Князь: Попал по самые помидоры 18+

Глава 2 Я не выкупаю. Но выкупаю в документах

Кабинет. Настоящий кабинет. Не офисный кубик, а просторная комната с дубовыми панелями, гигантским письменным столом, похожим на посадочную площадку для дракона, и окнами во весь рост, открывающими вид на мои… блять, МОИ бескрайние владения. Леса, поля, речка, вдалеке виднелась деревушка. Красота. И головная боль.

На столе передо мной лежал кирпич пергамента с золотой печатью и витиеватым текстом. Я уставился на подпись внизу:

Его Сиятельство, Князь Артур фон Драконхейм, Лорд Западных Марков, Хранитель Железных Рудников, Покровитель Семи Рек.

Артур. Фон Драконхейм. Железный Князь. Звучит как имя главзлодея из дешевого романа или особенно навороченного персонажа MMORPG. Бывший владелец тела явно переборщил с пафосом. Хотя, учитывая масштабы имения за окном, возможно, и нет. Я — Артур. Артур-и-блять-Драконхейм. Круто. Теперь надо не облажаться.

Крутость, впрочем, быстро померкла, стоило мне копнуть глубже. Вернее, стоило появиться моему управляющему — тощей, вечно потной мыши по имени Бертрам. Он завалил стол кипами документов: отчеты, налоги, прошения, контракты.

— Ваше Сиятельство, — запищал Бертрам, потирая руки. — Документы… срочные… Подписать извольте…

Я ткнул пером в первую бумажку. Что-то про закупку зерна.

— Бертрам, — сказал я, стараясь выглядеть умным и вникающим. — Почему доходы… ну… не то чтобы падают, но… как бы помягче… напоминают умирающего лебедя?

Бертрам чуть не расплакался.

— О, Ваше Сиятельство! — завопил он. — Рудники! Производительность упала! Налоги с купцов собраны лишь на половину! Арендаторы жалуются на неурожай! А расходы… — Он бросил на меня взгляд, полный немого укора. — … расходы остались прежними. Очень… амбициозными.

То есть, пока я тут был «избалованным бабником» и «аристократическим лохом», я успешно сливал бабки на всякую хрень. Статуи из чистого мрамора в виде себя любимого? Пожалуйста! Золотые унитазы для гостевых покоев? Легко! Ежедневные пиры с фонтанами вина и жареными павлинами? А как же! А то, что рудники требуют новых вложений, дороги разбиты, а крестьяне голодают… Ну, знаете, скукота.

— Понятно, — вздохнул я, ставя размашистую, пока еще неуверенную подпись «Артур фон Драконхейм» на отчете о доходах. Выглядело кривовато, но сойдет. — Значит, я не только лох, но и расточительный дебил. Замечательно. Начинаем исправлять. Бертрам, завтра… нет, сегодня вечером!.. жду план по оптимизации. Без золотых унитазов.

Бертрам побледнел, как призрак, и выкатился из кабинета, бормоча что-то про «конец света» и «где же прежний беззаботный князь».

Мысли о «прежнем князе» плавно перетекли к вчерашнему провалу. Леди Элиана. Ледяная красавица с кулаками из стали и пустой казной. Встреча, которая должна была стать началом выгодного (для нее) союза, закончилась полным фейерверком унижения. И виной всему…

— Ирис, — прошипел я, с силой шлепнув перо по столу. Чернильная клякса расплылась, как моя репутация.

Эта стерва! Вылезти из кустов с рыцарем-ревнивцем и на полную катушку начала обвинять меня в потенциальных домогательствах! Элиана после этого посмотрела на меня, как на дохлую крысу в супе, вежливо извинилась «по неотложным делам в Штормгарде» (читай: «свалю, пока этот маньяк не полез в кусты со мной»), села в карету и укатила. Даже на чай не осталась. Переночевать? Ха! Она бы скорее переночевала в медвежьей берлоге.

Все из-за Ирис! Надо было ее проучить. Обязательно. Придумать что-то эпичное. Подменить ее мыло на клей? Насыпать сахар в ее… нет, она, кажется, пьет только яд и сарказм. Приказать мыть конюшни голыми руками? Но она, черт возьми, в этом своем сатанински-сексуальном платье даже у навоза будет выглядеть, как королева на балу. Проблема.

