Победитель получает

ГЛАВА 68. Передышка

— Ладно, — Алана вздохнула, передала повязку с единственным оком Вите и начала медленно развязывать ту, что сейчас была на ней.

— О подобиях мы подумаем позже. Или вовсе не будем о них думать, потому что, откровенно говоря, в этом нет никакого смысла, ведь мы такие, какие есть, и другими за ближайший час вряд ли станем. Я надеюсь, что мы подойдём. И если это так, то было бы до слёз обидно ошибиться с камнем, так что… — Видящая опустилась на пол, устроившись в позе лотоса, протянула руку, и Вита безропотно отдала ей повязку.

— Не беспокойся, я постараюсь потратить как можно меньше сил и не погружаться глубоко. Но это потребует намного больше времени, как ты знаешь. Поэтому дай мне знак, если чаши наполнятся на две трети, а я всё еще буду в Сумраке. Попытаюсь не уходить во Мрак.

— Хорошо, сестра, я прослежу. — Вита коротко поклонилась и махнула рукой, показывая остальным, что они должны отойти.

Маша, конечно же, сразу направилась к Кусе, и все, включая и Виту, потянулись за ней. Девочка подала пример, и через минуту они сидели в ряд, прислонившись к стене. Куся — ближе всех к чаше, рядом с ним Маша, дальше Лирен, а за ним — Верес и Вита, не сводившие глаз с Видящей, чья неподвижная фигурка выглядела сейчас поразительно хрупкой и в то же время изящной, как изысканная статуэтка.

Через пару минут Вита удовлетворённо выдохнула и отвела взгляд от Аланы — похоже, погружение в Сумрак прошло успешно, хотя на взгляд остальных абсолютно ничего не изменилось.

— Можете разговаривать, если хотите, — тихо сказала Вита, — только негромко.

— Так что же у вас там за предание? — тут же взяла быка за рога Маша. — Я про Зал Пяти Смертей и тому подобное. Огласите весь список, пожалуйста, как у нас, на Земле, говорят.

— И почему вы ни словом не обмолвились об этом раньше? — встрял Верес. — Что еще ты скрываешь?

— Я? — Вита насмешливо пожала плечами. — Я пока что всего лишь младшая Сестра, а не Посвящённая. Я служу Видящей, учусь у неё и выполняю её распоряжения. Рассказывать что-то — не моё дело. И не мне решать — что именно и кому.

— Вита, пожалуйста, — попросила Маша, бросив на Вереса укоризненный взгляд.

— Вы знали, что этот путь смертельно опасен, — вздохнула девочка. — Предание ничем не помогло бы вам. В нём говорится о Стражах внешних и Стражах внутренних, суть которых различна. Далее — о Зале Пяти Смертей. Предание гласит, что алчущий богатства будет погребён заживо, — Вита махнула рукой в сторону чаши, медленно заполнявшейся песком.

Он струился из жёлоба, отмеряя оставшееся им время, словно огромные песочные часы.

— Тот, кого приведёт в Великую Пирамиду любопытство, будет утоплен. Тот, кто явится сюда, дабы обрести непобедимое оружие, — сгорит. Жаждущий власти более всего другого будет раздавлен медленно опускающимся потолком и так познает своё ничтожество. — Вита замолчала, пока каждый из них представлял этот ужас.

Маша невольно бросила взгляд на потолок. Он и раньше-то казался ей низким и давящим, но теперь… Ледяной озноб пробежал по спине, отдаваясь дрожью во всём теле. Никакая власть ей и даром не нужна, и остальным тоже — Маша в этом не сомневалась, но твёрдой уверенности в том, что ошибка невозможна, у неё не было.

Неожиданно тёплая рука обхватила её пальцы, и Маша только сейчас поняла, что руки у неё замёрзли. Нет, здесь не было холодно — это всё страх… От руки волна тепла прокатилась по всему телу. Лирен… Такая надёжная, сильная ладонь, загрубевшая — от оружия, наверное, но держит её руку так бережно, будто она из тончайшего хрусталя.

Маша чуть шевельнула пальцами, и рука Лирена встревоженно отстранилась — на какой-то миллиметр, но Маше сразу же стало мало этого чудесного тепла, этого волшебного чувства молчаливого понимания, и единения.

Подумав, что пора бы уже забыть про гордость, если жить, может, осталось всего ничего, Маша решительно остановила тёплую надёжную руку, не оставив ей возможностей для бегства. После непродолжительной возни, они переплели пальцы и замерли.

