Князь: Попал по самые помидоры 18+

Глава 22 Танец и политика книги. Автор не знает что тут происходит. Автор сломался

Музыка пира — громкая смесь бубнов, дудок и пьяных криков — внезапно смолкла. Голос церемониймейстера, усиленный магией (или просто невероятной силой легких), гулко прокатился по залу:

— Ваше внимание, благородные гости! Пришло время для жемчужины нашего пира! Танца, в котором грация кошки сливается с огнем дракона! Для Танца Первой Мурлыки! Встречайте — наша новобрачная, княгиня Лира фон Китилэнд фон Драконхейм!

Все взоры устремились на наш стол. Лира медленно, с королевским достоинством отодвинула свой позолоченный стул. Ее розовые волосы, собранные в сложную прическу, казалось, излучали собственный свет в полумраке зала. Она обернулась ко мне, ее зеленые глаза — хищные, довольные — сверкнули. Наклонилась, ее губы, пахнущие острым соусом и дорогим вином, мягко прикоснулись к моей щеке в нежном, но властном жесте.

— Не своди с меня глаз, мой князь, — прошептала она так тихо, что услышал только я и… Ирис под столом. — Каждое твое отвлечение… будет стоить дорого. Очень.

Ее коготок легонько царапнул мою руку, оставляя невидимую метку. Затем она выпрямилась и поплыла к центру зала, освобожденному от столов. Ее розовый хвост с белым кончиком плавно извивался за ней, как живое знамя. Толпа замерла в восхищенном ожидании.

Под столом напряжение достигло пика. Ирис, почувствовав уход Лиры, не прекратила. Наоборот. Ее движения стали отчаянными, яростными. Она словно пыталась успеть, выжать из меня все до капли прежде, чем танец закончится. Ее губы сжимали меня с почти болезненной силой, язык работал как поршень. Это было уже не «очищение», это была атака. Месть. Последняя попытка что-то доказать.

— Ирис… — я прошипел сквозь зубы, стараясь сохранить на лице благодушное выражение для окружающих. — Прекрати. Сейчас же. Она ушла. Хватит.

Она проигнорировала. Ее пальцы впились в мои бедра, голова двигалась быстрее. Я почувствовал знакомое нарастание, смешанное с гневом и стыдом.

— Ирис! — мое предупреждение прозвучало жестче, с ноткой княжеской команды, которую она знала слишком хорошо. Я положил руку ей на голову — не ласково, а как хватку. — Выйди. Немедленно. Или я тебя вытащу за волосы на всеобщее обозрение. Повторю: Хватит.

Она замерла на мгновение. Ее дыхание, горячее и прерывистое, обжигало кожу. Я почувствовал, как по ее спине пробежала дрожь — ярости? Бессилия? Затем — резкое движение. Она отстранилась. Я услышал сдавленный всхлип, звук слюны и… возможно, слезы? Но когда она поползла назад из-под стола, ее лицо, мелькнувшее на мгновение, было каменным. Бледным, с опухшими губами, но абсолютно бесстрастным. Она встала на колени рядом с моим креслом, опустив голову, быстро вытирая рот краем своего темного платья. На полу под столом осталась маленькая лужица слюны.

Я не стал смотреть на нее. Все мое внимание было приковано к ней.

В центре зала, в луче света от высокого витража, стояла Лира. Первые ноты новой музыки — томной, чувственной, с ритмом бьющегося сердца — коснулись воздуха. И она начала двигаться.

Это не был танец в привычном смысле. Это было воплощение кошачьей сущности в человеческой форме. Каждое движение — плавное, гибкое, исполненное нечеловеческой пластики. Она выгибала спину, как перед прыжком, ее руки извивались, как змеи, пальцы заканчивались острыми коготками, которые ловили свет. Ее бедра описывали восьмерки, безупречные в своей чувственности, а ноги, сильные и изящные, ступали бесшумно, будто по бархату. Ее розовый хвост с белым кончиком был не просто аксессуаром — он был частью танца. Он вибрировал в такт музыке, извивался вокруг ее ног, подчеркивал линию бедра, взметался вверх, как знамя, когда она резко выпрямлялась.

Она вращалась, и платье цвета лунного света обвивалось вокруг нее, то открывая стройную лодыжку, то плотно облегая безупречные изгибы тела. Ее глаза, ярко-зеленые, сияли хищным огнем. Она ловила взгляды мужчин, заставляя их замирать с открытыми ртами, бросала вызов женщинам — холодный, оценивающий. Но чаще всего ее взгляд находил меня. И в нем читалось: «Я здесь. Я твоя. Смотри только на меня. Забудь обо всех. Забудь о ней под столом».