Отбросив мрачные мысли о мести (пока что), я подмахнул еще пару бумажек — что-то про ремонт моста (надеюсь, важного) и закупку зерна (уж точно важную). Голова гудела от титулов, цифр и осознания собственной былой (вернее, «бывшей») идиотии. Нужен воздух.

Вышел в коридор — и чуть не налетел на… конечно же, на Ирис. Она стояла, прислонившись к стене, и чистила ногти крохотным кинжальчиком. Взгляд — томный и убийственно-равнодушный.

— О, Сиятельство, — произнесла она, не отрываясь от маникюра. — Выжили после схватки с бумажным драконом? Или он Вас победил, судя по чернильным пятнам на манжете?

— Ирис, — начал я, пытаясь собрать остатки княжеского достоинства. — Мы должны поговорить. Насчет вчерашнего… инцидента в кустах.

— Инцидента? — Она подняла бровь. — Я назвала бы это превентивной мерой. Успешной, судя по скорости отъезда леди Элианы. Вы же не обиделись? — В ее голосе звенела сладкая, как цианистый калий, язвительность.

— Обиделся? Да я в восторге! — фальшиво воскликнул я. — Благодаря тебе моя будущая жена теперь считает меня не просто богатым лохом и бабником, а еще и потенциальным насильником! Отличный старт для брака по расчету! Ты прямо… пятая колонна в моем же доме!

Ирис наконец убрала кинжальчик и посмотрела на меня прямо. В ее глазах вспыхнул холодный огонек.

— Пятая колонна? Мило. — Она сделала шаг ближе. — Я, Ваша светлость, скорее… реальность, которую Вы так старательно игнорировали. Ваша репутация — не моя выдумка. Ваше поведение — не моя фантазия. Если леди Элиана увидела правду и сбежала — это к Вам вопросы. А не ко мне. Я лишь… поднесла зеркало. — Она презрительно оглядела меня с ног до головы. — И, судя по всему, отражение Вам не понравилось. Жаль, что Вы не можете сбежать от него так же быстро, как она.

Она плавно развернулась, ее черное платье шелестнуло, как крылья вороны.

— Если не возражаете, Сиятельство, у меня есть дела. Настоящие. В отличие от Ваших попыток играть в благородного князя. — И, бросив через плечо: — Попробуйте не утонуть в документах. Или в собственном позоре. Хотя второе, кажется, неизбежно.

Она ушла, оставив меня в коридоре, с чернильным пятном на рукаве и жгучим желанием… не то задушить ее, не то доказать ей, что она ошибается. Но в первую очередь — найти самое большое, самое противное зеркало в этом чертовом замке и плюнуть в него. От имени всего рода фон Драконхеймов.

Холодный душ сарказма от Ирис не охладил мой пыл, а лишь подлил масла в огонь мести. Вернувшись в кабинет, я не копался в отчетах Бертрама. Нет. Я рыскал по свиткам в нижних ящиках «драконьего стола», пока не нашел то, что искал: пожелтевший пергамент с печатью — «Договор о найме на должность Главной Камердинерши и Личной Служанки Его Княжеской Светлости Артура фон Драконхейма. Лицо: Ирис Вейл».

Перечитал его трижды. Каждый пункт — чистая поэзия формальностей. И… чистая неподписанная казнь для Ирис. Я довольно захихикал. Лови, стерва.

— Дворецкий! — громыхнул я, и старый гранитный человек возник в дверях почти мгновенно. — Приведите ко мне Ирис. Немедленно. Скажите, что это касается ее… будущего трудоустройства.

Через десять минут, которые я провел, разминая пальцы и репетируя пафосные фразы, дверь распахнулась. Вошла Она.

Ирис. Все в том же черном, чертовски облегающем платье горничной, которое, казалось, было выткано из самой ночи и греховных мыслей. Фигура — дьявольский эталон. Но выражение лица… Оно пылало негодованием. Глаза метали молнии.

— Ваша Светлость, — прошипела она, делая акцент на титуле так, будто это ругательство. — Вы потревожили меня во время инвентаризации серебра. Очень важное дело, в отличие от Ваших капризов. Что Вам угодно?

Я неспешно откинулся в кресле, приняв вид этакого разбирающегося скучающего владыки. Поднял договор.

