Князь: Попал по самые помидоры 18+

Глава 13 Побег из поместья

Рассвет бился в ставни, как назойливый воробей. Я уткнулся лицом в подушку, пытаясь вцепиться в обрывки сна, где не было ни Лиры с ее когтями, ни Ирис с ее ядом, ни… особенно… Элианы с ее бирюзовыми глазами, полными слез и темного, влажного отчаяния. Тело ныло приятной усталостью, но голова была тяжелой, как кузнечный молот после ночной смены.

Тук-тук-тук.

Негромко, но настойчиво. Как долбёж дятла по черепу.

— Милорд? Ваша Несравненная Светлейшество? — донесся из-за двери приглушенный, но отчетливый голос Годфрика. — Рассвело-с. Пора и честь знать. Кони бьют копытом, кошечка моя ужо припахивает кошатинкой… в хорошем смысле! Готовы к подвигу!

Я застонал, зарываясь глубже в подушки. Какие, на хуй, кони? Какая кошечка? Какие подвиги? Мне б спать. Спать сто лет. Проснуться, когда все эти женщины передерутся насмерть, а королевства сами собой развалятся.

— Годфрик… — прохрипел я в подушку, но звук был неразборчивым. — Иди нах… к Роксане… Спим.

Дверь скрипнула. В проеме возникла знакомая богатырская тень в небрежно накинутом плаще поверх ночной рубахи (да, сэр Годфрик спал в рубахе, и, вероятно, латах).

— Понимаю, милорд, ой как понимаю! — он вошел, осторожно прикрыв дверь. Его добродушное лицо сияло пониманием и легкой отеческой ухмылкой. — Тяжко Вам, поди, ночью-то было? Политические дела… переговоры штормгардские… они ведь такие, понимаю, энергозатратные. Особенно когда делегатка… ну, в общем, горячая. — Он многозначительно подмигнул, пахнув хлебным квасом уже с утра. — Небось, всю ночь пахали над… эээ… мирным договором? Сложные пункты, тонкости юрисдикции… территориальные уступки… глубокие… вводы войск…

Я приподнял голову, уставившись на него одним мутным, невыспавшимся глазом. «Политические дела». «Территориальные уступки». «Глубокие вводы войск». Сука, он знал. Он все знал. Или догадывался. Или просто в силу своего богатырского простодушия попал в самую точку. Его ухмылка была не злой, а скорее… одобрительной. Мужик понимал.

— АААРГХ! — я схватил первую попавшуюся подушку (большую, пуховую, с вышитым золотым драконом) и швырнул в него со всей силы утренней злости. — ЗАТКНИСЬ, Годфрик! Или сейчас прикажу тебе эту подушку… стратегически проглотить! Всей бригадой!

Подушка мягко шлепнулась о его мощную грудь. Он поймал ее одной рукой, как мячик, и заухмылялся еще шире.

— Точно, милорд! Стратегически! Так и запишем! — Он бережно положил подушку на сундук. — Но время, оно, понимаете… Кони ждут. Девицы волнуются. А кошечка… ох, и кошечка! — Его глаза загорелись. — Рыженькая! Хвост — огонь! Говорит, звать… Мурка! Или Мурчалка? В общем, мурлыкает знатно!

Я повалился на спину, закрыв глаза. Черт. Мальчишник. Горы. Источники. Бухло. Гора девиц. И ни одной из этих в радиусе пушечного выстрела. Мысль, как бальзам, лилась на израненную психику. Даже образ Элианы на коленях, с моей спермой на губах и попе, померк перед перспективой одного дня без интриг, визга и кружевных войн. Хотя… «Мурка»? Звучало подозрительно уж очень по-домашнему.

— Ладно, ладно, — сдался я, откидывая одеяло. — Ты победил, старый развратник. Дай минутку. И… записку приготовил?

— А как же! — Годфрик важно вытащил из-за пазухи аккуратно сложенный лист пергамента. — Сиятельная Лира фон Китилэнд, Первая Мурлыка, сие прочтет и… ну, надеюсь, не поцарапает гонца. — Он протянул мне записку. — Ваше Светлейшество изволят проверить?

Я развернул пергамент. Текст был написан четким, каллиграфическим почерком (явно не Годфрика, наверняка привлекли писаря, пока я «политичествовал» с Элианой), но стиль… стиль был мой. Цинично-официальный, с нужной долей напыщенности и абсурда.