И я смотрел. Забыв о боли в ребрах от тестя, о позоре алтаря, о мерзости под столом, о предстоящей адской брачной ночи. Я смотрел, завороженный. Ее грация была пугающей. Ее сила — гипнотической. Ее красота в движении — ослепительной. В ней была дикая, необузданная мощь, облеченная в совершенную форму. В ней был огонь Драконьей Крови и холодная расчетливость хищницы. Она была воплощением всего, что этот безумный мир мог породить — прекрасного, опасного и неотвратимого.

Музыка нарастала, ритм ускорялся. Лира танцевала теперь с яростной энергией. Прыжки, которые заставляли сердце замирать, вращения, от которых кружилась голова, падения и стремительные подъемы. Ее розовый хвост мелькал, как молния. Зал замер, затаив дыхание. Даже пьяные бароны перестали жевать. Даже тетка Марицель наблюдала с редким выражением чистого удовольствия на лице.

И когда последняя нота прозвучала, как удар гонга, Лира замерла в финальной позе. Одна нога вытянута назад, корпус изогнут, руки вверх, когти впились в невидимую добычу. Ее грудь высоко вздымалась, на лице играла легкая улыбка победительницы. Розовый хвост с белым кончиком замер в изящной дуге над головой.

Тишина длилась долю секунды. Потом зал взорвался. Гром аплодисментов, топот ног, крики «Браво!», «Да здравствует Первая Мурлыка!», «Освободителю повезло!» заглушили все. Лира медленно выпрямилась, сделал изящный реверанс в мою сторону, ее взгляд снова поймал мой. В нем читалось удовлетворение и… обещание. «Ты смотрел только на меня. Хороший князь. Но вечер только начинается».

Она пошла обратно к столу, принимая овации, как дань. Я сидел, все еще завороженный. Но в памяти еще горел образ ее танца — дикий, прекрасный и абсолютно пугающий.

Зал снова погрузился в гул пира, но напряжение висело в воздухе гуще запаха жареной мыши. Я осушил очередную кружку медовухи, пытаясь залить ею и стыд от Ирис, и ярость от всей этой аскаронской мишуры. Именно в этот момент тетушка Марицель, сияя как отполированный кинжал, подсела ко мне, вытеснив Лиру буквально на пол-стула.

— Артушенька, родной, — начала она сладким, как забродивший мед, голосом, ее рука легла мне на колено, пальцы начали водить круги по ткани. — Ну не сердись ты! Пируем! Веселимся! Скоро твои земли… наши земли… станут единым могучим Аскароном! Представь: единые законы, единая армия, единая… воля королевы! — Она подмигнула, ее изумрудные глаза сверкнули. — И твоя воля, конечно, племянничек! Ты же будешь моей правой рукой! Маркграфом! Мы…

— Это Драконхейм, тетушка, — я перебил ее, голос звучал хрипло, но твердо. Я снял ее руку с колена и отставил в сторону. — Не Аскарон. Пока что.

Марицель надула губы, как обиженная девочка. Но в глазах мелькнула сталь.

— Ой, ну что за капризы! Все равно же… А почему Ирис тебе не сосет? — вдруг сменила она тему с пугающей легкостью, ее взгляд скользнул под стол, где Ирис сидела, прижавшись к моему креслу, как тень. — Она же здесь! Под рукой! Традиция же! Ослабление семени для долгой ночи! Лирушка, прикажи ей! А то твой князь такой нервный!

— Хватит мне уже сосать! — я грохнул кулаком по столу, заставив звенеть бокалы и подпрыгнуть голове жареной мыши. Гул в зале стих на мгновение. — Тут только Годфрик мне еще не сосал! Дайте бухнуть спокойно! Хоть на своей свадьбе!

— Господин, я… — Годфрик, сидевший рядом с Муркой, побледнел как полотно. — Я не… это…

— Заткнись, Годфрик, — процедил я, хватаясь за новую кружку. — Заебали уже все. Сосать, сосать, сосать! Как дятлы!

— Милый, не сердись так, — замурлыкала Лира, пересаживаясь на другой стул и, прижимаясь ко мне всем телом, ее розовый хвост обвил мою ногу. — Да, тут у нас… такие традиции Аскарона. Я просто… иного не знала. Но мы же будем скоро… вместе… и ты меня научишь своим? — Она попыталась поймать мой взгляд, но в ее глазах читалась тревога. Я был слишком резок.

