги с улыбающимся идиотом-драконом (то есть, мной) обвисли на мокрых от росы древках. Где-то мычала корова, явно перепившая из фонтана с шампанским. Моя карета, напоминавшая развалину после боя, скрипела по мостовой к гостевому поместью — «Лазурной Усадьбе». По сравнению с дворцом мэра это было скромнее, но все равно — белоснежный мрамор, колонны, сады… «На чьи, интересно, деньги?» — яростно подумал я, чувствуя, как веки слипаются.

— Ваша Светлость, все будет круто! — бодро, но с легкой дрожью в голосе произнес Годфрик, протирая забрызганное грязью стекло. — Вы же крутой! Драконья кровь! Освободитель! Мурка, поддержи князя!

Мурка, сидевшая у меня на коленях (и на этот раз — строго по центру, без соблазнительных смещений), утерла нос лапкой и посмотрела на меня своими огромными изумрудными глазами:

— Мяу! Вы самый сильный и красивый князь, Ваша Светлость! Не волнуйтесь! Хотите, я Вас… э-э-э… расслаблю? Немножко? — Ее хвост нежно погладил мою руку, а взгляд стал томным. — Годфрику будет не обидно! Правда, Годфрик?

— Да я хоть сейчас! — Годфрик оживился. — Для князя — все! Я в сторонке постою, подожду! Или… присоединюсь? Для моральной поддержки!

Я посмотрел на Годфрика — добродушного, верного и абсолютно ебанутого. На Мурку — сладкую, хитрющую и смертельно опасную бомбу замедленного действия у меня на коленях. На часы. До начала «Свадьбы» — 4 часа. До встречи с тестем, который должен был меня возненавидеть — минуты.

— Нет, — выдавил я, отодвигая Мурку на сиденье. Слово далось тяжело, как валун. — Не до расслаблений. Сейчас не до этого. Совсем. Никак. Никогда. Аминь.

Годфрик тяжело вздохнул, как лишенный любимой игрушки ребенок:

— Эх, князь… ну хоть бы немножечко… для храбрости… Ну ладно.

Карета остановилась у парадного входа усадьбы. Рядом уже стояли кареты — не просто богатые, а аскаронские. Черные, как ночь, лакированные до зеркального блеска, с гербами в виде стилизованных когтей и оскаленных пастей. Их окружали кошковоины в парадных латах — молчаливые, зоркие, с хвостами, застывшими в напряженных дугах.

Мы вылезли. Утренний воздух был свеж, но не приносил облегчения. Из главных дверей усадьбы вышли двое. И я… обалдел.

Отец Лиры. Лорд-Защитник Эрмхаусских Скал, Непоколебимый Клык Аскарона. Я ожидал увидеть гору мышц, покрытую шрамами и ненавистью. Так оно и было. Он был на голову выше меня и вдвое шире в плечах. Его лицо напоминало карту старых битв — перекрещенные шрамы, сломанный нос, густая седая щетина. Глаза — узкие, желтые, как у хищной птицы — мгновенно выхватили меня из толпы. Он был в простом, но безупречно сидящем камзоле из толстой кожи, под которым угадывалась стальная мощь. На поясе — не нож, а здоровенный тесак, который он явно называл «кинжальчиком». От него веяло холодом, железом и обещанием неминуемой расправы. «Вот он. Смерть моя пришла. Ну хоть красиво умру».

И рядом с ним… Тетушка Марицель. Королева Аскарона. Моя двоюродная тетка. Она была… ослепительна. Восхитительна. Как рассвет после долгой ночи в каземате. Высокая, с фигурой, от которой у мене в моем состоянии даже мысли не возникло — только благоговейный ужас. Длинные, огненно-рыжие волосы, но с седыми прядями, которые лишь добавляли царственности. Лицо — скульптурное, с высокими скулами, губами цвета спелой вишни и глазами… О, эти глаза! Хищные, как у кошки, игривые и безумно-опасные, как изумрудные бездны. Она была одета в платье, казавшееся сотканным из ночи и звезд — глубокий бархатный синий, подчеркивающий все изгибы. Пахла она дорогими специями, властью и… чем-то пьяняще-запретным.

— Артушенька! — ее голос, низкий, как мурлыканье саблезубого тигра, наполнил утро. Она не пошла, она поплыла ко мне, улыбаясь так, что у меня похолодело в животе. — Племянничек мой ненаглядный! Наконец-то!

