ГЛАВА 26. Ход кото-мышом

Из оцепенения Машу вывело ощущение тёплого тельца, прижавшегося к её ноге. Она опустилась на пол и обняла Кусю.

— Ну и попали мы, Кусенька… Затащила я тебя… Прости меня, малыш.

— За что? — удивлённо встрепенулся кото-мышь. — Ты-то тут при чём? Ты… — он помолчал немного и закончил очень серьёзно:

— Ты черноглазам меня не отдала. Думаешь, я не понимаю? Я ведь всё слышал, только говорить не мог. Они обещали тебя к фоому отвести. И отвели бы, наверное… Если бы могли тебя забрать, то и спрашивать бы не стали. Значит, не могли… Это из-за Игры, да? — он поднял на девушку мерцающие живой зеленью глаза.

— Не знаю… наверное. Не зря же они везде мне попадаются. Вот и здесь… — Маша осеклась, не зная, что именно успел разглядеть и понять в чудовищных настенных росписях Куся.

— Я видел, — сказал он глухо. — Здесь — тоже они. Они — слуги Безликих, — прошептал он совсем тихо. — Это не может быть случайностью. Раз они тебе везде попадаются, значит… Они как-то связаны с Игрой.

— Но не могут вмешиваться, — продолжила его мысль Маша, не решившись договорить. Они не могут вмешиваться, потому что это Игра Безликих… Маше показалось самонадеянно так думать, но… эта мысль, раз появившись, не уходила, не отпускала. Теперь она почти уверена, что знает, кто эти Игроки… Лучше бы не знала… Нет, надо знать, надо… бороться? Разве можно с такими бороться?.. Что же делать?

— Что же теперь делать? — вслух повторил Куся. Маша испугалась, что думала вслух, но так и не решилась спросить, так ли это.

— Может, мне поискать выход? — продолжил кото-мышь. Я кое-что вижу… и запахи… движение воздуха… — он повернул голову и посмотрел туда, откуда появился и где исчез обладатель зловещего и властного голоса.

— Оттуда немного тянет. Мне кажется, что других выходов здесь нет, — прибавил он грустно.

— Нет-нет, — Маша покрепче прижала Кусю к себе. — Туда самим идти — никакого смысла нет. И вообще, не уходи никуда, ладно? Мне без тебя еще страшнее…

— Не уйду, — вздохнул Куся. — Мне здесь тоже одному страшно, — честно признался он. — Здесь кругом такой холод… и… смерть. А ты — тёплая, — и Куся сам подставлял под её ласкающие руки то бок, то спинку, то шёлковые упругие уши.

Маша была почти уверена, что в другое время, а главное — в другом месте, Куся подобных вольностей ни за чтобы не позволил. Но здесь… здесь действительно было ужасно… холодно — не телу, а душе.

Только через несколько минут Маша вспомнила про фонарик, поискала его, но не нашла, словно он растворился в жадном мраке, отдав весь свет, что у него был. Сумка осталась на месте — и то хорошо. Маша на всякий случай запустила в неё руку: нащупалась только фляжка, где ещё оставалась вода. Маша попила и напоила Кусю. Есть не хотелось.

Предложила Кусе снова забраться в сумку, но он отказался. Логика подсказывала, что надо настоять на своём, но навалилась сонная апатия… Надо, обязательно надо загнать Кусю в сумку, ведь ей не удержаться и в этом раунде. Наверное, скоро сюда придут, и придётся бросить кубик, даже если это будет означать окончательное поражение — всё равно.

Её ставка в Игре — жизнь, но умирать здесь она не хотела ни за что. Куся беспокойно шевелился рядом…

И зачем мучиться, — думала Маша, — ясно же, что о нескольких днях и речи быть не может. Так завершить раунд прямо сейчас и всё. А что — всё? И будет ли там лучше? Вот уж вряд ли… Теперь она еще и Кусю втянула. Может быть, если вырваться отсюда, из этого жуткого подземелья, то ему удастся убежать? Наверное, другие места этого мира не так ужасны. Может, есть здесь леса какие-нибудь, где он сможет выжить?

Совсем один… без семьи, без надежды встретить себе подобных… Что я наделала… Не встретил бы он меня, может, добрался бы до фоому… Дедушка, милый, что же мне делать теперь?