— А пятая смерть? — нарушил общее молчание Верес. — Ты сказала только о четырёх.

— Пятая названа Милосердной Смертью. Мы как раз возле неё и сидим, — усмехнулась Вита. — Эти частички — высушенная кора сонного дерева. Тот, кто вдохнёт их, уснёт и будет видеть чудесные сны… пока не умрёт. Это смерть для тех, кто пришёл в Пирамиду ради благой цели, но не имел на это права.

— Приятный исход, конечно, — Маша чуть поёжилась, противореча собственным словам, — но всё-таки как-то это всё…

— Что? — спросила Вита.

— Слишком жестоко. Если Великие Пирамиды созданы с благими целями, то… вот эти все ужасы… погребение заживо и тому подобное — плохо с ними сочетаются. Вы так не думаете?

— Ты просто не понимаешь, — Вита вздохнула. — Знаешь, сколько желающих нашлось бы похитить сокровища Пирамид, использовать их или просто продать? Толпы. Их может остановить только реальная опасность, только осознание того, что им никогда не дойти до конца этого пути, что их ждёт ужасная смерть — неизбежная и неотвратимая. Это справедливо. И это честно.

— Ну, может быть… — понурилась Маша.

— Не может быть, а точно.

— А что там у нас дальше по плану? По преданию то есть.

— Путь во мраке, — нехотя буркнула Вита.

— И что это значит?

— Никто не знает точного ответа. Того, кто прошёл этим путём в последний раз, кто спрятал там Символ, уже нет в живых. Раньше посвящённые всегда передавали ключ своим преемникам. Если знать ключ — можно пройти. Но последний посвящённый не решился передать ключ никому. И, наверное, правильно сделал…

— Он-то, может, и правильно сделал, — протянула Маша. — А что теперь делать нам?

Вита неопределённо повела плечом.

— Что значит — знать ключ? — не отставала Маша.

— Откуда мне-то знать… — нахмурилась Вита. — Наверное, нужно знать дорогу, примерно так же, как здесь нужно знать, к какому именно оттиску приложить Символ Пути. Всё, мне больше ничего неизвестно. Правда. И вообще, я хочу подремать. — Девочка демонстративно откинула голову назад, прислонившись затылком к стене, и закрыла глаза.

В "подремать" Маша ни на секунду не поверила, да и жёстко же очень затылку-то… неудобно. Но по крайней мере, из Виты точно больше ничего не вытянуть. И смотреть на Лирена украдкой, как будто смотришь на Виту, больше не выйдет… Ну и ладно… Можно же просто смотреть, не притворяясь, что это случайно…

Они встретились глазами. Так близко. Так… что просто невозможно дышать, и отвести взгляд невозможно.

Повторится ли это хотя бы раз? Будет ли хоть одна минута, когда они смогут просто смотреть друг другу в глаза, держаться за руки… Как же хочется его обнять, ощутить его тепло, прикоснуться к щеке, запустить пальцы в эти чёрные волосы… Не время, не место… А будет ли оно у них когда-нибудь? Хоть немного… Времени и места. В этом мире. Или в любом другом, но только вместе.

— Расскажи мне о себе, — внезапно сказала Маша и сама удивилась.

И испытала облегчение оттого, что эта насыщенная до предела тишина между ними поколебалась от звука её голоса, расступилась, как вода, когда в неё входят. Она бы не вынесла больше этой тишины — одной на двоих тишины. Её нельзя вынести, если невозможно заполнить её прикосновением, поцелуем…

Кажется, Лирен тоже ощутил нечто подобное — облегчение и сожаление одновременно. Так вот как оно ощущается, когда встречаешь того, кто составляет с тобой одно целое — вторую половину, без которой ты вечно потерянная часть.

Одно целое. И невозможно даже думать о том, что эта целостность может быть разрушена. Как жить, если хоть на минуту испытал это — стал целым, а потом снова — осколком.

Но им не придётся… Наверное, не придётся… Ей — не придётся. А ему?

В прошлой жизни Маша не позволила бы себе поверить, что кто-то — и не просто кто-то, а тот, кто лучше всех в мире, — не сможет жить без неё. Но в этой жизни, которая могла оборваться в любой момент, она поняла, что это правда.

Он не сможет… Но ему придётся. А это так страшно, когда не можешь, но надо, — просыпаться каждое утро, засыпать каждую ночь. И каждую секунду, каждый миг, даже во сне, ощущать, что от тебя оторвали, отрезали, безжалостно ампутировали половину тебя.