Князь: Попал по самые помидоры 18+

Глава 4 Термы

После эпичного дня безумия и принудительной вежливости Ирис, я следовал за ней по коридорам замка. Ее спина была прямая, как шпага, а аура злости ощущалась физически — будто шел за компактной, чертовски привлекательной, но смертельно опасной грозой. Ни слова. Только шелест ее платья и мои внутренние монологи о том, куда меня ведут: то ли к ванне, то ли к месту казни.

Она распахнула тяжелую дубовую дверь с инкрустацией… и я обомлел.

Ванная? Это слово не подходило. Это был дворец Нептуна, затерянный в моих владениях!

Огромный зал под сводчатым потолком, украшенным мозаикой с тритонами и наядами.

Центральное чудо — гигантский, овальный бассейн из темного, отполированного до зеркального блеска камня, в который струилась вода из бронзовых пастей драконов. Пар мягко клубился над поверхностью. Яжекнязь! — пронеслось в голове. Это не ванна, это частный СПА римского императора!

Тепло, влажно, пахло морской солью и какими-то дорогими эфирными маслами. По углам стояли мраморные скамьи, вазы с живыми орхидеями и даже небольшая колоннада. Тишина нарушалась лишь журчанием воды.

Ирис, не оглядываясь, подошла к краю термы. Ее движения были резкими, механическими.

— Раздевайтесь, — бросила она в пространство, глядя куда-то в дальний угол, будто там висело самое интересное в мире полотенце.

Я, все еще под впечатлением от «ванны», начал скидывать свой дурацкий аристократический прикид. Камзол, рубашка, штаны… Все это падало на пол с глухим стуком. Ирис стояла ко мне спиной, скрестив руки. Я пытался разрядить обстановку:

— Ну что, Ирис, признай, даже твой яд не способен испортить вид этого… бассейна богов? Или ты уже придумала, как отравить воду? Добавишь «эссенции магии» от нашего бородатого друга? — пошутил я.

Она лишь сильнее сжала руки на груди. Плечи напряглись. Молчание было красноречивее любых слов. Злость от нее так и пёрла.

Наконец, я остался в чем мать родила. Воздух прохладный коснулся кожи. Ирис, почувствовав, вероятно, что процесс завершен, резко обернулась. Ее взгляд скользнул по мне быстрее молнии, стараясь не задерживаться, и тут же уперся куда-то в точку над моим левым плечом. Щеки слегка порозовели, но выражение лица оставалось ледяным. Никакого зрительного контакта.

— В воду, — скомандовала она коротко, указывая на терму.

Я не заставил себя ждать. С наслаждением погрузился в идеально теплую воду. Она обняла тело, смывая остатки напряжения безумного дня. Я ахнул от удовольствия, откинув голову на каменный край бассейна.

— Боги… Это не ванна, Ирис. Это блаженство в жидкой форме. Ты — гений организации. Жаль, твой характер не столь термальный, а скорее… арктический.

Она проигнорировала комплимент и колкость. Стояла у края, как статуя недовольства, все еще глядя в сторону. Я заметил, как на ее лбу выступили мелкие капельки пота. В помещении действительно было жарковато от пара, а она все еще в своем плотном, темно-синем платье.

— Ирис, — позвал я сладким голосом, — чего ты там потеешь, как грешник в чистилище, в своем душном платье? Вода идеальная. Раздевайся и залезай. Помоемся вместе. Экономия воды, знаешь ли. Забота о княжеских ресурсах. — Я сделал многообещающую паузу. — Я приказываю.

Она вздрогнула, как от удара током. Голова резко повернулась ко мне. В глазах — смесь ярости, паники и абсолютного «НЕТ!». Щеки вспыхнули ярким румянцем.

— Ваша светлость, это совершенно не… Я не могу… Это не входит в… — она запиналась, слова путались. Вид был почти жалкий. И чертовски забавен.

— Ирис, — перебил я, делая голос стальным, — ты слышала приказ. Раздевайся. И в воду. Или ты снова хочешь обсудить пункты твоего договора о «беспрекословном подчинении» и «поддержании репутации Дома»? Представляю, какую репутацию получит горничная, ослушавшаяся прямого приказа князя в его же ванной. — Я наслаждался ее смятением.

Она замерла. Дышала часто и поверхностно. Глаза метались, ища выход, но его не было. С минуту длилось напряженное молчание. Потом, с тихим стоном отчаяния, она начала расстегивать застежки на спине. Пальцы дрожали. Платье соскользнуло с ее плеч и упало на мраморный пол с мягким шорохом. Под ним оказалось… то самое черное кружевное белье, что я уже видел в кабинете. Лифчик и стринги. И черные кружевные чулки, закрепленные изящными подвязками.

