Князь: Попал по самые помидоры 18+

Глава 24 И был бой! И никого не было…

Мой Несокрушимый Легион — триста человек и одна телега с бочкой медовухи «для согрева» — топали по пыльной дороге на север. Солнце жарило нещадно, отчего в головах у моих доблестных воинов, и без того похмельных, начиналось настоящее светопреставление.

— Шествие Отравленных Героев! — провозгласил я, гордо выпрямившись в седле на своем «Колченогом» и стараясь не смотреть на бледно-зеленое лицо знаменосца, который то и дело сползал с лошади. — Несломленные Штыки!

Сзади раздался приглушенный стон и знакомый звук — кто-то героически принес еще одну жертву богине тошноты прямо в кусты.

— Выблеванные Кишки! — попытался поддержать пафос Годфрик, ехавший рядом. Его собственное лицо цвета заплесневелого сыра говорило о том, что он держится только за счет нечеловеческого объема выпитой накануне медовухи.

Я обернулся к нему с укором.

— Не можешь — не лезь. Ты только портишь весь высокий штиль. Я сам придумаю!

Вперив взгляд в закованную в сталь спину рыцаря, шагавшего впереди, я отчаянно пытался ухватить ускользающее вдохновение.

— Э-э-э… Непоколебимые, блин… Желудки! Нет… Стойкие Духом и Слабым Вестибулярным Аппаратом! Или… Опустошители Собственных Кишечников! Да, звучит!

Годфрик лишь болезненно застонал в ответ.

— Господин, — хрипло спросил он через некоторое время, отвлекая меня от творческих мук. — А что Вы сделаете с Элианой? Когда схватите в плен… За ее… ну, знаете… предательство?

Я задумался. Хороший вопрос.

— А чтобы ты сделал на моем месте, мой верный капитан?

Лицо Годфрика озарилось наивной, почти детской жестокостью.

— О, я бы отдал ее плоть своим самым похотливым рыцарям! Пусть помнят, каково это — идти против своего законного князя!

Я посмотрел на него с легким ужасом и внезапно проснувшимся чувством собственности.

— Годфрик! Она моя! Моя личная предательница! Никому я ее не отдам! Я… я может быть и не придумал еще конкретное наказание, но оно будет… эпичным! Ой, зря она пошла против своего папика. Очень зря.

— Кого? — удивленно поднял брови Годфрик. — Только не говорите, что и ее тоже этот хитрый Раджа похитил в колыбели?

— Годфрик, заткнись, — вздохнул я, теряя остатки пафоса. — Не беси меня и не порти момент моей грядущей славы. Просто запомни: когда мы ее поймаем, я лично объясню ей, почему нехорошо травить водопровод и водить вражеские армии по землям своего будущего мужа.

А впереди, словно зловещие предвестники грядущей бури, курились дымки над захваченными рудниками Северной Долины. Гибель, казалось, дышала в спину, но во мне клокотала мощь истинного Прайма. Никакая слабость, никакая тошнота, терзавшая моих воинов, не могли поколебать этой уверенности.

Дорога на север всё больше напоминала дорогу в ад. Дым стлался по земле, смешиваясь с пылью и запахом гари. По обочинам валялись опрокинутые повозки, тлеющие остовы домов, а кое-где — темные, неподвижные силуэты, которые я старался не разглядывать. Мои земли. Мои люди. Злость во мне кипела, густая и раскаленная, как расплавленная сталь. Я сжимал поводья так, что кожаные перчатки скрипели.

И тут мой взгляд пронзил горизонт. Далеко внизу, у подножия иззубренного серого уступа, где зиял вход в один из главных рудников, зловеще алели чужие штандарты. Лагерь врага, раскинувшийся с вызывающей наглостью победителя, словно ядовитый гриб. Они пустили корни на нашей земле, эти выродки.

— Вот же падаль! — прошипел я, и слова обожгли губы, как яд.

Их разведчики, конечно, уже заметили наше «величественное» шествие. Неудивительно, что у входа в лагерь уже выстроилась целая шеренга воинов в стальных кирасах, с длинными пиками, готовыми встретить нас. Солнце злобно бликовало на их начищенных доспехах, словно насмехаясь над нашим жалким видом.