— Да с хуяли вы решили, что мы станем частью Аскарона⁈ — мой голос, усиленный гневом и медовухой, гулко прокатился по внезапно стихшему залу.

Тишина повисла абсолютная. Даже фонтаны с шампанским, казалось, перестали журчать. Все — бароны, кошковоины, «артистки фольклорного ансамбля», даже отец Лиры с куском мяса в руке — обернулись ко мне. Сотни глаз, полных шока, любопытства и страха.

— Это… это не правда, племянник, — попыталась вставить Марицель, но ее голос звучал фальшиво. — Мы же родня! Мы объединяемся!

— Да ты посмотри вокруг! — я вскочил, ткнув пальцем в зал. — Даже шут с Аскарона! Где гости из Эрнгарда? Где герцоги, бароны? Тут одни твои кошколюды да аскаронские прихлебатели! Вы словно меня тут захватить пытаетесь! Прямо на моей же свадьбе!

Взоры устремились на шута — кошколюда в колпаке с бубенцами, замершего с жонглерскими шариками в руках.

— Я? — пискнул шут, его розовые ушки (не такие роскошные, как у Лиры) задрожали. — Это потому что я кошколюд⁈

— Да! Нет… бля… — я провел рукой по лицу, чувствуя, как медовуха туманит разум, но гнев ясен. — Ты видел хоть в Эрнгарде одного кошколюда до приезда Лиры? А? До того, как Аскарон полез к нам со своим «миром» и «традициями»⁈

Шут задумался, его хвост нервно подергивался.

— Эмм… нет? — неуверенно пробормотал он. — Но… я же смешной? Меня за смешливость взяли! А не за…

— Друзья! — Голос Марицель, внезапно мощный и властный, перекрыл все. Она встала, ее золотое платье вспыхнуло в свете люстр. На лице — сияющая улыка, но глаза метали молнии. — Вот она! Истинная сила Драконьей Крови! Пылает в нашем князе! Это не гнев! Это — огонь его могущества! Его решимость защищать свои земли! Разве не прекрасно⁈ Разве не достойно восхищения⁈ — Она подняла бокал. — Выпьем же за князя Артура! За его пылкое сердце и несгибаемую волю! За Драконхейм! И за наш нерушимый союз! УРА!

Ее харизма сработала мгновенно. Зал взорвался ревом:

— УРА! ЗА КНЯЗЯ! ЗА ДРАКОНЬЮ КРОВЬ! УРААААА!

Музыка грянула с новой силой. Разговоры, смех, звон бокалов — все вернулось с удвоенной мощью, как будто маленькой вспышки неповиновения и не было.

Марицель плюхнулась обратно на стул, ее улыбка исчезла. Она резко схватила мой рукав и потащила к себе, ее шепот был шипением разъяренной гадюки:

— Ты что такое творишь, идиот⁈ Публично⁈ На своей свадьбе⁈ Я тебя…

— Тетя, Вы слишком близко, — я отстранился, глядя ей прямо в глаза. В моем взгляде не было страха. Только усталость и презрение.

— А когда я тебе на балконе сосала? Ты был не против!

— Да. Но сейчас я против Вашей игры. И если захочу, то засажу тебе еще раз. Прямо здесь. На этом столе. Перед всем твоим Аскароном. — Я видел, как ее глаза расширились от чистой ярости и… шока. — Меня часом уже достало, что мной тут помыкают. Люди даже в комментариях начали писать, что я тряпка!

— Так пошли их на хуй! — вырвалось у нее, по-ребячески грубо, но с бешеным шепотом. — Кому какое дело⁈

— Да я тебя сейчас на хуй пошлю! — парировал я, не повышая тона, но каждое слово било, как молот. — Заткнись. Пей и ешь. Ты не у себя дома. А Китилэнд… — я кивнул на отца Лиры, который, похоже, не понял сути ссоры, но оценивающе смотрел на тетку, — … одной ногой уже принадлежит мне. Одно мое слово, и твой «трахарь» прям тут тебя нагнет. И всем будет похуй на твой титул. Поняла, тетушка?

Она отпрянула, как от удара. Ее лицо побелело, губы сжались в тонкую ниточку. Она поняла. Поняла, что я больше не тот лох, которого она приручила на балконе.

— Мой дракон, успокойся, — Лира снова прижалась ко мне, ее голос был ласковым, но в нем чувствовалась тревога. Она гладила мою руку. — Она бывает настырной, но не надо же так… резко. Она же… королева.