Она стояла у края воды, полуобнаженная, в одном лишь черном кружеве и чулках, пытаясь прикрыться руками. Ее тело в полумраке парной залы, подсвеченное отраженным светом от воды, выглядело… чертовски привлекательно. Стройное, изящное, с безупречными линиями. Словно не служанка, а знатная дама, застигнутая врасплох. Стыд и ярость придавали ее коже легкий розовый оттенок, делая ее только соблазнительнее.

— В воду, Ирис, — мягко, но неумолимо повторил я. — Не заставляй ждать.

Она сжала губы, шагнула к лестнице, ведущей в терму, и быстро спустилась в воду, стараясь погрузиться по грудь как можно скорее. Вода скрыла большую часть ее тела, оставив на виду лишь плечи, ключицы и пылающее лицо. Она отплыла от меня сразу на несколько метров и уселась на подводную скамью у противоположного края бассейна, отвернувшись. Казалось, она пыталась стать невидикой.

Я наблюдал за ней, наслаждаясь теплом воды и зрелищем. Ирис выглядела невероятно. Даже в воде, даже злая и напуганная, в этом черном кружеве, она была воплощением запретной красоты. Эта мысль забавляла и возбуждала одновременно.

— Ну и чего ты там, в своем углу, как затравленная нимфа? — окликнул я. — Подплывай ближе. Давай сюда. Ко мне. На метр хотя бы. Хочу оценить качество воды на твоем участке бассейна. Или ты думаешь, я заражен, как прокаженный?

Она не шевелилась секунду. Потом медленно, очень медленно, повернула голову. Взгляд был ледяным, но в глубине — бессильная ярость и стыд. Без слов было ясно: «Убей меня». Она оттолкнулась от дна и, неохотно перебирая руками под водой, поплыла в мою сторону. Остановилась ровно в метре от меня, села на подводное сиденье, скрестила руки на груди (под водой это было бесполезно, но психологически важно) и уставилась куда-то мимо моей головы. Ее мокрые черные волосы прилипли к шее и плечам. Капельки воды скатывались по ее щеке, как слезы ярости. Она была близко. Достаточно близко, чтобы чувствовать исходящее от нее тепло и напряжение. Достаточно близко, чтобы видеть, как быстро бьется пульс у нее на шее. Достаточно близко, чтобы понять: эта война только что перешла в новую, очень горячую и очень мокрую фазу.

Я откинулся на камень, закрыл глаза и ухмыльнулся.

Эх, Роксана… Что ж ты делаешь с нами? Но сегодня… спасибо тебе за этот «праздник». Без него такого спектакля не было бы.

Пар клубился над водой, как дым на поле боя после взрыва. Я наблюдал за Ирис, застывшей в метре от меня. Вода ласкала ее плечи, оставляя влажные тропинки на коже. Черное кружево лифчика, пропитанное водой, стало почти прозрачным, откровенно обрисовывая каждую линию, каждый изгиб. Ее руки, скрещенные на груди, казались не защитой, а подчеркнутым вызовом. Смотри, но не смей прикоснуться.

— Ирис, — голос мой звучал хрипло от пара и напряжения, — неужели нельзя расслабиться хоть на секунду? Хотя бы здесь? Ты же как статуя Скорбящей Нимфы, которую забыли отлить в бронзе.

Тишина. Только журчание воды из драконьих пастей. Ее взгляд уперся в мозаичного тритона на стене, но я чувствовал — все ее существо сфокусировано на опасности. На мне.

Ее сексуальность в этот момент была оружием и броней одновременно. Мокрые черные волосы, слипшиеся на шее и щеках. Капли, скатывающиеся по ключицам, исчезающие в кружевном треугольнике лифчика. Линия спины, видимая сквозь прозрачную от воды ткань, — изгиб, достойный лучшего скульптора. Талия, тонкая над бедрами, скрытыми водой, но угадывающимися по тому, как сидела. А эти черные чулки, заканчивающиеся кружевными подвязками где-то под поверхностью… Они сводили с ума. Она была воплощением запретного плода, мокрого, злого и невероятно соблазнительного. Отвести взгляд было физически тяжело. Как игнорировать пламя костра в темноте.

Терпение лопнуло. Я не думал, не планировал. Просто оттолкнулся от дна и сделал один мощный гребок, закрывая расстояние между нами.