— Садись, Ирис. Поговорим. О твоей… службе. — Я умышленно ткнул пальцем в первый пункт. — Видишь? «Беспрекословное подчинение распоряжениям Его Светлости». Беспрекословное. А ты вчера… позволила себе публично оскорбить меня перед будущей княгиней. Назвала навозным жуком, намекнула на моральное разложение и возможные домогательства. Пункт три: «Поддержание безупречной репутации Дома фон Драконхейм». Твоя выходка, дорогуша, нанесла урон этой репутации. Леди Элиана уехала, не попрощавшись. Скандал.

Она стояла, не садясь. Щеки начали покрываться опасным румянцем.

— Это была констатация фактов, Ваша Светлость, — бросила она, но в голосе уже прокралась тень неуверенности.

— Пункт пять! — продолжил я с театральным пафосом, тыкая пальцем в пергамент. — «Проявление уважения к Его Светлости и гостям Дома». Уважение, Ирис! Ты показала леди фон Штормгард пример вопиющего неуважения! Пункт семь: «Соблюдение субординации и придворного этикета». Вылезти из кустов с наемным рыцарем и строить обвинения? Это твой этикет⁈

Она молчала, сжав кулаки. Глаза сузились до щелочек. Я видел, как злость клокочет в ней, как пар в котле.

— Видишь, Ирис? — заключил я сладким, ядовитым тоном. — Ты нарушила практически все ключевые пункты. Намеренно. Злостно. Ты… некомпетентна. Ты — угроза репутации и спокойствию моего Дома. Я, как князь, пекущийся о благополучии своего народа… — Я сделал паузу для драматизма. — … не могу позволить, чтобы такая непрофессиональная особа наносила ему вред своим поведением. Видимо… нам придется расстаться. Немедленно. Собери свои вещи и проваливай. На улицу. Ты уволена.

«Проваливай». Эти слова висели в воздухе, тяжелые и острые. Ирис замерла. Весь ее гнев, вся ярость сконцентрировались в одном взгляде. Она была ала, как раскаленный металл. Дыхание стало резким, грудь высоко вздымалась под тканью платья. Казалось, она вот-вот взорвется.

— Я… — она начала, голос дрожал от бешенства. — Я… исправлюсь.

Я рассмеялся. Громко и неискренне.

— Ха! Сейчас? После всего? Ирис, милая, я тебе не верю. Ты — змея. Красивая, ядовитая, но змея. Проваливай. Мелкая сексуальная дрянь!

Это было последней каплей. Что-то в ней щелкнуло. Взгляд стал не просто злым, а… безумным. Она не двинулась с места. Вместо этого ее руки взметнулись к застежкам на спине. Ловкие пальцы дернули, щелкнули крючки и шнуровка. Черное платье горничной соскользло с ее плеч, как шелуха, и упало к ее ногам на ковер с глухим шорохом.

Я… обомлел.

Передо мной стояла Ирис в нижнем белье. И это было… произведение искусства ада. Черное, как ее волосы, сплошное кружево, тонкое, словно паутина, и откровенное до неприличия. Лифчик, подчеркивающий идеальную грудь так, что захватывало дух. Трусики-стринги, оставлявшие мало для воображения. И… черные кружевные колготки, облегающие каждую линию длинных, безупречных ног. Она стояла в центре кабинета, как воплощение запретного плода — вызывающе, гневно, невероятно сексуально. Аромат ее духов, терпкий и опасный, заполнил комнату.

Я невольно проглотил комок в горле. Сердце опять застучало дурацким маршем. Черт возьми…

— Нравится? — ее голос был хриплым от ярости, но в нем звенела ледяная победа. — Вот мой аргумент, Ваша Светлость. Видимо, кое-что я умею делать хорошо. Почему же до этого вела себя «плохо»? Потому что служить тебе — унижение. Ты — позор фон Драконхеймов. Пустая оболочка. Но… — Она сделала шаг вперед, и кружево колготок заиграло в свете из окна. — … похоже, этот аргумент тебя убедил больше, чем твой дурацкий договор.

Я собрал всю волю в кулак, пытаясь оторвать взгляд от ее ног и вернуть его к лицу, пылающему вызовом.

— Эх, Ирис… — вздохнул я с преувеличенной грустью, хотя внутри все колотилось. — Видимо, тебя уже не исправить. Даже… такими впечатляющими методами. Аргумент сильный, спору нет. Но… — Я указал на груду ее платья на полу. — … договор ты все равно нарушила. А теперь еще и дресс-код. Собирай свои… кружева… и проваливай. Одежду можешь не надевать. Уверен, на улице оценят твой «аргумент» не меньше меня.