"Может, добрался бы, а может и нет…"

Маша так ясно услышала родной голос, что даже головой завертела, словно и в самом деле могла бы увидеть деда, но, конечно, ничего и никого не увидела, зажмурила глаза, избавляясь от набежавших слёз.

"Что мне делать, дедушка? Что делать, подскажи!" — взмолилась мысленно.

"Ты понять должна…"

"Что понять?"

"Разобраться… Не спеши… Смотри, запоминай, думай…"

Глаза высохли. Маша погладила по голове Кусю, он завозился под рукой и вдруг сказал:

— Ушёл…

— Кто ушёл, Кусенька? О чём ты?

— Твой родич ушёл. Я почувствовал. Он хороший у тебя, тёплый такой.

— Ты… — Маша все слова растеряла от изумления, — ты его видел?!

— Не видел, чувствовал. Видеть могут только малыши — до первого посвящения; слышать — дети, до второго посвящения; а я уже младший, недавно второе посвящение прошёл, охотиться сам начал. Я могу только чувствовать, когда приходят, и то не всегда, только сильных духов. Твой родич сильный — очень тёплый, горячий даже, — они помолчали немного.

Маша потрясённо, Куся — умиротворённо.

— А после третьего посвящения взрослыми становятся, — продолжил он. — Тогда только шаманы могут с духами говорить, остальные взрослые — нет. К нам шаман из Большого Гнезда приходил. Младших смотрел, сказал, что я, может, шаманом стану, с духами говорить буду, предлагал в ученики взять. Я не захотел…

— Почему? — спросила всё еще ошеломлённая Маша.

Куся вздохнул.

— Шаманы странные. Хорошие, но странные. Им и охотиться нельзя, и своё гнездо заводить нельзя… Он сказал: у меня ещё есть время подумать. Я не хотел из своего гнезда уходить, понимаешь?

— Понимаю, — с готовностью откликнулась Маша. — Значит, шаманам нельзя… жениться?

— Жениться можно. Только не каждая говорящая за шамана пойдёт или говорящий — на шаманке женится… Непросто это — так говорят. И жить они будут при родичах. Своё гнездо не смогут завести. Ну, это не так уж и плохо… но… в общем, не каждый обрадуется… — он замолчал на несколько секунд, а потом сказал с удивлением:

— Прав шаман-то был, — и снова замолчал.

— В чём? — решила подтолкнуть его к продолжению Маша.

— От судьбы не уйдёшь, сказал. Иди, куда хочешь, а придёшь, куда должен, — так он сказал. Или потеряешь путь и сгинешь, как водохлоп в болоте. Иди за сердцем… — Куся помедлил несколько секунд. — Вот и иду… Ты не думай, Маша, что ты меня завела. Такой, значит, путь. Всё не зря случилось, и черноглазы не зря и здесь… Тебе что родич сказал? Ты услышала?

— Сказал: смотри, запоминай и думай.

— Вот видишь! — обрадовался Куся. — Значит, мы здесь не зря! Мы узнаем секрет черноглазов… — прошептал он.

— И что мы с ним делать будем, когда узнаем? — невесело усмехнулась Маша.

— Сначала узнать надо, — фыркнул кото-мышь. — Тогда и решим!

— Твоя правда, — улыбнулась Маша, прижимая к себе пушистого товарища.

И тут тишину снова прорезал уже знакомый скрежет, но на этот раз вслед за ним хлынули ручьи красного болезненного света. Горящие факелы, люди в чёрных балахонах до пят, на самом высоком — глубокий капюшон, скрывающий лицо, у остальных, помимо факелов, в руках какое-то оружие, копья, что ли… не понять.

Машино сознание выбросило из глубин памяти забытое слово "дреколье", но на самом деле это были какие-то то ли копья, то ли пики, у многих из них острые крюки на концах.

Сколько их было?.. Не понять, да и всё равно. Маша воспринимала их, как дикарь, не знающий иного счёта, кроме: один, два, три, много. Их — много. Они пришли за ней, как за бешеным зверем, чтобы загонять, тыкать остриями, цеплять крюками.

И вся эта толпа, как казалось Маше, нахлынула мгновенно, затопляя злобной радостью это пространство, с готовностью принимающее такое наполнение, ни малейшей поддержки не дающее чужеродному островку тепла, который они тут с Кусей успели создать.