Записка Лире:

Я пробежал глазами. Идеально. Достаточно официально, чтобы не вызвать мгновенного подозрения в бегстве, достаточно абсурдно («духовное обогащение простонародья», «уровень кружев», «царапающий подход»), чтобы быть правдоподобным для этого безумного мира, и с нужной долей издевки («Моя Дорогая», «розовые ушки»). Постскриптум про Ирис и чай был маленькой местью за вчерашнее. Пусть знает.

— Годится, — кивнул я, возвращая пергамент Годфрику. — Передай гонцу. Пусть вручит… ну, когда Лира окончательно проснется и перестанет точить когти о стену. А теперь… — я тяжело поднялся с кровати, кости скрипели в унисон с мыслями. — Где мои портки, Годфрик? И эта ваша «Мурка»… она хоть молчит? А то если замурлычет про наш «мальчишник» раньше времени…

Годфрик заухмылялся, суя записку обратно за пазуху.

— Молчит, милорд! Как рыба! Ну, или как кошка, которой сливки дали! Только глазками стреляет… Ох, и глазки! — Он мечтательно закатил глаза. — Пойдемте, пойдемте! Горы ждут! Источники парят! А девицы… ох, девицы уже, поди, разогреваются!

Я только вздохнул, натягивая штаны. «Духовное обогащение простонародья». Ага. Особенно моего. Одного дня свободы. Хватит, чтобы не сойти с ума окончательно. Или… чтобы понять, что настоящий ад — это не замок с фуриями, а тишина, где слишком громко звучат воспоминания о бирюзовых глазах, полных слез и чего-то… влажного и темного. Но это — потом. Сейчас — только горы, источники и надежда, что «Мурка» Годфрика не окажется шпионкой моей невесты.

Холл «Гнезда Дракона» встретил нас гробовой тишиной, нарушаемой лишь нервным постукиванием копыт Годфрикова коня за дверью и моим собственным сердцебиением, гулко отдававшимся в черепе. Мы крались, как воры, укравшие не золото, а несколько часов покоя. Годфрик, нагруженный парой увесистых мешков (один — с провиантом, второй — явно с «огненной водой» и, возможно, запасом булочек для Роксаны), двигался с удивительной для своих габаритов грацией. Я — в простом дорожном камзоле, без драконьих плащей, чувствуя себя преступником, выносящим из замка… здравый смысл.

Мы были в шаге от парадных дверей, уже тянулись к тяжелым засовам…

Кхм-кхм.

Звук был тихим, сухим и леденящим душу. Как скрежет костей на кладбище. Мы замерли.

Из тени колонны материализовался дворецкий. Безупречный, как всегда. Лицо — все тот же гранитный монумент скорби по утраченному спокойствию. Но в глазах, впервые за долгое время, читалось чистое, немое недоумение.

— Ваше Светлейшество? Сэр Годфрик? — его голос был шепотом, но резал тишину, как нож. — В столь… ранний час? И без сопровождения, соответствующего Вашему статусу? — Его взгляд скользнул по моему скромному камзолу и мешкам Годфрика, в которых позвякивали бутылки. — Не угодно ли… экипаж? Или хотя бы пару десятков кошковоинов для… эээ… «духовного обогащения» простонародья в горах?

Блядь. Он видел записку… Но как⁈ Или Лира уже проснулась и подняла тревогу? Сердце ушло в пятки.

— Стандартный выездной рейд, старина! — рявкнул Годфрик, пытаясь вложить в голос бодрость, но получилось только громче обычного. Он похлопал по мешку с бутылками. — Инспекция… источников! Внезапная! Для чистоты эксперимента! Князю необходимо личное присутствие! Чтобы простой люд не расслаблялся!

Дворецкий медленно поднял одну седую бровь. Его молчание было красноречивее любой речи. Он явно видел нас насквозь. Сквозь камзол, сквозь мешки, сквозь жалкую ложь про «инспекцию источников».

— Я… осмелюсь доложить госпоже Лире о Вашем… внезапном отбытии? — спросил он, и в его тоне зазвучали ледяные нотки. — Чтобы она не беспокоилась? И не… царапала двери в поисках суженого?

Ох епты…

— Не надо! — выпалил я, слишком резко. — То есть… пусть отдыхает! Красота невесты требует сна! Мы же… ненадолго! Вернемся к вечеру! Максимум!

Дворецкий склонился в безупречном, но убийственно медленном поклоне.