Она резко повернула голову, глаза — огромные, темные(да, бирюза стала мрачной), полные неожиданного испуга и… чего-то еще. Она засмущалась. Не просто покраснела, а засмущалась. Этот миг растерянности, детской незащищенности, пробивающийся сквозь броню злости, был как удар током.

И тогда инстинкт взял верх. Моя рука сама нашла ее мокрую шею. Я притянул ее к себе и засосал. Не поцеловал — именно засосал, с голодом, накопившимся за все дни нашей войны, за все взгляды, за всю ее ядовитую красоту.

Она замерла на долю секунды… а потом ответила взаимностью. Сначала неуверенно, почти неохотно, но затем — с такой же яростью, с какой обычно сыпала оскорблениями. Ее губы разомкнулись, руки, скрещенные на груди, ослабли, одна из них вцепилась в мое мокрое плечо. Мы погрузились в поцелуй, как в водоворот, забыв про пар, про воду, про весь безумный мир вокруг.

Перед глазами пронеслись флешбеки. Яркие, как вспышки молнии:

Маленькая Ирис, лет семи, с косичками, робко протягивает мне, юному барчуку Артуру, самодельную тряпичную куклу. Глаза полны надежды.

Я, гадкий мальчишка лет десяти, с презрительной гримасой выхватываю куклу, швыряю ее в лужу и толкаю девочку: «Прочь, деревенская грязь! Ты — служанка! Знай свое место!»

Ее глаза, полные слез и первого горького осознания несправедливости мира.

Еще сцены: я приказываю ей на коленях вытереть следы моих грязных сапог; смеюсь, когда она спотыкается с тяжелым подносом; отвергаю любую попытку улыбнуться или заговорить первым…

Неудивительно. Неудивительно, что она выросла такой колючей. Я сам выковал эту броню из презрения. Она хотела дружбы? Хотя бы человеческого отношения? А получила — границы, прочерченные грязью и унижением. Ее ненависть была моим же творением.

Я пришел в себя от резкого толчка в грудь. Она оттолкнула меня, вырвалась. Дышала часто, губы распухшие от поцелуя, глаза пылали уже знакомой яростью, но теперь в них читалось еще и глубочайшее смятение.

— Ты! ВЫ! — она задыхалась, — Да как Вы… это уже перебор… Совсем крыша поехала⁈

Она резко развернулась и бросилась к лестнице, выскакивая из воды. Слишком резко. Мокрые ноги в чулках скользнули по гладкому мрамору края бассейна. Она вскрикнула, потеряв равновесие, и начала падать назад, навстречу каменным ступеням.

Я был рядом. Рефлексы сработали быстрее мысли. Я поймал ее на лету, одной рукой под спину, другой под сгиб коленей. Она оказалась в моих руках, легкая и мокрая, как испуганный, смущенный котенок, попавший в лапы к хищнику. Кружево лифчика промокло насквозь, обнажив больше, чем скрывая. Черные чулки блестели на свету. Ее широкие глаза смотрели на меня с немым ужасом и… ожиданием? Чего? Нового унижения? Продолжения?

Я не удержался. Аккуратно, почти нежно, провел пальцем по ее мокрой, горячей щеке, смахивая каплю воды (или слезу?).

— Ирис… — начал я.

И тогда она потянулась ко мне. Сама. Ее рука коснулась моей щеки, пальцы вцепились в мокрые волосы у виска. Она сама закрыла расстояние между нами, и наши губы снова встретились. Этот поцелуй был другим. Менее яростным. Более… вопрошающим? Запутанным? Полным той самой детской боли и взрослой ненависти, смешанных с чем-то новым, невероятно опасным и манящим.

И тут. Сука. И тут.

Громкий, чопорный стук в тяжелую дверь ванной. Прежде чем мы успели оторваться друг от друга, дверь распахнулась. На пороге застыл дворецкий. Его гранитное лицо треснуло от шока. Глаза округлились, рот приоткрылся. Он увидел князя, стоящего по пояс в воде, с полуобнаженной, мокрой горничной на руках, в момент страстного поцелуя.

— Господин… — его голос сорвался. — Ваша суженая… Леди Элиана фон Штормгард… прибыла. Встречать изволите?

Ох епты. Мысль пронеслась со скоростью пули. Элиана? Сейчас? Вот именно сейчас⁈

Дворецкий, очнувшись от шока, ахнул — коротко, как от удара под дых. Он резко развернулся, не дожидаясь ответа, и захлопнул дверь с такой силой, что эхо прокатилось по залу.

Мгновенная магия момента испарилась. Ирис вновь стала сердитой. Она ловко вывернулась из моих рук, спрыгнула на мраморный пол и засеменила к своей куче одежды у стены.