Маша поднималась на ноги тяжело, неуклюже, всё пытаясь уговорить или самой, пусть даже насильно, запихнуть Кусю в сумку. Почему-то ей казалось, что там он будет в безопасности, хотя в этот момент она и не осознавала — почему, и, сама себе противореча, тут же думала, что сумку обязательно отнимут…

В общем, она растерялась. Хоть и ждала нападения и точно знала, что за ней сейчас придут, но всё равно растерялась и никак не могла собраться, даже собрать свои разъезжающиеся в разные стороны ноги не могла, не говоря уж о разбегающихся мыслях.

А чёрные зловещие фигуры, облитые кроваво-красным светом факелов, всё надвигались, выставив колья и крючья, будто Маша была, как минимум, бешеным медведем.

Куся вывернулся из её рук, шлёпнулся на пол, шмыгнул куда-то, и стоило ей подумать, что он благоразумно решил спрятаться, как кото-мышь свечкой взмыл в воздух — прямо между Машей-медведицей и охотниками-загонщиками! Это ж надо! Защищать её кинулся…

Маша, чуть не плача и спотыкаясь на гладком полу, бросилась к нему — поймать что ли хотела… Куда там!

Бесшумно взмахивая своими бархатными "летучемышиными" крыльями, Куся с лёгкостью увернулся от её протянутых рук, издал пронзительный вопль, отчасти напоминающий весенние песни котов, — боевой клич — не иначе! — и устремился навстречу охотникам-загонщикам, изрыгая пламя!

Толпа "встречающих" замерла, как окаменела. И Маша замерла тоже. Только Куся метался в свете факелов, яростно взмявкивая.

Предводитель чёрных — тот, что в капюшоне, вдруг задрожал так, что даже Маша заметила, отступил на шаг и… рухнул на колени, как подкошенный.

— О госпожа! Молю простить самого недостойного из ваших слуг! Позвольте мне доказать свою преданность… — это был тот самый голос, что так уверенно говорил с Машей в прошлый раз.

Она узнала его, несмотря на умоляющие нотки и лёгкую дрожь, искажавшую явно более привычное для него властное звучание. Но лишь когда, после краткого замешательства, все остальные тоже повалились на колени, побросав своё оружие, куда придётся, и рискуя поджечь факелами одежды друг друга, до Маши начало доходить, что эти слова обращены к ней.

"Вокзал отошёл, а поезд остался…" — ошеломлённо подумала она, не зная, как на это реагировать. Из оцепенения её вывел Куся: подлетел и не слишком изящно приземлился на Машино плечо. Было больно — держался-то он когтями, а льняной летний костюмчик от них не защищал ни в малейшей степени.

Маша зашипела сквозь зубы, шарахаясь в сторону.

Куся тоже зашипел — ей на ухо:

— Терпи! И отвечай уже что-нибудь! Народ ждёт…

Народ действительно ждал… Да ещё как! — затаив дыхание и трепеща от ужаса…

— Я подумаю… — медленно произнесла Маша, изо всех сил стараясь, чтобы голос не задрожал, не сорвался, чтобы звучал уверенно и внятно, как минимум.

Вроде получилось: она поймала нужный тон, даже какая-то глубина появилась, откуда ни возьмись.

— Подумаю, как ты сможешь доказать свою преданность и… искупить вину… — кажется, последнее замечание было уже лишним.

Фигура в капюшоне заметно вздрогнула на словах об искуплении, — если вспомнить чудовищные картины, то удивляться тут нечему. "Ни к чему их слишком запугивать, — подумала Маша, — что ж дальше-то, а?.. Проколоться могу в любой момент!"

— Возможно, я и прощу тебя… и искупление не понадобится, — задумчиво проговорила она, добавив нотку снисходительности и удовлетворения.

В ответ Маша ожидала услышать благодарность в той или иной форме, может быть, восхваление своей доброты и милосердия, но услышала иное:

— Наказание от Снизошедших — великая честь для нас! Но как будет угодно Тёмной Владычице… Любая её воля — закон, — говоривший простёрся ниц, а Маша нервно сглотнула.

"Тёмная Владычица, значит… Кто-то из нас точно сошёл с ума. Какая досада… А милосердие у них тут не в чести, и надо об этом помнить…"

Загрузка...