Победитель получает

ГЛАВА 63. На границе

Когда день склонился к вечеру, высокие деревья остались позади, как и хитросплетение троп, разбегавшихся среди зарослей во всех направлениях. Впереди колыхалась мягкая трава, высотой примерно по колено взрослому человеку. Кое-где виднелись приземистые кусты необычной формы, похожие на диковинных животных, припавших к земле перед броском. А через сто метров круто вздымался склон травянистого холма с такими же кустами и невысокими деревьями.

Маша как раз задумалась о слишком правильном, равномерном уклоне этого холма, слишком ровной поверхности, нарушаемой лишь теми же кустами и деревьями, когда слова Виты объяснили все странности:

— Великая Пирамида Холмов, — сказала эта девочка, называвшая Видящую сестрой и сама, очевидно, приобщённая к такому количеству тайн, что её всё труднее было воспринимать как подростка.

— Деревья не растут рядом с ней, но иногда вырастают прямо на её склонах, — продолжила Вита. — Пирамида защищает себя, и эта земля вокруг неё уже опасна. Мы заночуем здесь, — Вита указала на деревья за их спинами, обещавшие приют и хоть какую-то защиту от неизвестного.

Пирамида походила на спящего гиганта, казалась спокойной и отрешённой от всех тревог этого мира. Но если гигант пробудится… Он будет разгневан и сметёт надоедливую мошкару, потревожившую его сон, прежде чем разберётся в причинах вторжения. Он просто не станет разбираться.

Его дело дремать, храня свои тайны, храня всё, что было ему доверено, в том числе и Символ, который им нужен. Те, у кого есть право востребовать хранимое, должны обладать знаниями, которые и должны стать ключом. А у них ключа нет. Даже у Видящей. Одни хранители ключей — тайных знаний — оказались предателями, другие умерли, так и не решившись избрать преемников, опасаясь нового предательства.

Они понадеялись, что достойные сами сумеют получить необходимые ответы в откровении. И если кто-то на это способен, то только Видящая. Однако это трудный и опасный путь, а дремлющий гигант не собирается прощать ошибки и давать вторые и третьи шансы. Он пропустит только тех, кто точно знает, что делает. Или тех, кто успеет догадаться, что делать, — хотя бы в последний момент.

Лирен и Верес споро соорудили настил из веток и листьев, на котором им всем предстояло провести ночь под сенью последних деревьев — на границе "контрольной полосы", как Маша назвала про себя поросшую травой ровную опояску Пирамиды.

Костёр разжигать не стали, и вообще все старались вести себя тихо, словно лазутчики, подобравшиеся к вражескому лагерю. Перекусили вяленым мясом, лепёшками и смесью из ягод и орехов.

Прозрачные сумерки густели, наливались темнотой, в небе над Пирамидой начали робко проступать первые звёзды. У Маши глаза сами собой закрывались, гудели перетруженные ноги. Хорошо, что обувь у них здесь удобная, — подумала она, — иначе не дошла бы.

Все остальные были бодры и настороженны. Дожевавший жёсткое мясо Куся какое-то время пристально смотрел на виднеющуюся впереди Пирамиду, а потом поднялся, встряхнулся и двинулся к ней крадущимся шагом, моментально скрывшись из виду в густой траве.

— Куся! — жалобно позвала Маша. — Куда ты?

К ней тут же повернулись все.

— Там же опасно, — с упрёком ответила она на всеобщее недоумение и молчаливый призыв к тишине.

— Летучий кот знает, что делает, — ответила Алана. — У него свои тропы, он видит больше нас. И не зря он похож на Стражей Тьмы, хранящих границы. Пусть идёт, куда хочет. Он вернётся.

Маша нахмурилась. Слова Аланы её не убедили.

— Там опасно, — повторила она упрямо и поднялась. — Для вас он летучий кот, похожий на Стража, а для меня он… семья. И я не могу позволить ему бродить там одному, — она и сама не знала, что за дух противоречия вдруг овладел ею, и умом понимала, что, вывалившись на эту "контрольную полосу", как слон на минное поле, ничем Кусе не поможет, но больше просто не могла рассуждать здраво, соглашаться с разумными доводами, ждать, терпеть, сходя с ума от страха и неизвестности.

Маша стряхнула с предплечья останавливающую руку Виты и пошла к Пирамиде, даже не задумавшись, как найдёт в высокой траве Кусю.

— Я с тобой, — бросил Лирен и одним плавным движением внезапно оказался рядом.