— Она читателей на хуй посылала, Лира, — сказал я громко, нарочито, глядя на Марицель. — А читатели — это святое. Нельзя же так! Без них Драконхейм падет! Так что… — я повернулся к Лире, взял ее за подбородок, заставив смотреть в мои глаза, — … слушай своего мужа. Всегда. И учись уважать его землю. И его… читателей.

Эффект был мгновенным. Лира буквально расцвела. Ее зеленые глаза засияли чистой, безудержной радостью. Она прижалась ко мне сильнее, ее розовый хвост с белым кончиком завился вокруг моей ноги в тугой спиралью.

— Да, мой князь! Да, мой дракон! — прошептала она, и в ее голосе не было ни капли прежней иронии или властности. Только обожание и покорность. — Твоя воля — закон!

Марицель наблюдала за этим, ее лицо было каменной маской. Потом она резко схватила ближайший кувшин с самым крепким аскаронским вином и налила себе полный бокал. До краев. Она не стала чокаться. Просто поднесла к губам и стала пить. Долго. Не отрываясь. Ее взгляд, устремленный в пространство, говорил только одно: «Я тебя сожгу, племянничек. Медленно. Болезненно. И с огромным удовольствием».

А пир, не обращая внимания на бури в княжеских головах, грохотал дальше. Пипец обрел новые, еще более опасные очертания. Но теперь у меня была Лира, смотревшая на меня как на бога. И это было хоть какое-то оружие против теткиного вина и ее бесконечных интриг.

Дверь в пиршественный зал с грохотом распахнулась, сломав и без того хрупкую атмосферу после моего «бунта». В проеме, запыхавшийся, с лицом цвета вареного рака и мятой туникой, стоял барон Отто фон Кракенфельд. Он оглядел зал диким взглядом, уставился на меня и плюхнулся на колени, едва не сбив с ног пару служанок.

— Милорд! Вот Вы где! — он выдохнул, хватая ртом воздух. — А мы… а мы там… одни… тьфу… сука… устал бежать… бухать без Вас… на Вашей… СВАДЬБЕ… ну это… просто п… позор!

Он поднялся, шатаясь, и направился прямиком к нашему столу. Все замерли, наблюдая за этим фарсом. Марицель, все еще кипящая от нашей перепалки, сидела, как на иголках. Отто, не обращая внимания на королевское величие, просто… выковырнул ее со стула! Тетушка ахнула, едва удержав равновесие, и оказалась на полу в облаке золотого бархата. Барон же плюхнулся на ее место с громким стуком и тут же схватил ее полный бокал дорогого аскаронского вина.

— Князь, фуухх… — он отпил огромный глоток, обернувшись ко мне. — А я вот… не такой! И подарок привез! Годный! Ска! — Он заметил, как Марицель, поднимаясь с пола, шипит на него, как разъяренная кошка. — Че ты шипишь⁈ Я с князем разговариваю! — И, недолго думая, пнул ее ногой в бедро! — Высокомерные у вас бабы! Барона даже не уважают!

Я просто охуел. Зал охуел. Даже кошковоины замерли с кусками мяса в пасти. Марицель вскипела, ее лицо исказила чистая, первобытная ярость.

— Отто, — я произнес тихо, но так, что было слышно в гробовой тишине. — Это… Королева Аскарона. Марицель фон Драконхейм. Моя тетка.

— Ч… ч… что⁈ — Лицо Отто стало цвета сырого теста. Его взгляд скользнул по золотому платью, по короне, по безупречной ярости на лице Марицель. — А по ее одежде я… я не… я думал возле Вас на свадьбе одни шлюхи сидят! — Он сглотнул с таким звуком, будто проглотил жабью лапку. — Тут жена моя… то есть Ваша… Лира… ирис… и вот тетка… А там… — он ткнул дрожащим пальцем.

— Годфрик, — кивнул я.

— Я, милорд! — Годфрик вскочил, пытаясь выглядеть представительно, но пошатываясь от медовухи.

— … и Мурка, — продолжил я. — Тут рядом со мной только свои… ну, почти все свои. Тетка — гость. Королевский гость. Которого ты только что пнул.

— Я вас… за такое… — Марицель, поднявшись, тряслась от бешенства. Ее глаза метали молнии, готовые испепелить трусливого барона. Но я был уже настолько уставшим, настолько переполненным абсурдом, что просто поднял свою кружку и отхлебнул медовухи. Пипец достиг таких масштабов, что оставалось только плыть по течению.

— Знаешь, барон, — сказал я, глядя на бледного как смерть Отто. — Давай движухи что ли добавим. А то читатели заскучали. Может, хоть в комментарии писать начнут. А то тут все молчат, как партизаны.