Ее глаза расширились от шока и новой волны бешенства. Она, кажется, ожидала всего, кроме этого. Она стояла, полуголая, посреди кабинета князя, а он… вышвыривал ее вон. Снова. Даже после этого.

— Заткнись! — проревела она, и это уже был не крик, а рычание загнанного зверя. Она схватила свое платье с пола, но не стала одеваться. Лицо ее было искажено такой ненавистью, что стало почти страшно. — Ты… ты… запомни это, фон Драконхейм! Запомни!

Она развернулась и выбежала из кабинета, хлопнув дверью так, что задребезжали стекла в окнах. В воздухе остался только ее запах, визуал совершенного тела в черном кружеве… и ощущение, что я только что разбудил спящего вулкан.

Я медленно выдохнул, опускаясь в кресло. Ну что ж, князь. Ты или гений… или самый большой идиот в этом мире. Или и то, и другое. Теперь вопрос: что сделает Ирис, выбежавшая из замка полуголой и в бешенстве? И как скоро?

Тишина в кабинете после ее ухода длилась ровно… три минуты и сорок семь секунд. Я знаю, потому что считал удары собственного сердца, все еще бешено колотившегося после вида черного кружева и безупречных линий. Ну что ж, вулкан проснулся. Интересно, лавой или камнями прилетит?

Ответ пришел громко. Очень громко.

Дверь кабинета с треском распахнулась, ударившись о стену так, что задрожали статуэтки на полке. На пороге стояла Ирис. Одна. В том же черном, убийственно-сексуальном нижнем белье и колготках. Лицо пылало уже не только яростью, но и ярчайшим, постыдным румянцем, доходившим до кончиков ушей. В глазах — смесь бешенства, решимости и… паники? Она выглядела одновременно невероятно опасно и нелепо уязвимой.

Не говоря ни слова, она швырнула в меня сверток черной ткани — свое платье горничной. Оно ударило мне в грудь и упало на колени.

— Ты… — начала она, голос срывался, но был тверд. — Ты доволен⁈ Доволен, ублюдок⁈

Прежде чем я успел сообразить, что ответить, или хотя бы поднять платье с колен, она стремительно пересекла комнату. Не сбавляя шага, она… села ко мне на колени. Верхом.

Охренеть.

Все мои мысли, планы, насмешки — испарились. Весь мир сузился до точки. До точки контакта ее горячих, кружевных бедер с моими ногами. До запаха ее кожи и духов, смешавшегося теперь с запахом ее ярости. До невероятной близости ее тела, лишь тонкий слой шелковистого кружева отделял ее от меня. Сердце не колотилось — оно пыталось вырваться через горло. Жар разлился по всему телу, мгновенно и всепоглощающе. Я замер, боясь пошевелиться, боясь дышать.

Она сидела, отвернув лицо, упершись взглядом куда-то за мое плечо. Ее шея и плечи были алыми. Она дышала часто и поверхностно, грудь высоко вздымалась под черным кружевом лифчика, который внезапно казался самым хрупким и важным предметом во вселенной.

— Ирис… — попытался я выдавить что-то остроумное, но голос был хриплым и неуверенным. — Новый метод переговоров? Очень… убедительно.

— Заткнись! — прошипела она, резко повернув голову. Ее глаза, влажные от гнева или чего-то еще, сверкнули. — Ты добился своего? Унизил? Выставил дурочкой? Доволен⁈

Ее близость, ее тепло, ее ярость — все это сбивало с толку. Я попытался собраться.

— Если будешь послушной… — начал я, пытаясь звучать властно, но выходило скорее сдавленно. — … и будешь свято блюсти договор… то, может быть… я дам тебе недельку испытательного срока. Без вышвыривания…

Она не дала мне договорить. Ее глаза сузились. В них мелькнуло что-то дикое, отчаянное. Ее руки взметнулись за спину. Ловкие пальцы нашли застежку черного кружевного лифчика. Щелчок. Еще щелчок.

— Не смей… — успел я прошептать, инстинктивно поняв ее намерение.

Но было поздно.

Прежде чем я успел хоть мельком увидеть обещанную, невероятную красоту, скрытую под кружевом, Ирис резко наклонилась. Одной рукой она прижала мою голову к своей груди. К той самой груди, которую только что освободила. Не к обнаженной коже — нет. К теплой, упругой плоти, все еще прикрытой теперь уже расстегнутым, но не снятым лифчиком. Черное кружево легло мне на лицо.

