Князь: Попал по самые помидоры 18+

Глава 20 Кто создал тебя такую⁈

«Лазурная Усадьба» внутри оказалась еще пафоснее, чем снаружи. Хрустальные люстры размером с телегу, гобелены, изображающие эпические битвы (где победитель почему-то всегда напоминал мэра Пилленберга), и воздух, густой от запаха дорогого дерева, воска и… чего-то порочного, что явно витало вокруг моей тетушки. Нас провели в «комнату для интимных бесед» — зал с низкими диванами, тонущими в шелковых подушках, и столом из черного мрамора, уже ломившимся от яств и бутылок с подозрительно мутным содержимым.

Тесть, лорд Клык (я мысленно уже сократил его титул до «Клык»), уселся в огромное кресло, которое застонало под его весом. Он сразу схватил кувшин с чем-то темным и вонючим и налил себе полный бокал, не глядя. Марицель изящно опустилась на диван рядом со мной, ее платье опасно зашелестело, открывая щиколотку в дорогой туфельке. Я осторожно пристроился на краешке другого дивана, чувствуя, как каждая мышца кричит о пощаде. Годфрик и Мурка скромно устроились у двери, как преданные псы, готовые то ли защищать, то ли убежать.

— Ну, Артушенька, — начала Марицель, наливая мне в хрустальный бокал жидкость цвета крови, которая пахла спелыми ягодами и обещанием головной боли. — Поздравляю с выбором! Лира — бриллиант! Настоящая жемчужина Аскарона! И кошачья стать, и огонек дракона в крови! — Она чокнулась со мной, ее взгляд скользнул по мне оценивающе. — И тебя видно — не лыком шит! Возмужал! Окреп! Прямо, как Клык, гляди, а? — Она кивнула на тестя.

Клык, отхлебнув из своего кувшина (мимо рта не пролил ни капли!), громко крякнул:

— Ага! Здоровый! Крепкий! Чувствую — костяк мощный! Не то что эти вырожденцы-эльфы! — Он плюнул (благо, в камин). — Тетка твоя права! Мужик! Видно! Особенно по рассказам про те источники! Ха! — Он грохнул кулаком по столу, заставив звенеть бокалы. — Оргии! Правильно! Князь должен! Народу показывать мощь! Ха-ха! «Освободитель Мошонки»! — Он выпалил это с таким восторгом, что я чуть не поперхнулся вином. — Люблю! Прям как в мою молодость! Только мы без плакатов! Скромнее были!

«Он читал плакаты. Он знает прозвище. И ему… нравится». — Мысль была настолько абсурдной, что мозг отказался ее обрабатывать. Я тупо улыбнулся и отхлебнул вина. Оно обожгло горло, но принесло долгожданное тепло.

— Спасибо, дядя Клык, — выдавил я. — Тетушка… Вы слишком добры. Я просто… стараюсь.

— Стараешься! — подхватила Марицель, ее рука легла мне на колено. Нежно. Слишком нежно. — И прекрасно стараешься! Драконхейм цветет! Шахты, поля, купцы… и девушки! — Она лукаво подмигнула. — Но хватит комплиментов, милый! К делу! — Ее голос стал вдруг стальным, хотя улыбка не исчезла. — Артур, племянник мой дорогой. Свадьба с Лирой — великолепно! Сильный союз! Но… почему бы не усилить его? Почему бы не сделать его… грандиозным?

Она наклонилась ко мне, ее декольте замерло в опасной близости от моего лица. Пахло жасмином и властью.

— Элиана фон Штормгард, — прошептала она так, что услышали все, включая, кажется, мышей за плинтусом. — Бедняжка. Княжество на ладони. Готова на все. На все, Артур. Ты же уже… оценил ее… смирение? — В ее глазах мелькнуло знание. Знание ночи наказания. — Женись на ней. Сразу после Лиры. Ну, может, через пару дней, для приличия. Тогда оба региона — Драконхейм и Штормгард — станут твоими. По-настоящему твоими. И оба… — она обвела рукой воздух, — … войдут в лоно Аскарона. Крепко. Навечно. Мы с Клыком все уладим. Ты будешь не просто князем. Ты будешь… Могущественным Маркграфом Пограничья! Правая рука Аскарона! — Ее ноготь, длинный и острый, как кинжал, легонько поцарапал мне колено сквозь ткань. — Ну что скажешь, племянничек? Гениально, а?

Тишина. Гулко стучало сердце. «Жениться на Элиане? Сразу после Лиры? Да Лира меня на куски порвет! Да Ирис… черт, Ирис! А отец Лиры…» Я посмотрел на Клыка. Тот оторвался от кувшина, вытер рот тыльной стороной ладони.