— Ваша жена ждет, — фыркнула она, нарочито громко и с ледяной яростью в голосе. Она наклонилась, поднимая свое темно-синее платье.

И пока она шла, пока нагибалась… Это было чистой воды дразниловка. Каждый шаг — покачивание бедрами, каждое движение — игра мышц спины под мокрым кружевом, каждый наклон — откровенная демонстрация идеальной линии бедер и упругой попки в мокрых стрингах и чулках. Она виляла так, словно сознательно выписывала восьмерки, зная, что я смотрю. Ммм… Она не просто уходила. Она уходила с триумфом, мстя мне последним, самым доступным ей сейчас оружием — своей невероятной, недосягаемой в этот момент красотой. «Смотри, князек, — словно говорило каждое ее движение. — Смотри и помни. Это не твое. И никогда не будет».

Я стоял по пояс в теплой воде, наблюдая, как она натягивает платье на мокрое тело и кружево, не обращая внимания на неудобство. В голове гудело от флешбеков, от ее поцелуя, от ее гнева и… от осознания, что где-то там, в моем замке, меня ждет ледяная воительница Элиана. А я тут… с мокрой, ядовито-прекрасной кошкой, которая только что чуть не разбилась на моих глазах и тут же оцарапала душу.

«Эх, Роксана…» — мысль прозвучала автоматически. Но сегодня виновницей всего был не мифический образ. Виновница, полураздетая и злая, только что вышла из дверей моей ванной.

Я стоял посреди роскошной ванной, вода стекала с меня каплями на мрамор, а внизу бушевала настоящая буря. Стояк был монументальный, как обелиск в честь непомерной глупости бывшего владельца тела и моей текущей ситуации. Яйца ныли тупой, навязчивой болью — классический сигнал SOS от перегруженных систем.

— Ну вот! — выдохнул я с бессильной яростью, глядя вниз на явную помеху дипломатическим переговорам. — Не вовремя! Совсем не вовремя! Как я пойду к Элиане в таком виде? Она и так меня за навозного жука считает, а тут я предстану перед ней, как памятник неприкрытому вожделению? «Здравствуй, суженая, это не я рад тебя видеть, это… эээ… автономная система приветствия!»

Я схватил огромное, пушистое полотенце и начал яростно вытираться, как будто трением мог решить проблему. Не помогло. Обелиск стоял нерушимо. Боль в яйцах усиливалась, превращаясь в пульсирующую угрозу. Гениальная мысль осенила меня, как удар молнии в пустыне:

— Нельзя так. Надо спустить. А то подохну прямо на глазах у ледяной воительницы. От переизбытка жизненных соков. Ирония судьбы — князь фон Драконхейм скончался от… нереализованного потенциала.

Отбросив полотенце с решимостью обреченного, я прислонился к прохладной мраморной колонне. Взял дело в свои руки. В прямом смысле. Мысли лихорадочно метались, но быстро сфокусировались на единственном подходящем образе: Ирис. Ее мокрое кружево, ее злые глаза, ее ядовитые губы, ее попка, дразняще уходившая от меня… Проклиная ее всеми силами души за то, что она довела меня до такого состояния, я начал действовать. Энергично. Сосредоточенно. С мысленным рефреном: «Чтоб ты сдохла, стерва! Чтоб тебя!.. Ммм… черт, да…»

И тут. Как по злому року. Дверь ванной с грохотом распахнулась. На пороге — дворецкий. Лицо — все то же гранитное воплощение служебного долга.

— Господин, — начал он четко, — госпожа Элиана уже нестерпимо долго… — Его голос оборвался на полуслове. Его взгляд, обычно устремленный куда-то за мое плечо, уперся прямо в процесс. Глаза округлились так, что, казалось, вот-вот вывалятся из орбит. Рот открылся, но звук не шел. Он резко развернулся на 180 градусов с солдатской выправкой и хлопнул дверью так, что задребезжали мозаики на стенах. Его приглушенный возглас донесся сквозь дубовую толщу: «Помилуй боже!»

Я застыл, рука замерла в самом разгаре. Мои мысли взорвались:

— БОГИ! НУ КАКОГО ХРЕНА⁈ — завопил я внутренне. — Дай мне магию огня, льда, исцеления, что угодно! Но не эту ебаную способность оказываться в самых неловких моментах вселенной! Это проклятие! Родовое проклятие фон Драконхеймов!

В ОТВЕТ ТИШИНА. Лишь эхо хлопнувшей двери и отчаянный зов перегруженных яиц.