И мир погрузился в темноту, тепло и… невероятную, душистую мягкость.

Боги…

Мои мысли превратились в хаотичный вихрь:

Мягко… Горячо… Душисто… Она пахнет… гневом и жасмином? Задыхаюсь… Но это… приятное удушье? Что она делает⁈ Это месть? Унижение? Или… что-то еще? Почему я не сопротивляюсь⁈ Почему мое тело онемело? Руки… куда девать руки⁈ Не двигаться! Никаких движений! Она убьет! Но… черт возьми… это…

Я замер. Не мог дышать, не мог думать. Только ощущал. Огромную, нежную тяжесть, прижатую к моему лицу. Тепло, исходящее от нее. Бешеный стук ее сердца где-то очень близко. Легкую дрожь в ее руке, держащей мою голову. И всепоглощающее смущение, смешанное с диким, запретным возбуждением.

Я слышал ее прерывистое дыхание где-то сверху. Чувствовал, как вся она напряжена, как струна. Она не двигалась. Просто держала меня там, в плену тепла, кружева и своего неистового стыда и гнева.

Эх, Ирис… — пронеслось в последней осознанной мысли. — Видимо, тебя действительно не исправить. Даже… такими экстремальными воспитательными мерами.

Конечно, произнести это вслух я не мог. Мой рот был занят, поглощен ею целиком.

Я сжал в ладонях ее упругие ягодицы.

— С-с-скотина… да… господин, — прохрипела Ирис, словно каждое слово вырывалось из плена.

Я отстранился от ее груди. Лифчик соскользнул на колени, обнажая их — два совершенных, дразнящих плода. Желание утолить их жажду жгло изнутри, но руки… чертовы руки были уже заняты. Ах, если бы у меня была еще одна пара!

Ирис властно подняла мое лицо к своим глазам. В них клокотала ярость, презрение, но сквозь эту бурю пробивалось что-то новое — покорность. Ей было трудно принять эту роль, страшно превратиться в марионетку богатого дурака. Но дурак ли я теперь? И имеет ли это значение?

— Смущаешься? — усмехнулся я, приподняв бровь. — Не припомню за тобой такого.

— Я… этого тебе не прощу… — прошипела она сквозь зубы, в глазах плясали искры ярости.

— Тогда, может, благоразумнее будет ретироваться? — предложил я, наслаждаясь ее замешательством.

Ирис застыла на месте, словно вкопанная, не в силах пошевелиться.

«Ну же, прояви хоть каплю инициативы!» — мысленно подгонял я ее.

— Ты не уходишь, — констатировал я с самодовольной ухмылкой, зная, что попал в цель.

— Не ухожу, — с вызовом подтвердила она, гордо вскинув подбородок.

— Превосходно. В таком случае, вот мой новый приказ, — промурлыкал я, чувствуя, как разгорается вожделение. — Твой господин изнывает от жары, вызванной твоей драмой. Будь добра, освободи меня от этих одежд. Разве это не входит в твои обязанности?

Лицо Ирис вспыхнуло пунцовым, как закатное небо. Что скрывалось за этим румянцем? Досада? Волнение? Желание? Непостижимая тайна. Она поднялась, и в ее взгляде промелькнуло что-то, заставившее мое сердце учащенно забиться. Медленно, словно оттягивая неизбежное, ее пальцы коснулись пуговиц моего дурацкого аристократического камзола. Каждое движение было пронизано напряжением, и это лишь подливало масла в огонь моего возбуждения.

И вот мы стоим друг напротив друга, почти обнаженные. На мне нелепые, хоть и дорогие трусы, а на ней — дьявольски сексуальные… и, кажется, влажные?

— Почему замерла? Продолжай, умоляю, продолжай.

Ирис опустилась на колени, с гримасой отвращения стянула с меня трусы, и тут же отшатнулась, взвизгнув от омерзения.

— Фу! Да от тебя несет!

— А мыть кто будет? Я князь, по-твоему, или крестьянин? Впредь думай, с кем имеешь дело, чтобы потом не кусать локти.

— Господин, молю, я…

Я перехватил её руку и положил на себя. Она не смотрела на меня, лицо её сморщилось, но рука начала своё движение.

Так продолжалось с минуту.

— Вы скоро? А… глоть? — Мое терпение лопнуло. Я рывком повернул её голову к себе. От неожиданности она податливо открыла рот, и я вошел по самые помидоры.