— Э? — буркнул он. — Элиана? Та высокая, холодная? С попой… — он показал руками округлый жест, — … вот такой? Ага, видел. Строгая. Но… — он хитро прищурился, — … слышал, у тебя ключик к ее… строгости нашелся? Ха! Молодец! Две жены? Ну… — он пожал могучими плечами, — … традиции традициями, но мужику надо! Главное — порядок держать! Чтоб не дрались! А то у меня три жены было — так они друг другу морды били! Весело было! — Он снова хохотнул и хлопнул кувшином по столу. — Но тетка права! Земли — сила! Бери!

«Он… не против? Он считает, что две жены — нормально для „мужика“⁈ Стоп! Он же за традиции! Какие три⁈» Мир окончательно перевернулся с ног на голову. Я чувствовал, как теткина рука на моем колене становится тяжелее, как ее взгляд буравит меня, ожидая ответа. Голова гудела от усталости, вина и абсурда.

— Тетушка… дядя Клык… — я сглотнул, выбирая слова. — Предложение… более чем заманчивое. Очень. Стратегически верное. Но… — я поднял руки в жесте капитуляции, — … у меня сегодня СВАДЬБА. Прямо вот скоро. Голова… — я постучал пальцем по виску, — … она сейчас забита под завязку колоколами, фанфарами и страхом, что я упаду в обморок прямо у алтаря. Или Лира придушит меня фатой, если я хоть раз взгляну на «артисток фольклорного ансамбля». Дайте… дайте мне пережить это. Хотя бы до завтрашнего утра. А там… — я глубоко вздохнул, — … подумаю. Обещаю. Серьезно подумаю.

Марицель замерла на секунду. Ее глаза сузились, в них мелькнула холодная искорка. Но тут же растаяла в сладкой улыбке. Она сжала мое колено.

— Разумно, племянник! Очень разумно! — сказала она, но в голосе была сталь. — Переживи свадьбу. Насладись… брачной ночью. — Она подчеркнуто посмотрела на Клыка. — А потом… мы снова поговорим. После свадьбы. — Ее взгляд стал томным и слишком осведомленным. — Кстати… о термах… Ты выглядишь ужасно уставшим, Артушенька. Совсем не к лицу будущему Маркграфу. Нужно собраться! — Она наклонилась еще ближе, ее губы почти коснулись моего уха. Шепот был горячим и опасным: — Может, я пришлю тебе… Элиану… пораньше? Для… разминки? Чтобы к вечеру ты был в тонусе? Она же так хочет угодить… Я ей намекну…

Я чуть не выронил бокал. «Разминка? С Элианой? Прямо сейчас? Да я просто умру!»

— Нет-нет-нет, тетушка! — залепетал я, отодвигаясь, но ее рука на колене была как клещ. — Спасибо! Огромное спасибо! Но я… я лучше… э-э-э… вздремну часик! Да! Перед церемонией! Очень нужно! Без разминки! Совсем без!

Клык громко засопел, отставив пустой кувшин:

— Дремать? Перед свадьбой? Да ты что, зятек! Надо пить! И закусывать! Или… — он вдруг оживился, — … девчонок позвать? Тех, что тебе сиськи показывали? Для бодрости! Я мигом!

— ДЯДЯ КЛЫК! — взмолился я. — Нет! Пожалуйста! Я… я лучше выпью! Еще! Много! Или пойду… проверю… Колченогого! Да! Коня! Он нервный! Может, убежал!

Я вскочил, едва удержав равновесие. Марицель смотрела на меня с смесью разочарования и веселья. Клык хмыкнул:

— Коня? Ну ладно… Иди. Но потом — пить будем! И веселиться! А там и до оргии недалеко! Ха-ха!

Я кивнул, как марионетка, и почти побежал к выходу, чувствуя на спине тяжелые взгляды. Годфрик и Мурка метнулись за мной.

— Князь? Вы как? — шепотом спросил Годфрик, когда мы выскочили в прохладный коридор.

— Как? — я прислонился к холодной мраморной стене, закрыв глаза. — Как последний дурак, Годфрик. Меня только что чуть не женили сразу второй раз и предложили «разминку» с Элианой перед свадьбой, а тестю моему главный интерес в жизни — оргии. И до церемонии… — я посмотрел на часы, которые почему-то показывали уже половину девятого, — … осталось полтора часа. Найти бы где-нибудь дыру… и спрятаться. До конца свадьбы. Или жизни.

Мурка потрогала мою руку лапкой:

— Может, я Вас все же расслаблю, Ваша Светлость? Очень тихо? А то вы совсем зеленый… у меня есть подходящая дыра.