Прежде чем я успел что-либо сообразить, она обвила мою шею руками, прижалась всем телом (теплым, упругим, божественно пахнущим) и… впилась губами в мои губы. Не поцелуй. Это был захват. Глубокий, влажный, с участием языка, настойчивый и бесстыжий. Я остолбенел, чувствуя, как мир плывет. Ее руки вцепились в мои волосы, не давая отстраниться. В глазах мелькали искорки чистой, неразбавленной дьявольщины. Это длилось вечность. Или пять секунд. Но мне показалось, что я пережил еще одну оргию.

Она отстранилась, оставив мои губы покусанными и мокрыми, а в голове — вакуум. Ее глаза сияли весельем.

— Ну чего ты остолбенел, глупыш? — она легонько шлепнула меня по щеке. — Это же старая аскаронская традиция! Приветствовать родную кровь! Особенно такую… перспективную! — Ее взгляд скользнул вниз, к моим кюлотам, оценивающе и слишком заинтересованно. «Тетушка, я твой племянник!!!» — завопил мой внутренний голос.

И тут подошел Он. Отец Лиры. Гора мышц и шрамов. Я приготовился к удару. К рыку. К тому, что он выхватит тесак и назовет меня «осквернителем крови».

Вместо этого его лицо, казавшееся высеченным из гранита, расплылось в широкой, немного пугающей улыбке, обнажив золотой клык. Он шагнул вперед и… обнял меня. Не похлопал по плечу. А обнял. Так, что у меня хрустнули ребра, а легкие выплюнули весь воздух.

— Зятек! — прогремел его голос, как обвал в горах. — Наконец-то! Ух, какой! Мощный! Чувствую — драконья кровь кипит! Мне твоя тетушка тут многое о тебе рассказывала, пока мы… — он обернулся к Марицель.

Они посмотрели друг на друга. Тетушка подмигнула. Отец Лиры хрипло захихикал — звук, напоминающий перемалывание камней. Марицель прикрыла рот изящной ручкой, но в ее глазах плескался такой же безумный смех.

— … пока мы обсуждали детали свадьбы, — закончил он, подмигнув мне так многозначительно, что стало ясно — обсуждали они явно не флажки и меню. — Рад, зятек! Очень рад! Лирушка моя сокровище, но ты… — он снова сжал мои плечи, грозя переломить ключицы, — … ты мужик! Настоящий! Я слышал! И про источники, и про ночные подвиги! — Он громко хлопнул меня по спине, чуть не отправив в нокдаун. — Молодец! Кровь не стынет! Так держать!

Я стоял, как идиот. Губы горят от поцелуя тетки. Ребра ноют от объятий тестя. В голове — каша из нецензурных восклицаний. «Что⁈ КАК⁈ Он… рад⁈ Он знает про источники⁈ И про оргию⁈ И он… одобряет⁈ А тетушка… с ним… что⁈»

Годфрик за спиной неуверенно кашлянул. Мурка тихо мяукнула, ее ушки навострились, ловя каждый звук этого безумия.

— Ну что стоишь, Артушенька? — тетушка взяла меня под руку, ее грудь мягко прижалась к моему локтю. — Идемте, идемте! Выпьем перед праздником! У меня отличный эльфийский нектар! — Она повела меня к дверям, отец Лиры шел с другой стороны, положив свою лапищу мне на плечо так, что я чуть не пригнулся. — Рассказывай, как моя Лирушка? Не слишком ли она тебя терроризирует? — шепнула тетушка на ухо, ее дыхание горячо коснулось кожи.

— Э-э-э… — выдавил я.

— Не сомневайся, зятек! — грохнул отец Лиры. — Если что — я с ней поговорю! По-отцовски! Хотя… — он снова хитро подмигнул, — … судя по рассказам, ты и сам неплохо с ней справляешься! Ага? Ха-ха-ха!

Они с Марицель снова переглянулись и дружно захихикали. Как два заговорщика, нашедших идеальную игрушку.

Я шагал между ними, чувствуя себя не князем, а котенком, зажатым между двух доберманов. Один — воплощение брутальной силы, внезапно оказавшейся на моей стороне. Другая — олицетворение опасной, безумной красоты, с поцелуями, от которых сводит челюсть. И оба — явно что-то замышляют. И явно наслаждаются моей растерянностью.

«Семейка… — пронеслось в голове, пока тетушка тащила меня к нектару, а тесть хлопал по спине, грожая выбить душу. — Ебаная в рот семейка. Но… хоть не убьет. Кажется. Надеюсь. Охренеть». Годфрик и Мурка шли сзади, и я поймал на лице капитана выражение глубочайшего уважения, смешанного с ужасом. Мурка же просто мурлыкала, как будто все шло по плану. Какому — одному Коту-Воителю было известно.