Лесовики, Маша и Куся замерли.
Механ — блестящее тело одновременно твёрдо-стальное и текучее, как вода, неторопливо приближался.
Лесовики зашевелились и, не сговариваясь, закрыли Машу собой. Механ продолжал плавно перемещаться, перетекая из одного положения в другое, — они уже могли видеть свои отражения на его гладко-зеркальном "лице".
И эта безликость, отражающая всё вокруг, и медлительность, и абсолютная слитность непрерывного движения, свойственная лишь стихиям, но не живым существам, — всё вместе производило ужасающее впечатление, рождая чувство неотвратимого приближения чего-то ужасного, чудовищного, страшнее любой опасности, хуже смерти.
Страх стремительно перерастал в панику, лихорадочное "бежать-бежать-бежать" толкало прочь всех, кроме, пожалуй, Бура, подавшегося вперёд всем корпусом, жаждущего схватки, пусть даже без надежды на победу.
Копыш потянул Машу за руку, Верхолаз топтался на месте, жалобно посматривая на товарищей: чего, мол, ждёте? Быстрый осматривался по сторонам, не выпуская механа из поля зрения, — явно пытался найти безопасный путь для отступления. Но поиски были бесполезны: здесь просто нет безопасных путей. Куся размышлял, угрюмо нахохлившись.
— Мы должны остаться здесь, — твёрдо сказала Маша, когда лесовики уже совсем собрались предпринять попытку бегства по собственным следам.
— Остаться? — потерянно переспросил Копыш.
До механа уже было метров десять — не больше.
— Да. Он нам ничего не сделает. Он хочет, чтобы мы побежали. Вернее, его хозяева хотят. Они хотят, чтобы вы погибли, но сами, понимаете? Сами! — горячо заговорила Маша, отчаянно надеясь, что её догадка верна, что мысль, которую она так старательно ловила и теперь наконец поймала, стоила того.
— Наверное, они всё же опасаются кого-то, потому и не действуют прямо. Они могли бы закрыть от вас свой "Мёртвый Лес", наверное, могли бы даже сделать так, чтобы вы никогда не нашли его.
Механ продолжал приближаться, но двигался при этом всё медленнее и медленнее, словно засыпая на ходу.
— Но они расположили его на холме, чтобы вы уж точно не пропустили, — продолжала Маша.
— Но зачем? — удивился Быстрый. — Если они всё равно опасаются нападать на нас, зачем им приманивать нас? Погибнут лишь немногие. Что им от этого за польза?
— Огромная польза! — заявила Маша, убеждённая в истинности снизошедшего на неё озарения.
— Погибнут единицы, но больно будет многим! Они хотят, чтобы злоба и ненависть захватили вас! — последние слова Маша выкрикнула в зеркальное "лицо" механа, остановившегося всего в метре перед Буром.
Поверх плеча лесовика Маша видела его отражение в гладкой поверхности, бесстрастно воспроизводящей всё окружающее. И это мёртвое бесстрастие настолько резко контрастировало с позой Бура, где каждая линия тела выдавала яростное напряжение, что лучшей иллюстрации для Машиных слов придумать было невозможно. Бур шевельнул ухом и гордо выпрямился, глядя на механа с мрачным вызовом.
— Мы не побежим, — заявил он. — Пусть сами нападают.
Механ застыл, и эта полная неподвижность производила впечатление растерянности. Затем блестящая конечность, напоминавшая руку, медленно поднялась, протягиваясь к Копышу. Из её оконечности выдвинулась игла. Копыш едва заметно вздрогнул, но подавил инстинктивное желание отпрянуть и остался на месте, выдавая своё состояние лишь громким сопением.
Маша закусила губу, её трясло и знобило от страха и напряжения. Что если она ошиблась, и сейчас Копышу введут что-нибудь парализующее или усыпляющее и утащат в свои жуткие лаборатории для чудовищных опытов?
Молчаливое противостояние длилось всего несколько секунд, показавшихся Маше несколькими часами, а потом механ втянул иглу внутрь своей "руки" и, как ни в чём не бывало, неспешно удалился, скрывшись за углом ближайшего строения.
У Маши подогнулись ноги, и она могла бы упасть, но в последний момент ухватилась за тёплое пушистое плечо Копыша и устояла. Все лесовики повернулись к ней, глядя с заботливой тревогой. Даже Бур смягчился, и взгляд его потеплел.
— Если бы можно было теперь отправить тебя назад, — сказал он.
— Я бы всё равно не ушла, — усмехнулась Маша.
— Что делать будем? — тихо спросил Копыш.
— А что изменилось-то? — встряхнулся Куся. — Мы, вроде бы, к дыре шли. Или теперь, когда вы убедились, что мёртвые слуги сами на вас не нападают, мы дальше не пойдём?
— Они нас заметили, — вздохнул Копыш.
Куся фыркнул.
— Само собой! Они, небось, нас заметили, еще когда вы только из Леса выползли. А уж когда на холм начали подниматься — наверняка!
— Он прав, — кивнула Маша.
— Тогда пошли, — снова вздохнул Копыш, глядя на Бура, уже начавшего прощупывать ближайшие плиты.
До "дыры" добрались относительно быстро.