Я просто застонал. «Комфанта. Ебанная в рот комфанта. И тетка-маньячка. И тесть-оргияман. И две жены на горизонте. А ведь день только начинается…»

Холодное утро пробивалось сквозь парадный балкон «Лазурной Усадьбы». Внизу, на запруженной народом площади, бушевал «Кошколюдский Рассвет». Ряды кошковоинов в парадных, отполированных до блеска латах чеканили шаг, их хвосты дергались в такт барабанам, а мурлыканье сливалось в низкий, угрожающий гул. Люди орали, махали плакатами «Освободителю Мошонки!» и «Да Здравствует Драконья Кровь!». Воздух дрожал от восторга и запаха жареных колбасок.

Я стоял рядом с тетушкой Марицель, улыбаясь и махая рукой в такт параду. Костюм давил, голова гудела от утреннего вина и безумных предложений, но вид организованной мощи кошковоинов завораживал. «Хотя бы это работает как надо», — подумал я, стараясь не смотреть на отца Лиры, который внизу командовал парадом с видом полководца, покоряющего мир.

Балкон был высок, огражден каменной балюстрадой до пояса — снизу видели только нашу верхнюю половину. Идеальная иллюзия величия.

— Великолепно, правда, Артушенька? — прошептала Марицель, ее губы опасно близко коснулись моего уха. Ее рука, до этого лежавшая на моей спине, скользнула вниз. — Ты так напряжен, милый. Весь в мыслях о предстоящем дне? Или… о чем-то другом?

Прежде чем я успел ответить, она плавно, словно танцуя, опустилась на колени за балюстрадой, скрытая от глаз толпы. Ее пальцы ловко расстегнули мои кюлоты и потянули их вниз вместе с тонкими льняными штанами. Утренний воздух ударил по оголенной коже. А потом — удар теплее и влажнее. Мой полуспавший от усталости и стресса член с тревожной скоростью ожил и уперся прямо в щеку тетушки.

— Тетушка⁈ — я прошипел сквозь зубы, продолжая махать толпе, улыбка застыла маской на лице. — Что ты делаешь⁈ Здесь же люди!

— Успокойся, глупыш, — ее голос звучал снизу, спокойно и сладко. — Мы же не прямые родственники. А я… — ее рука обхватила основание моего ствола, который уже налился кровью и пульсировал у нее на щеке, — … вижу, как ты напряжен. И я не такая уж старая, чтобы не замечать, как ты на меня смотришь. — Ее изумрудные глаза сверкнули хищным огоньком из-под балюстрады. — В приемной… ты так смотрел на мою грудь. Не притворяйся.

Я хотел возразить, сказать, что это был нервный тик, но слова застряли в горле. Потому что ее губы — мягкие, влажные, невероятно умелые — обхватили головку моего члена. И ее язык — длинный, гибкий, знающий точно, где и как надо — скользнул по самой чувствительной части, под венчиком.

«Ахх…» — вырвалось у меня непроизвольно, я едва успел превратить это в покашливание, снова помахав рукой орущей толпе.

А потом она начала сосать. Не так, как Лира, с ее хищной страстью и кошачьей игривостью. Не так, как Ирис, с ненавистью и вызовом. И не так, как Мурка, с наивным энтузиазмом. Марицель сосала с искусством. С опытом, накопленным, вероятно, за века правления и интриг. Ее рот был горячей, влажной ловушкой совершенства. Губы создавали идеальный вакуум, язык выписывал немыслимые спирали и вибрации — то нежно скользя по уздечке, то мощно массируя нижнюю часть ствола. Она чередовала глубокие заглатывания, когда головка упиралась в ее мягкое небо, с быстрыми, мокрыми движениями, сосредоточенными только на кончике. Ее рука ловко работала у основания, сжимая и отпуская яйца с идеальным ритмом, усиливая волны наслаждения.

«Кто… кто тебя создал такую⁈ А⁈» — безумная мысль пронеслась в голове, пока я судорожно улыбался вниз, видя лишь море голов и улюлюканье. — «Лира… черт… ей до этого как до луны! Это не сосание… это высшая математика орального удовольствия! Ебанная тетка!»

Я машинально двигал бедрами, запихивая член глубже в этот райский рот, теряя остатки осторожности. Она принимала его с довольным мурлыканьем, ее пальцы впились в мои ягодицы, притягивая меня ближе. Парад внизу превратился в размытый фон, барабаны слились с бешеным стуком сердца в висках. Я чувствовал, как нарастает волна, неумолимая и мощная.

Парад закончился. Толпа взорвалась аплодисментами и криками «Освободитель!». Кошковоины замерли в строю. А я стоял, спрятавшись за балюстрадой, с членом во рту у королевы Аскарона, на грани оргазма, который я не мог позволить себе здесь. Не так.