— Как прикажете, Ваша Светлость, — произнес он, и в его глазах мелькнуло то самое «Ну нахер!». Он развернулся и… не пошел. Он поплыл в сторону лестницы. Бесшумно. Как призрак, спешащий навести ужас.

Дверь с глухим стуком закрылась за нами. Я обернулся к Годфрику. Он обернулся ко мне. В его широких, обычно безмятежных глазах читался первобытный ужас.

Сверху, сквозь толщу камня, донесся тонкий, ледяной, как зимний ветер, голос дворецкого:

— Госпожа Лираааа… Проснитесь-с… Вашего Светлейшества тревожные вести…

Больше мы не слышали. Не нужно было. Мы знали, что там сейчас происходит. Розовые уши встали дыбом. Аметистовые глаза вспыхнули адским огнем. Острый коготь выдвинулся, чтобы проткнуть пергамент с нашим враньем…

— ПО КОНЯМ, КНЯЗЬ! — ревел Годфрик, уже вскакивая в седло своего тяжелого дестриэ. Его мешки летели в придорожную грязь. — ВЫРЫВАЕМСЯ! ОРЛЫ МОИ, ВПЕРЕД!

Мы рванули по мощеному двору как ошпаренные. Ворота были распахнуты — видимо, «орлы» Годфрика уже поработали. За воротами, у лесной опушки, маячили три фигуры в сверкающих на рассвете латах. Элита Годфриковой «Драконьей Стражи». Они стояли в театрально-пафосных позах, мечи наголо, будто готовились отразить целую армию Аскарона, а не сбежавшего князя с похмельным капитаном.

— ЗАЩИЩАЙТЕ КНЯЗЯ ЦЕНОЙ ЖИЗНИ! — орал Годфрик, проносясь мимо них, как таран. — ОТРАЗИТЕ ВСЕХ! НАС ДОГОНЯЕТ… ЭЭЭ… БЮРОКРАТИЧЕСКАЯ ВОЛОКИТА!

Рыцари синхронно щелкнули каблуками (отчего их латы мелодично брякнули), и их командир, усатый детина с лицом, напоминающим довольного бульдога, гаркнул:

— НИ ШАГУ ДАЛЬШЕ, ВРАГ! Ваша Светлость, скачите! Мы прикроем! Для нас чест…

Р-р-р-р-р-р!

Из кустов у дороги, с диким кошачьим рыком, вылетел кошковоин. Не грозный воин, а скорее молодой, растерянный на вид парень с пятнистыми ушами и взъерошенным хвостом. Он бежал с такой скоростью, что едва не падал, и отчаянно махал рукой:

— Уважаемый князь! Стойте! Госпожа Лира!.. Она получила письмо! У нее вопросы! Очень срочные! Про «духовное обогащение» и… и горячую воду! Она велела Вас вернуть! Немедленно! А то она сама при…

Годфрик глянул на меня. На его лице, обычно веселом, было написано трагическое величие. По щеке скатилась крупная, искренняя слеза.

— Милорд… — прохрипел он с разбитым достоинством. — Скачите дальше! Я… я пожертвую собой! Отвлеку кошачьего посланца! Расскажу ему про… про целебные свойства местной грязи! Возможно, утонем вместе! Но Вы — спасайтесь! Ради княжества! Ради… будущих оргий в честь Роксаны! — Он уже разворачивал своего коня, готовясь броситься навстречу кошковоину в геройском, но абсолютно бессмысленном порыве.

— ГОДФРИК, ТЫ ДЕБИЛ! — рявкнул я, едва удерживая коня. — Он же один! И он не вооружен! Нас не догонит! Скачи, кретин!

Верные рыцари Годфрика, услышав только слова «пожертвую собой» и «князь», пришли в священный экстаз. Они с рёвом бросились не на кошковоина, а на меня — вернее, между мной и несчастным посланцем, создавая живой щит.

— СКАЧИТЕ, ГОСПОДИН! — орал усатый командир, отбиваясь плащом от растерянно царапающегося кошковоина, который пытался просто пробежать мимо. — МЫ ЗАДЕРЖИМ ЕГО! ДАЖЕ ЕСЛИ ОН ЗАХОЧЕТ ОБСУДИТЬ ТЕХНИЧЕСКИЕ НОРМЫ ВОДОСНАБЖЕНИЯ! ДЛЯ НАС ЧЕСТЬ УМЕРЕТЬ ЗА ВАШ ГРАЖДАНСКИЙ ПОДВИГ!