Бур обвёл её по кругу палкой — до противоположного края удалось достать не без труда. Куся сидел на самом краю, всматриваясь в переплетения непонятных то округлых, то угловатых предметов, находившихся на глубине чуть больше метра.
Мягкое пощёлкивание, которое они слышали из предыдущей дыры, здесь было тише, но, прислушавшись, они уловили тихий шорох, словно пересыпался песок.
Куся внезапно расправил крылья и нырнул внутрь — Маша только ахнула. Она рванулась вперёд, но Копыш удержал её, обхватив за пояс. Куся вынырнул из темноты, как пловец из воды, ухватился лапами за край, глядя на Машу с усталой укоризной.
— Что я, не знаю, что ли, куда можно… — не вполне понятно высказался он, в то время как Маша и вовсе не могла подобрать слов, выражающих бурю чувств, захлестнувших её.
Куся выпустил край и с одним взмахом крыльев исчез в темноте. Иллюзорные плиты снова начали проявляться, и Бур нервно застучал по краям отверстия палкой.
Казалось, что Куси не было целую вечность. Наконец он свечкой вынырнул из мрака и почти упал на плечо Копыша.
— Там можно пройти, — тихо сказал он, едва отдышавшись. — Там есть нора, которая ведёт к этой… — Куся мотнул головой в сторону ближайшего прямоугольного строения. — Если протянуть верёвку… Я могу отнести её туда, но не уверен, что сумею закрепить достаточно надёжно, чтобы она выдержала ваш вес, — он тронул лапой шею Копыша.
Да уж, вес немаленький… — подумала Маша.
— И кто-то должен держать здесь другой конец… Хотя… наверное, его можно привязать вот тут, — Куся спланировал вниз, наклонился, указывая на непонятную загогулину, самый кончик которой можно было углядеть сверху, если очень постараться.
Лесовики постарались. Вскоре они уже стояли вокруг дыры на четвереньках — все, кроме Копыша, по-прежнему державшего Машу.
— Нора начинается здесь? — оживлённо спрашивал Верхолаз, блестя глазами. — Если здесь привязать и за край ухватиться, то ноги туда достанут, да?
Куся измерил его взглядом.
— Ещё как достанут, — уверенно ответил он, и Верхолаз оживился еще больше.
— А верёвки хватит, да? А нора прямая или извилистая? А она узкая, да? — сыпал он вопросами.
— Хватит, прямая, — отвечал Куся. — Узкая… Ну это как сказать… — засомневался кото-мышь. — Для меня — широкая. Но лететь неудобно. Но крылья расправить можно — как раз помещаются…
— Покажи, да? — попросил Верхолаз.
Куся раскрыл крылья, довольно-таки широкие для его маленького тела.
— Везде такая, да? — обрадовался лесовик. — Пройдём, да!
Лесовики занялись делом: Верхолаз привязывал верёвку к "загогулине" и проверял её на прочность, лёжа на животе у края дыры, Бур на всякий случай держал его за ноги; Копыш и Быстрый что-то обсуждали, обвязывая верёвками друг друга. А Маша словно выпала из жизни и смотрела на происходящее, как смотрят кино по телевизору, да еще и не слишком интересное, и смотрят его лишь потому, что ничего лучшего не нашлось.
Глубоко внутри неё шла работа — тяжёлая и необходимая. Надо было заставить себя влезть в эту дыру-трубу-нору, несмотря на липкую жуть, поднимающуюся из глубин подсознания и вопящую, что ей не выбраться оттуда, что она там обязательно застрянет и будет задыхаться, стиснутая и беспомощная.
Страх быть похороненным заживо, застрять в каком-нибудь узком проходе, наверное, один из самых сильных страхов. Маша никогда не могла понять, как справляются с ним спелеологи. Они казались ей то ли слишком самонадеянными и глупыми, просто не осознающими, что их ждёт в худшем случае, то ли чуть ли не высшими существами, недоступными её пониманию и абсолютно бесстрашными.
Маша подозревала, что среди них встречались и первые, и вторые, но сама она ни к той, ни к другой категории не относилась. Если она поддастся панике, то подведёт лесовиков, подведёт Кусю.
Остаться здесь? Нет, невозможно. Она была твёрдо убеждена, что должна идти.
Значит… надо как-то переключиться, надо не позволять захватить и подчинить себя мыслям о том, что может случиться, страхам, воображению, с неуместной услужливостью рисующему жуткие картины.
Инстинктивно Маша ощутила, что отстранённость, овладевшая ею в последние несколько минут, — это лучший выход. Словно всё это происходит не с ней, словно она лишь наблюдает со стороны.
И, как ни странно, ей удалось сохранить этот настрой пока её обвязывали верёвкой, пока Верхолаз спускался в дыру, пока её саму туда опускали — сверху держал Копыш, внизу Верхолаз принял её ноги и затащил в трубу, — пока она ползла по этой трубе задом наперёд, а Верхолаз, который, понятное дело, полз значительно быстрее, периодически хватал её за ноги и подтягивал к себе, чтобы не тормозила движение.
И только когда труба вдруг закончилась и Верхолаз неожиданно вытянул её наружу и поставил на ноги, Маша "проснулась". Растерянно осматриваясь, она пыталась осознать, что видит, но осознание никак не желало наступать. И в глубине души Маше очень хотелось бы, чтобы оно не приходило вовсе.