— Смотри на этих трусов, Годфрик! — я гордо ткнул пальцем в сторону вражеского строя, стараясь не замечать, как у меня подрагивает рука. — Сидят за частоколом, ждут, пока к ним на блюдечке принесут победу. Сейчас они познают мощь нашей армии и несгибаемый боевой дух Драконхейма! Мы войдем в историю! Как триста… нет, как легендарные триста драконитов! Нас будут вспоминать в веках!

— Господин, — тихо и как-то очень уж аккуратно произнес Годфрик.

— Что такое? — не оборачиваясь, буркнул я, всматриваясь в строй врагов и пытаясь найти свою предательницу

— Как бы это сказать… Пока мы сюда шли… — Годфрик смущенно ковырял пальцем рукоять своего меча. — … остались только мы вдвоем.

Я медленно, мучительно медленно повернул голову. Шея отозвалась скрипом, более громким и зловещим, чем шорох старой кожи перчаток.

— Чего⁈

Взгляд мой скользнул по выжженной солнцем окрестности. Лишь дорога, изъеденная пылью, клубы дыма, словно вздохи умирающего зверя, да рыцарь, изрыгающий содержимое желудка в придорожную канаву. И больше ничего.

— А… а почему они такие слабые? — выдавил я, чувствуя, как почва уходит из-под ног вместе с моим величием имбы ПРАЙМ.

— Потому что у Вас, видимо, иммунитет к болезням, князь, — развел руками Годфрик. — Вам боги благоволят, вот Вас и не берет. А их… их просто выкосил тот дурман в воде. Они же его литрами хлебали, пока Вы с королевой на балконе… ну, Вы поняли.

Я тупо смотрел на него.

— А ты же был рядом со мной всё время! Почему ты держишься?

Годфрик нахмурился, почесал затылок и произнес с простодушной искренностью:

— А я, видимо, больной на голову, господин. Меня не берет всякая ересь. Мне тётка в детстве знахарка водички от черепно-мозговой наговорила.

Я уставился на него, потом на одного-единственного своего «воина», который наконец-то рухнул с седла и затих в пыли, потом на выстроившуюся против нас армаду из нескольких сотен свежих, злых и прекрасно вооруженных солдат.

— Годфрик, — тихо сказал я.

— Я, господин?

— Ты и есть ересь. Самая главная ересь в моей жизни. Идиотская, бестолковая и единственная, что у меня сейчас осталась.

С противоположной стороны до нас уже донесся насмешливый оклик:

— Эй, вы там! Решайтесь быстрее! А то мы тут скучаем! Вас всего двое или вам еще с дороги надо отойти?

Я глубоко вздохнул, чувствуя, как злость сменяется леденящим, абсолютно трезвым осознанием ситуации. Богиня, похоже, несколько преувеличила мою «имбовость». Но отступать было некуда. Позади — выжженная земля.

— Ну что же, — я вытащил свой меч. Лезвие злобно сверкнуло на солнце. — Если история помнит триста спартанцев, то она запомнит и двух драконитов. Вернее, одного драконита и одного еретика. Пошли, Годфрик. Покажем им, как в Драконхейме умеют встречать непрошеных гостей.

Годфрик радостно хрюкнул, вытаскивая свой здоровенный двуручник:

— Ура! То есть… в атаку!

И мы вдвоем поскакали на сотню прекрасно вооруженных солдат. Пипец, как всегда, был абсолютным и неоспоримым. Но зато какой величественный.

— Вот жопень, — процедил я сквозь стиснутые зубы, пытаясь пошевелиться.

Веревки впивались в запястья, грубо привязывая меня к закопченному столбу, что служил центральным элементом вражеского лагеря. Над нами, Годфриком и мной, стояла толпа эрнгардских солдат и рыцарей. И если солдаты были одеты в потрепанные кожанки и ржавые кольчуги, то рыцари… Рыцари были зрелищем внушительным и дорогим.

Стальные кирасы с вычеканенными гербами их баронств, начищенные до зеркального блеска, что ослепляло в лучах заходящего солнца. На плечах — наплечники в форме грифонов или львиных голов. Шлемы, большая часть которых была сейчас снята, открывая надменные, обветренные лица с холодными глазами. Они смотрели на нас так, будто мы были диковинными зверьками, которых привезли с далеких земель. Их доспехи не были покрыты пылью нашего перехода, их лица не были бледны от отравления. Они были свежи, уверены в себе и оттого еще противней.

Годфрик, привязанный к соседнему столбу, был весь в синяках и ссадинах. Один глаз заплыл, губа разбита в кровь. Он тяжело дышал, но в его взгляде читалось скорее недоумение, чем страх. Мой верный еретик.