Двое других рыцарей, с фанатичным блеском в глазах, уже пытались «обезвредить» кошковоина, накидывая на него плащи и спотыкаясь о его хвост. Тот визжал от возмущения и страха.

На мои глаза, против воли, навернулись предательские слезы. Идиоты. Верные, самоотверженные идиоты. Они готовы были погибнуть под когтями кошколюда не в битве с Аскароном, а из-за моего вранья про горные источники и желания смыться от невесты на мальчишник.

— ПАРНИ! — крикнул я, уже разворачивая коня и пришпоривая его. Голос дрожал. — Я ВАС НЕ ЗАБУДУ! ДЕРЖИТЕСЬ! И… — в голове всплыл единственный достойный эпитет, — … ДА ПУСТЬ РОКСАНА ОСВЕТИТ ВАМ ПУТЬ СВОИМИ БУЛОЧКАМИ! САМЫМИ СЛАДКИМИ!

Лица трех рыцарей, мелькнувшие в последний раз, озарились блаженными, безумными улыбками. Они услышали Высшее Благословение. Усач даже перекрестился плащом. Они с удвоенной яростью (и полным отсутствием боевого умения) продолжили «задерживать» орущего кошковоина, который теперь явно жалел, что вызвался с поручением.

Годфрик, утирая слезу рукавом и уже забыв про жертвенный порыв, догнал меня.

— Эпично, милорд! — проревел он на скаку, его голос дрожал от восторга. — Прощание! Слезы! Благословение булочками! Ох, они войдут в легенды! Песни сложат! — Он выдохнул, на его лице снова появилась озабоченность. — Только вот… «Мурка» наша… она там с конвоем была. Надеюсь, кошковоин ее не опознал? А то придется «огненной воды» на откупные отдавать…

Мы мчались по лесной дороге, оставляя позади нелепый, но трогательный бой за мое право на день свободы. Горы были уже близко. Источники ждали. А в спину мне, казалось, уже дул ледяной ветерок от ярости розовоухой невесты и звона точимых где-то за спиной когтей. Один день. Один чертов день без кружевных войн, политики и бирюзовых глаз, полных слез. Оно того стоило. Надеюсь.

Кабинет князя Артура фон Драконхейма больше не был убежищем власти. Он превратился в зал суда. Причем суда скорого, несправедливого и очень, очень болезненного.

Три верных рыцаря, гордость (пусть и слегка потрепанная) Драконьей Стражи, стояли на коленях посредине. Вернее, сидели на коленях, поддерживая друг друга. Их лица были живописным полотном боевых искусств кошколюдов: рассеченные брови, распухшие носы (один явно кривой), фингалы всех оттенков синего и фиолетового, и ссадины — вероятно, от падения на гравий при попытке «задержать» посланца. Их латы были помяты, плащи изорваны. Усатый командир сжимал в руке клочок ткани с вышитой булочкой — видимо, оторванный от плаща. Но глаза… глаза горели фанатичной преданностью и немым укором к несправедливости мира.

На княжеском кресле, откинувшись с кошачьей небрежностью, восседала Лира фон Китилэнд. Ее серебристое «свадебное» платье сменилось на практичные, но дорогие кожаные штаны и облегающую тунику, подчеркивающую каждый изгиб. Розовый хвост медленно ходил ходуном по подлокотнику кресла, словно хлыст палача. Аметистовые глаза сверкали холодным, хищным огнем. На ее острых когтях играл свет от камина.

По бокам от кресла, как мрачные тени, стояли Ирис и Элиана. Ирис — в своем фирменном убийственно-черном кружеве (платье сегодня было чуть менее откровенным, но не менее эффектным), руки скрещены на груди, синие глаза метали ледяные иглы в несчастных рыцарей. Элиана — в простом, но чистом платье, подаренном служанками. Ее бирюзовые глаза, еще недавно полные слез и унижения, теперь горели странной смесью мстительного удовольствия и… азарта? На ее шее, чуть выше ворота платья, виднелся краешек темно-багрового засоса. Она тоже еле сдерживала злобную усмешку.

— Отвечайте! — голос Лиры прозвучал негромко, но с такой металлической ноткой, что рыцари вздрогнули. — Где мой дорогой супруг? Куда он сбежал с этим… этим ходячим мешком с бульдожьей мордой? — Она имела в виду Годфрика.

Усач поднял голову, пытаясь придать лицу достойное выражение, несмотря на опухоль.

— Нет! — хрипло выдохнул он. — Мы никогда не предадим князя! Наша клятва! Наша честь…!