Марицель почувствовала мое напряжение, мою попытку отстраниться. Она отпустила мой член с громким, мокрым чмоком и поднялась. Ее губы блестели, глаза сияли дьявольским торжеством. Без слов, она грациозно повернулась ко мне спиной, оперлась руками о холодный камень балюстрады и… задрала свое роскошное, бархатное платье. Оно скользнуло вверх, открывая идеальные, упругие ягодицы, лишенные даже намека на нижнее белье. И между ними — смуглый, влажный, призывно подрагивающий бутон киски.

— Ну? — она оглянулась через плечо, ее взгляд был вызовом. — Не заставишь же тетушку ждать? Ты же не трус, Освободитель?

— Блин, тетушка, я не могу же… — начал я, ошеломленный, с членом, торчащим как дубина и требующим немедленного действия. — Здесь… люди еще не разошлись!

— Они видят только твою улыбку, дурачок, — она рассмеялась, низко и маняще. — А все остальное… наше маленькое секретное шоу. Или ты… не можешь?

Этот вызов, этот взгляд, эта безумная наглость… Что-то во мне щелкнуло. Ярость? Желание? Импульс доминирования над этой опасной женщиной? Не раздумывая, я шагнул вперед, схватил ее за бедра и приставил свой пульсирующий член к ее влажному входу. Она была невероятно горячей и готовой.

Но Марицель оказалась быстрее. В ее движениях была ярость и опыт. Резко развернувшись, она толкнула меня в грудь. Я, ослабленный и ошеломленный, потерял равновесие и рухнул спиной на холодный мраморный пол балкона. Прежде чем я успел сообразить что-либо, она была на мне. Ее платье взметнулось, открывая все соблазны. Она нависла надо мной, ее глаза пылали, схватила мой член и направила его прямо к своей киске. Без прелюдий, с властным стоном, она опустилась на него, засадив до самого основания одним мощным движением.

«Охеррррррр…» — мысленный вопль разорвал тишину в моей голове.

Она не просто села. Она въехала. Ее внутренние мышцы сжали меня как горячий бархатный кулак, обжигая и обволакивая. И она не стала ждать. Марицель начала скакать на мне с бешеной, хищной энергией. Ее бедра двигались с кошачьей грацией и силой, создавая немыслимый угол атаки. Она не просто двигалась вверх-вниз. Она крутила бедрами, описывая восьмерки, скользила по стволу, заставляя каждый нерв петь, затем снова погружалась до упора. Ее руки впились в мою грудь, ее голова была запрокинута, рыжие волосы рассыпались по плечам, на губах застыл стон чистого, безудержного сладострастия. Это было мастерство, помноженное на власть и абсолютное безумие.

В глазах поплыло. Волны удовольствия накатывали одна за другой, смывая все — страх, усталость, мысли об отце Лиры и предстоящей церемонии. Она выжимала из меня все соки с невероятной эффективностью. Это длилось секунды. Пять? Десять? Не важно.

Я кончил в нее с глухим, подавленным рыком, которое могло сойти за еще один крик толпе внизу. Сперма хлынула горячими, мощными толчками прямо в ее нутро. Марицель замерла на мгновение, впиваясь пальцами в мою кожу, ее тело содрогнулось в ответ, и она издала низкий, довольный стон, заглушаемый гамом площади.

Она не слезла сразу. Наклонилась ко мне, ее губы снова нашли мой рот в жадном, влажном поцелуе, смешавшем вкус ее помады и моей пота. Потом она соскользнула с меня, ее киска была влажной и чуть приоткрытой. Я лежал, как выброшенный на берег кит, задыхаясь, глядя в потолок. Мои штаны все еще были спущены до колен.

Марицель поправила платье. Потом, с невозмутимым видом, достала из складок крошечные, кружевные трусики и надела их. Я видел, как капля моей спермы выскользнула из ее еще влажного входа и впиталась в тонкую ткань.

Она подошла ко мне, поправила мой воротник, ее лицо было безупречно спокойным, только глаза светились хищным удовлетворением.

— С днем свадьбы, мой милый племянник, — прошептала она, целуя меня в щеку. Ее губы были обжигающе горячими. — Все для тебя. Для нашего… будущего могущества. — Она лукаво подмигнула. — Теперь соберись. Скоро церемония. И помни… — ее палец легонько ткнул меня в грудь, — … ты теперь должен мне. Больше, чем думаешь.

Она развернулась и поплыла прочь с балкона, гордая, невозмутимая, пахнущая жасмином, властью и моей спермой. Я остался лежать на холодном полу, с спущенными штанами, с членом, медленно опадающим, и с мыслью, что ад свадьбы только что обрел новое, совершенно невообразимое измерение. «Тетка… Ебанная в рот тетка…»