Внезапно толпа расступилась, и к нам подошел человек, чьи доспехи были богаче и изящнее всех. Генерал. Его лицо, испещренное шрамами, кривилось в насмешке.

— Ну что, князек? — его голос был хриплым, привыкшим отдавать приказы. — И это все? Целое княжество? Мы ожидали большего. Гораздо большего. Это было даже не боестолкновение, а… прогулка с парой комаров, которых пришлось прихлопнуть.

Оглушительный хохот солдат прокатился по лагерю. Мои пальцы сжались в кулаки, но веревки не давали мне даже этого сделать.

— Меня просили оставить тебя в живых. Особый приказ, — генерал плюнул мне под ноги. — Лично от леди Элианы. У нее для тебя особые планы. Хочет отплатить за твое… высокомерие. За то, как ты унизил ее и ее дом.

Внутри меня все закипело. Ярость, горячая и слепая, ударила в виски. Я почувствовал знакомый жар где-то глубоко внутри, в крови. Драконья Кровь! Сейчас я им покажу! Я сосредоточился, пытаясь разжечь пламя, призвать ту самую силу, о которой говорила Роксана…

Но ничего не произошло. Только легкая дрожь прошла по телу.

Генерал, заметив это, усмехнулся еще шире.

— Что, силёнок маловато? Не удивляйся. Над всем этим местом сейчас висят дымные свечи наших алхимиков. Они глушат всякую магию. Особенно такую… дикую, необученную, как твоя. Ты ей толком пользоваться-то не умел, а теперь и вовсе не сможешь. Так что сиди и жди своей участи.

Он еще долго похаживал перед нами, отпуская колкости и насмехаясь над «великой армией Драконхейма». Каждое его слово было иглой, вонзающейся в мое и без того растерзанное самолюбие. Потом он, наконец, ушел, оставив нас под присмотром стражников.

Прошло несколько часов. Солнце скрылось, лагерь погрузился в тревожный полумрак, освещаемый кострами. Ярость внутри меня понемногу начала сменяться леденящим душу сомнением. А что, если Роксана… солгала? Что, если я не имба? Что, если я просто очередной лох, которого обвели вокруг пальца и красивые слова, и красивые… булочки?

И тут послышался цокот копыт. В лагерь, не сбавляя хода, влетела всадница. Элиана.

Она была в практичных, но качественных доспехах, с плащом за спиной. Ее лицо, которое я помнил униженным и покорным, теперь было холодным и непроницаемым, как лед Штормгарда. Она осмотрела лагерь взглядом хозяина и остановила его на мне.

— Отвяжите его, — ее голос, звонкий и властный, не терпел возражений. — И приведите ко мне в палатку.

Стражи бросились выполнять приказ. Веревки развязали, онемевшие руки больно опустились вниз. Меня грубо подхватили под локти и поволокли через лагерь, к большой походной палатке под штандартом Штормгарда.

Внутри палатка была обставлена с спартанской простотой: походная кровать, стол с картами, оружие на подставке. Меня втолкнули внутрь и отступили, закрыв полог.

Я остался стоять посередине, один на один с ней. С той, что была моей униженной невестой, потом пленной, вымаливающей пощаду… а теперь?

Теперь она была не второй будущей женой. Нет.

Она была сучкой, которая посмела поднять руку на меня и на мои земли. И сейчас она смотрела на меня с таким ледяным превосходством, что мне захотелось сжечь все дотла, даже если это стоило бы мне жизни.

— Ну что? Доволен? Ах-ах-ах! — Элиана расхаживала передо мной, ее смех был резким, истеричным, словно у сорвавшейся с цепи гиены. — Думал, что всё будет по твоей воле? Где твоя всемогущая тетка? Где твоя великая армия? А где твоя верная шлюха-жена⁈ Ах-ха-ха!

Она резко подошла и с размаху дала мне пощечину. Ладонь звонко шлепнулась по щеке.

— Все твои земли и всё твое «войско» теперь мои! И я сама сокрушу Аскарон! Без твоих жалких подачек!

Я почувствовал, как по щеке разливается жар. Не столько от боли, сколько от унижения.

— Что случилось, милая? Куда делась твоя покорность? Та, что ползала у моих ног и умоляла о пощаде?