— Что вы творите? — прошипела Вита, — Немедленно вернитесь!

— Оставь их, — спокойно сказала Алана. — Лучше займись Обережным Кругом.

— Но разве… — начала было Вита, однако тут же прикусила язык, коротко поклонилась Видящей и начала доставать из сумки маленькие разноцветные камешки и крупные кристаллы, выкладывая их вокруг места для ночёвки.

В промежутках между камнями девочка хирургически точными движениями сыпала соль ровной и непрерывной дорожкой толщиной буквально с волосок. При этом трава ей почему-то не мешала — кристаллики соли ложились на землю между травинками и казалось, что они подчиняются не столько движениям рук, сколько гортанным вибрациям голоса, напевающего что-то непонятное, но в то же время такое знакомое, будто это голос самой земли, деревьев, сумерек, наступающей ночи — тихий, но властный и всепроникающий.

Верес тряхнул головой, с усилием сбрасывая наваждение, оцепенение, сковавшее и тело, и мысли, и чувства.

— Я должен пойти за ними, — произнёс он, оторвавшись от созерцания действий Виты, от ощущения присутствия Аланы, и глядя на медленно удаляющиеся фигуры Маши и Лирена.

— Нет, не должен, — тягучим, глубоким голосом отозвалась Алана. — Ночь ещё не пришла. И они скоро вернутся. Не надо мешать летучему коту. И им не надо мешать.

***

Только что впереди слегка колыхалась трава, выдавая перемещения Куси, и вот уже ничего не заметно. Маша ускорила шаг, надеясь отыскать кото-мыша там, где несколько секунд назад качались травинки, но его там не было. Или это не то место? Может, правее? А может, чуть дальше? Нет, и здесь нет…

Заговаривать с Лиреном, скользившим безмолвной тенью справа и на полшага позади, отчаянно не хотелось. Его присутствие смущало и тревожило. Пожалуй, даже раздражало, хотя Маша и понимала, что раздражается она, по сути, на себя, на свои несвоевременные, совершенно неуместные, ненужные сейчас чувства. Нашла время! И место.

Зачем он за ней пошёл? Пока рядом находились другие люди, всё было не так… критично. Терпимо было. Маша окончательно разозлилась на себя за то, что думает о какой-то… ерунде, когда Куся неизвестно где!

— Ты можешь его найти? — спросила она резко, повернувшись к Лирену.

Он, казалось, на миг опешил. Маша будто обвиняла его в чём-то. Может, в том, что он не может найти кота, а откровенного говоря, даже и не пытается, куда больше озабоченный безопасностью девушки.

— Я попытаюсь, — тихо ответил Лирен и осторожно двинулся вперёд, внимательно глядя по сторонам.

Маша хмуро наблюдала за его перемещениями, стараясь убедить себя в том, что этот чужой человек ей безразличен. И вообще… ей пора, как говорится, к земле привыкать. И это еще в лучшем случае. Она почти убедила себя в том, что ей нет никакого дела до незнакомца по имени Лирен, когда он остановился, плавно развернувшись в сторону Маши и одной рукой указывая вниз и чуть вперёд.

Его профиль, чёрные волосы, небрежно откинутые назад, кошачья мягкость движений, почти физически ощутимая внутренняя сила и внезапно — тревога и уязвимость во взгляде, словно спрашивавшем: я что-то сделал не так? ты обижена или сердита? что с тобой? — всё это вместе нахлынуло на Машу, чуть не сбивая с ног шквалом чувств такой силы, какого она никогда не испытывала прежде. А облегчение от того, что Куся нашёлся, похоже, сыграло роль детонатора.

Влюбилась. По уши. Втрескалась. Хуже, чем в шестнадцать лет. Тогда Машина любовь кончилась ничем. Кажется, герой её девичьих мечтаний даже не узнал об этой любви. Хотя Маша подозревала, что он всё-таки догадывался, но от этого было только больнее.

Она была ему не нужна и не интересна. Нескладная, не умеющая быть маняще-загадочной, кокетничать, капризничать (если она и пробовала, получалось ужасно), застенчивая, простая. Она годилась скорее на роль товарища, чем девушки, но товарищей и друзей там хватало и без неё.

Маша долго тосковала тогда. А позже поняла, что ей еще повезло, что они жили в разных городах и пересекались очень редко — через семью близкой маминой подруги, а потом и эти редкие встречи прекратились.

Время и расстояние всё-таки лечат. Медленно, тяжело, но лечат. И она вылечилась, иногда ощущая в глубине души пустоту — там, где раньше болело, — и внезапную тоску по этой мучительной болезни. Да, любовь, наверное, единственная болезнь, по которой можно тосковать.