— К-к-какой движухи? — заикался Отто, бросая испуганные взгляды на шипящую королеву.

— А объявим всем войну! — я махнул рукой. — Аскарону! Эрнгарду! Всем соседям! А потом… — я встал, чувствуя, как медовуха бьет в голову, — … пойдем путешествовать! По всему миру! Там же эльфы! Подземелья! Богини! Острова с загадками! Целые континенты нехоженые! Вот это будет СЮЖЕТ!

— Это же… — ахнул Отто. — … сколько Вам трахаться придется⁈

— Много, барон, — закачал головой я, изображая трагическую серьезность. — Очень много. И драться тоже. Так что надо переходить в новое русло! Драться! Показать, кто тут папа! А то читатели сюда заходят, читают про мои унижения и сосательные марафоны, и молчат! Их даже королева на хуй посылала! Непорядок!

— Можно… я… — Отто робко посмотрел на Марицель, которая уже доставала из складок платья что-то маленькое и острое, похожее на стилет. — … еще раз ее пну? Для движухи?

— Да можно! — махнул я рукой. — Тут в принципе и читателям можно! Пусть пишут в комментарии! Что хотят! У нас же абсурд полный! Я вообще могу что угодно! Могу сейчас, как в индийском кино, начать танцевать! Книга-то без строгого плана! Один сплошной экспромт! Хочешь, устроим тут «Девдас»?

Годфрик вскочил со своего места так резко, что чуть не опрокинул Мурку.

— Милорд! Бля буду… — он ударил себя кулаком в грудь. — Я… Я ВАШ СЫН!

Тишина. Гробовая. Даже Марицель замерла со стилетом. Лира уставилась на Годфрика, как на привидение. Ирис из-под стола тихо ахнула.

— Ты… — я поперхнулся медовухой. — … старше меня, идиот!

— Но хитрый Раджа! — начал протестовать Годфрик, входя в роль с пьяным энтузиазмом. — Он же украл меня в колыбели! И скрывал правду! Но кровь дракона… она зовет!

— Бляяяя… — я схватился за голову. — Еще не хватает полного пиздеца… Короче! — я заорал на весь зал. — Если кто-то из читателей хочет добавить свой корректив — ВАЛЯЙТЕ! Пишите в комментарии! Устроим тут настоящий бардак! А… черт с вами!

Я вскочил на стол. Золотая посуда, жареные мыши, фонтаны шампанского — все полетело на пол. Я закатал несуществующие рукава и затянул на мотив знакомой индийской мелодии, отбивая ногами ритм по мраморной столешнице:

Ах ты, хитрый Раджа!

Ты украл моего сына!

Я так тосковал по нему!

Где ж ты, кровь моя драконья⁈

Годфрик, не долго думая, вскочил на соседний стол, чуть не проломив его. Он задрал руки к небу и завыл в ответ, изображая праведный гнев:

Какой же плохой Раджа!

Слава богам, он умер от старости!

И теперь я вновь со своим отцом!

Ооооо, папаааа!

Он попытался сделать сложный пируэт, но поскользнулся на разлитом шампанском и рухнул в объятия ошарашенной Мурки, которая замяукала от неожиданности.

Марицель, наконец, нашла дар речи. Она встала посреди зала, посреди летящей посуды, пьяных криков Годфрика и моего индийского «пения», ее лицо было шедевром чистого, неконтролируемого бешенства. Она трясла своим стилетом, ее голос перекрыл весь адский галдеж:

— КАКОГО ЛЕШЕГО ВООБЩЕ ТУТ ТВОРИТСЯ⁈

Но было уже поздно. Кошковоины, вдохновленные «танцем» или просто пьяные, начали подхватывать мотив. Кто-то забил в барабан. «Артистки фольклорного ансамбля» пустились в пляс. Отец Лиры, хохоча как безумный, схватил жареную мышь и начал ей дирижировать. Лира смотрела на меня с балкона второго этажа (как она туда забралась?), ее розовые волосы развевались, а в глазах смешивались ужас и какое-то новое, безумное восхищение.

А я, князь Артур фон Драконхейм, Освободитель Мошонки и теперь, видимо, отец взрослого сына-великана, продолжал отплясывать на столе, ору нелепую песню про злодея Раджу. Пипец окончательно и бесповоротно победил. Оставалось только надеяться, что читателям понравится этот сюр. Или они хоть напишут что-нибудь в комментариях. Хоть «афтар жжот». Хоть что-то.