— ПОКОРНОСТЬ⁈ — ее голос взвизгнул до неприличных тонов. — Ты меня унижал и заставлял! Думаешь, мне было приятно⁈ НЕТ! Ни капли! Как и твоей Лире! Как и твоей Ирис! Ты — животное, которое даже мои пальчики на ногах не достойно целовать! Ах, да! Я приготовила для тебя сюрприз!

Я постарался сохранить маску безразличия.

— Сомневаюсь, что это свадебный торт.

— Шутишь, да⁈ Хи-хи! Посмотрим, что ты скажешь, когда познакомишься со «Стрампоном 3000»!

Я поднял бровь.

— 3000?

— Да! — ее глаза горели ликующим безумием. — Именно стольких он уже отстрампонил по полной программе! И ты станешь 3001-м!

— А вы счет ведете? — поинтересовался я с наигранной учтивостью. — Может, пересчитаете количество измученных жоп? А то не хочется оказаться 2999-м, испортить вашу красивую статистику.

— Смешно, да⁈ — ее лицо исказила гримаса ярости. — Я унижу тебя так, что тебе будет больно, и ты будешь молить о пощаде! А титул твой отныне будет не «князь», а «Князе-Лиз»!

— Чего⁈

— Ну, лизать, короче, будешь всё, что тебе скажут! Мои сапоги, землю под ногами моих солдат…

— Знаешь, — перебил я ее, — вы с Годфриком вообще названия придумывать не умеете. Просто какая-то катастрофа.

— Не смей меня сравнивать с этим дебилом! — взревела она и снова замахнулась для пощечины.

Но на этот раз я был готов. Моя рука молнией взметнулась вверх и сжала ее запястье в стальной захват. Она ахнула от неожиданности и попыталась вырваться, но тщетно.

— Тихо, бейби, — процедил я, глядя ей прямо в глаза. — Я, может, и в загоне, но утихомирь свой пыл.

— Отпусти меня, собака! — завизжала она, изо всех сил пытаясь высвободиться, но не могла понять, откуда у связанного пленника взялась такая сила.

— Ты кое-что не учла, милая! — мой голос зазвучал низко и угрожающе. — Ты — моя сучка! А я — имба максимум ПРАЙМ!

— Кто?.. Стой… Как ты меня назвал⁈

— Я — ИМБА! И меня не остановить!

Я резко разжал ее руку. Она отпрянула, потирая побелевшее запястье, и в ее глазах, широко распахнутых от изумления, мелькнула испуганная тень.

Я встал в пафосную позу, словно монах из Шаолиня, готовящийся к смертельной технике. Я медленно, с невероятным достоинством, начал делать плавные, круговые движения руками, собирая мистическую энергию. Воздух вокруг меня действительно начал сгущаться, заряжаясь напряжением. Даже пылинки в луче света, пробивавшегося через щель в пологе, закружились в странном танце.

Элиана замерла, ее взгляд стал неуверенным. Она прошептала, и в ее голосе впервые за этот разговор прозвучало нечто, кроме ненависти:

— Неужели… он и правда… истинный дракон?..

Я чувствовал, как жар поднимается из глубин моего существа. Сейчас! Сейчас оно случится! Великое пламя, которое испепелит эту палатку, эту армию и всю ее спесь! Я свел руки перед грудью, собирая всю свою волю, всю свою имбовость в один сокрушительный разряд!

И вместо ослепительной вспышки, предвещавшей гибель, раздался лишь громкий, непристойный, чавкающий звук, словно лопнувший пузырь отчаяния.

ПУУУУК!

…который эхом разнесся по палатке.

Из моих сложенных ладоней повалил слабый, едкий черный дымок, пахнущий серой и несварением желудка.

— Имбааааа… — пафосно, но уже совсем без уверенности прошипел я.

Элиана несколько секунд молча смотрела на дымящиеся мои руки, потом на мое побагровевшее от стыда лицо. Ее глаза сначала округлились от шока, а потом… Потом в них заплясали чертики чистого, неподдельного злорадства. Ее губы дрогнули, и ее сдержанный хихыканье переросло в оглушительный, истерический хохот.

— А-А-А-А-ХА-ХА-ХА-ХА! ИМБА! ИМБА МАКСИМУМ ПУКСИМУМ! О БОЖЕ! — она буквально закатилась смехом, держась за живот. — Ладно! Решено! «Стрампон 3000» для тебя будет работать на углях! Чтобы ты еще и обосрался от страха! Стража! Взять его!