Шлеп!

Могучий удар лапы кошковоина (стоявшего за спинами рыцарей как живой эшафот) обрушился на его щеку. Рыцарь захлебнулся, едва не повалившись на бок. Его сосед, парень помоложе, с окровавленной губой, вскрикнул:

— Честь и верность превыше…!

Шлеп!

Его голова дернулась в сторону от удара. С губ брызнула слюна с кровью.

— Превыше чего? Моего терпения? — Лира мягко поднялась с кресла, ее когти тихо цокнули по дубовому полу. Она подошла к рыцарям, наклонилась, вглядываясь в их разбитые лица. — Вы знаете. Я чувствую. Вы лизоблюды знаете, куда он умчался. Скажите. И я, быть может, пожалею ваши жалкие жизни. Или… — она показала когти, — … пожалую ваши физиономии новыми узорами.

Рыцари переглянулись. В глазах — страх, боль, но и непоколебимая глупость веры. Усач плюнул кровью на дорогой ковер.

— Можете резать! — прохрипел он. — Жрать! Но князь… он поскакал туда, где его ждет… духовное… обогащение! И точка! — Он гордо, насколько позволяла кривая носовая перегородка, выпятил грудь, сжимая тряпичную булочку.

Лира выпрямилась. В ее глазах промелькнуло раздражение, но и… что-то вроде уважения к такому тупому героизму. Она повернулась к тени у стены.

— Дворецкий. — ее голос был ледяным. — Ты знаешь куда они поскакали?

Из мрака, как воплощение самого спокойствия перед бурей, выступил дворецкий. Его «гранитное» лицо было бесстрастно. Он склонился в безупречном поклоне.

— Да, госпожа Лира, — произнес он с мертвенной вежливостью. — Его Светлейшество упомянул в записке конкретную локацию: целебные источники в горном регионе. «Каменное Сердце». Судя по скорости их бегства и направлению… — он едва заметно кивнул в сторону окна, за которым виднелись горы, — … подтверждается.

На лице Лиры расцвела медленная, хищная улыбка. Она сладко мурлыкнула, как большая кошка, нашедшая мышку в самом глухом углу.

— Ага-а-а… — протянула она, возвращаясь к креслу и грациозно опускаясь в него. — Значит, мой дорогой супруг… решил гульнуть? Накануне нашей свадьбы? Променял объятия Первой Мурлыки на… горные пары и «духовное обогащение» с сомнительными девицами? — Она обвела взглядом Ирис и Элиану. — Девочки. Пора. Пора преподать Артуру незабываемый урок. Урок в верности. И в… последствиях побега.

Ирис застывшей скульптурой зла склонила голову набок. Ее губы изогнулись в ледяной улыбке.

— Ох, да… — прошипела она. — Урок. С практической частью. Очень… наглядной.

Элиана фыркнула. Злобно. Удовлетворенно. В ее бирюзовых глазах вспыхнул знакомый, но теперь направленный вовне огонь — огонь мести и возможности выпустить пар.

— Монстр… — выдохнула она, но в ее голосе не было прежнего отвращения. Было предвкушение. — Заслужил. Сполна. Пусть узнает… цену бегства.

Лира мурлыкающе хихикнула. Ирис ответила ледяным, колким смешком. Элиана присоединилась — ее смех был хрипловатым, но полным злобного торжества. Три разных голоса, три разных смеха слились в один тревожный, зловещий хор, от которого по спине побежали мурашки даже у видавшего виды дворецкого. Он едва заметно вздохнул, мысленно произнеся свое коронное: «Ох епты… Ну нахер».

— Прекрасно! — воскликнула Лира, хлопнув в ладоши. Ее когти щелкнули. — Готовьте коней! Легкий экипаж! И… — ее взгляд скользнул по потрепанным, но все еще гордым рыцарям, — … уберите эту… «честь и верность». В караульное помещение. Пусть подумают о своих булочках. И о том, что их князю сейчас понадобятся не рыцари… а очень хороший адвокат. Или священник.

«Девочки», хихикая как три злобные феи из кошмара, вышли из кабинета, оставив за собой шлейф дорогих духов, ледяной ярости, мстительного удовольствия и предчувствия грандиозного, унизительного и, вероятно, очень болезненного для князя Артура сюрприза где-то у горных источников. Рыцари, оставшись под бдительным оком кошковоинов, только переглянулись. В глазах усача мелькнул немой вопрос: «А булочки Роксаны… они хоть будут в карауле?»