Я ослабил хватку, и… она словно расцвела в моей руке. Ожидал крика, борьбы, отторжения, но вместо этого разгорелся пожар. Ее губы жадно впились, словно в долгожданный источник, и отдались этому с первобытной страстью. Правая рука уверенно направляла, а левая… левая ласкала себя в такт.

Серебристая нить слюны, сорвавшись с подбородка Ирис, упала на пол — знак ее ненасытной жажды. Я был потрясен ее отдачей, дикой, первобытной.

Ее бархатные губы, насытившись, освободили меня из плена, чтобы тут же осыпать ствол поцелуями, а кончиком языка коснуться моих сокровищ.

Неописуемый экстаз пронзил меня. Я не мог отвести глаз от ее пылающей груди, от блестящих, безумных глаз, в которых плескался дикий голод.

Я был на грани.

— Ирис, в рот.

— Да, господин… — прошептала Ирис, принимая мой дар. Горячая волна наполнила её рот, заставляя задохнуться от восторга. — Ммм… Уфф… Ммм…

С тихой преданностью она довела начатое до конца, проглатывая до последней капли.

Тишина, наполненная только прерывистым дыханием и стуком двух сердец — одного бешено колотившегося от недавней бури, другого все еще пытавшегося успокоиться, — длилась недолго.

Как будто кто-то щелкнул выключателем. Напряжение, страсть, ярость — все это схлынуло с лица Ирис в одно мгновение. Ее щеки, еще секунду назад пылавшие румянцем, побледнели. Глаза, только что темные и влажные от неконтролируемых эмоций, стали сухими, острыми, как осколки льда. Знакомый, убийственно-холодный взгляд вернулся на свое место. Она отстранилась резко, как от чего-то обжигающе грязного.

Ни слова. Ни взгляда. Она просто встала с колен, движения резкие, отрывистые, лишенные всякой плавности или намека на нежность. Она потянулась вниз, схватила свой черный кружевной лифчик, который валялся рядом, и, не глядя, ловко застегнула его за спину одним движением. Платье горничной, брошенное, было подхвачено с полу.

Она не одевалась. Просто собрала вещи в руки. Потом повернулась к двери. Шаг был твердым, но в спине читалось невероятное напряжение.

— Спасибо за угощение, — выдавила она сквозь стиснутые зубы. Голос был низким, хрипловатым, лишенным всякой интонации. Пустым. — Господин.

Последнее слово прозвучало не как признание, а как плевок. Как последний гвоздь в гроб того, что только что произошло между нами. Затем — громовой хлопок двери, от которого задребезжали стекла в книжных шкафах.

Я сел в кресло князя Артура фон Драконхейма. Пах все еще хранил тепло ее тела. Воздух был пропитан ее запахом — смесью жасмина, пота и чего-то остро-металлического, как запах крови после боя.

Я глубоко вздохнул, пытаясь вернуть контроль над дыханием и мыслями. В голове крутились обрывки ощущений: шелк кружева на коже, жар, упругость, ярость в ее глазах, сменившаяся ледяной пустотой… И этот последний взгляд. Как будто она стерла все, что было, одним махом.

Чувство было странным. Триумф? Да, черт возьми, я ее загнал в угол, заставил подчиниться (хоть и очень специфическим способом), она назвала меня «господином». Но было и что-то другое. Что-то пугающее в этой ее мгновенной способности отключить все чувства. Как будто я прикоснулся к раскаленному железу, и оно тут же превратилось в холодную сталь.

Я потер виски и громко произнес в тишину разгромленного кабинета, стараясь вернуть себе привычную маску ироничного балагура:

— Эх, Ирис… — Вздох. — Такую… энергичную… и вредную. Тебя еще надо будет воспитать. Как следует.

Слова прозвучали, но прежней бравады в них было меньше. Гораздо меньше. Больше… задумчивости. И предвкушения новой схватки. Потому что одно было ясно: эта война только началась. Ирис не сдалась. Она перегруппировалась. И вернется. Холодная, злая и еще более опасная.

Я потянулся к ближайшей бумаге. Бертрам с его «оптимизацией» казался теперь такой мелкой, скучной проблемой. Главная проблема княжества только что вышла за дверь, полураздетая и смертельно оскорбленная. И это было куда интереснее. И страшнее.

«Воспитать как следует». Легко сказать. Судя по всему, уроки предстояли обоюдные. И очень, очень практические.