А теперь она вернулась. Сильнее и глубже, чем прежде. И как же не вовремя. А приходит ли любовь вовремя? Разве что юношеские увлечения — они вроде прививки, и природа проводит всеобщую вакцинацию в определённый срок, чтобы позже болезнь не приняла смертельную форму.

А всё остальное — это стихийное бедствие, к которому нельзя быть готовым, сколько ни готовься. Зато можно научиться держать себя в руках и строить стену отчуждения, за которой можно укрыться и спасти от болезненных ударов хотя бы женскую гордость, если не сердце.

Маша подошла с независимым видом, посмотрела туда, куда указывал Лирен. Ответом ей был мягко-укоризненный взгляд кото-мыша.

Куся сидел на земле, основательно, прочно, даже лапки хвостом обернул, как настоящий кот, правда, хвост был коротковат, а плащ из крыльев и раскрытые широким веером перистые сяжки не позволяли забыть о том, что это не обычный земной Мурзик, а загадочное инопланетное существо.

— И ничего бы со мной не случилось, — ворчливо заметил Куся, поднимаясь и встряхиваясь. — Лучше бы отдохнула, а я всё равно уже собирался обратно.

Он подпрыгнул, взмахнул крыльями и, лукаво прищурившись, вцепился в плечо Лирена. В первую секунду тот растерялся, но быстро пришёл в себя и поспешил в сторону их ночного пристанища.

Маша не отставала. Несмотря на взъерошенность чувств, она ощущала некую гнетущую силу этого места, словно мрачное напряжение неведомого силового поля пригибало её к земле и одновременно побуждало бежать прочь отсюда.

Когда Маша, Лирен и Куся, гордо восседающий на его плече, вернулись к остальным, Вита еще продолжала колдовать над тем, что Алана ранее назвала Обережным Кругом.

— Перешагивайте вот здесь, — распорядилась девочка. — И чтобы до рассвета за Круг ни ногой!

Когда все, кроме Аланы, оказались внутри, Вита выжидательно посмотрела на Видящую, но та только молча покачала головой.

— Нет… — потрясённо выдохнула Вита, — ты не можешь… Сестра, не делай этого!

— Могу. Потому что должна. А если не могу, то нам нечего там делать, — Алана махнула рукой в сторону Пирамиды.

— Что происходит? — спросила Маша.

— Ничего особенного, — Алана легко вздохнула, не отводя глаз от Пирамиды. — Просто вы будете ночевать внутри Обережного Круга, а я — снаружи. Ничего со мной не случится. Мне надо лучше почувствовать Пирамиду. Я надеюсь что-нибудь увидеть, понять, если проведу ночь рядом с ней.

— Сейчас… — она опустила голову, — я её почти не ощущаю. Словно… стою перед закрытой дверью… И слышу, как кто-то незримый шепчет: "уходи, беги, прочь отсюда!" Если мы собираемся войти внутрь, нам потребуется нечто большее, — Видящая горько усмехнулась. — А ты, Летучий Кот, ты что-нибудь увидел? Почувствовал? Может быть, услышал?

Куся серьёзно смотрел на чёрный силуэт Пирамиды, сливающийся в тёмно-синим небом. Алана терпеливо ждала ответа.

— Там спит огромная сила. Непонятная, чужая сила. Но её стражи не спят — только дремлют. Они будут защищать силу от всех, кто приблизится, чтобы её не использовали недостойные. Стражи уже чувствуют нас. Они уже начали пробуждаться. Но пока они спокойны, — Куся замолчал.

— Стражи… — задумчиво повторила Видящая. — Они живые?

Куся перевёл на неё загадочно мерцающие глаза.

— В мире всё живое, разве ты не знаешь?

— Знаю, — Алана нетерпеливо взмахнула рукой. — Но жизнь камня сильно отличается от нашей жизни. А их жизнь?

— Их жизнь тоже сильно отличается от нашей, — Куся снова смотрел на Пирамиду. — И от жизни камня… и от жизни дерева. Это ожившая сила. У них нет тела. Так мне показалось, когда я подошёл ближе, — Куся фыркнул и тряхнул головой. — Но сейчас я уже не уверен.

— Хорошо, — тихо сказала Алана через несколько секунд. — Мы сделаем так, как я сказала: вы проведёте ночь внутри Обережного Круга, а я — здесь. Стражи не причинят мне вреда. Я буду только смотреть.