— Плевать! — прошипел я сквозь зубы, решив довести начатое до конца. Плюю на все: на Элиану, на дворецкого, на репутацию, на возможный сердечный приступ от стыда. Прижимаюсь спиной к колонне, в уголок, подальше от двери (надежды ноль, но все же), и начинаю в ускоренном режиме. Мысли — сплошной поток: мокрая Ирис, ее проклятия, ее кружева, ее… Черт возьми, да!

И вот он, момент истины. Пик. Экстаз освобождения от физиологических оков. Триумф воли над обстоятельствами! Я зажмурился, готовый к финальному аккорду…

И В ЭТОТ МОМЕНТ… Дверь ванной снова распахивается с такой силой, что, кажется, слетает с петель. В проеме, окутанная аурой ледяного негодования, стоит Элиана фон Штормгард. Ее прекрасное лицо искажено гневом, голубые глаза метают кинжалы.

— ДА СКОЛЬКО ЖЕ МОЖНО ЖДАТЬ⁈ — ее голос, обычно холодный и ровный, ревел, как штормовой ветер над Штормгардом. — Вы что тут, фон Драконхейм, золото?!.

Она не успела договорить.

Мое семя, выпущенное с силой катапульты, прилетело. Точнее, описало небольшую, но выразительную дугу в воздухе парной залы. Капли белого, липкого вещества прямо по курсу встретились с: темно-синим, дорогим, явно новым платьем леди Элианы, прямо в области декольте; ее левой, идеально очерченной скулой и, как вишенка на торте, одной-двумя каплями — на ее полуоткрытую от гнева и неожиданности губу.

Она замерла. Абсолютно. Словно ее заморозили на месте. Глаза стали размером с блюдца. Гнев сменился абсолютным, первобытным шоком. Она медленно подняла руку, коснулась пальцами своей скулы, посмотрела на липкую субстанцию… Потом перевела взгляд на меня. На моего еще не опустившегося друга. На общую картину позора.

Я стоял в таком же шоке. Рука еще в положении «на спуске». Рот открыт. Мозг отключен. В голове только белый шум и мысль: «Ну вот. Теперь я точно навозной жук. Навозной жук, который ещё и… обстрелял невесту».

Дверь за спиной Элианы снова распахнулась. Дворецкий, видимо, осмелевший или решивший спасать положение, влетел внутрь.

— Подождите, госпожа, не входите, там… — он начал, но его взгляд скользнул с моей фигуры на застывшую, «украшенную» Элиану. Его гранитное лицо не просто треснуло — оно рассыпалось в прах. Он ахнул, не сдерживаясь. Его глаза чуть не вылезли на лоб. — Ох… епты…

Он не стал ничего добавлять. Просто резко вылетел обратно, как ошпаренный, и захлопнул дверь с такой силой, что с потолка посыпалась штукатурка. Его последние, приглушенные слова донеслись сквозь древесину:

— Ну нахер! Я не видел! Я ничего не видел! Иду за тряпкой… и виски… много виски…

В ванной воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим журчанием воды в терме и моим прерывистым дыханием. Я и Элиана смотрели друг на друга. Я — в ужасе и предвкушении немедленной смерти. Она — в состоянии шока, переходящего в нечто неописуемое. Капля с ее губы медленно сползла вниз.

Леди Элиана фон Штормгард медленно, очень медленно, вытирает тыльной стороной ладони свою щеку, потом смотрит на липкую руку. Ее взгляд поднимается на меня. В ее глазах уже нет шока. Там — чистейший, первозданный, космический УЖАС, смешанный с таким ОТВРАЩЕНИЕМ, что мне становится физически плохо. Она открывает рот. Не для крика. Для шепота, который режет, как лезвие:

— Вы… Вы… МОНСТР.

Затем она резко разворачивается, ее платье с «украшением» развевается, и она выбегает из ванной, хлопая дверью так, что та, кажется, трещит по швам. Я остаюсь один. Мокрый. Голый. С опускающимся флагом былой гордости. В воздухе витает запах дорогих масел, пара и… ну, ты понял. И только одна мысль стучит в висках:

«Эх, Роксана… Ирис… Что ж вы делаете со мной? За что?» — Но ответа нет. Есть только тишина и осознание, что мой брак по расчету только что потерпел крушение еще до начала. И виной всему — вовремя не спущенный пар. И дверь, которая ну никак не хотела оставаться закрытой. — «Интересно… а были войны из-за того, что князь спускал свое потомство на будущую невесту? Если нет, то я первый…»