Смирившись с тем, что ей не переубедить Алану, Вита занялась завершением Обережного Круга. Она обходила его, негромко напевая нечто непонятное, — модуль даже не пытался перевести Маше этот набор звуков, то изливающихся свободно, то вибрирующих, то гудящих, точно высоковольтная линия, то стонущих и стенающих, словно неприкаянный дух осенней ночью.
Обойдя Круг несколько раз снаружи, Вита обеими ногами запрыгнула внутрь и всё повторилось. Куся наблюдал и слушал с явным интересом и, похоже, с одобрением, и это успокоило Машу. Лирен и Верес, напротив, были встревожены, хотя и старались не подавать виду, но наблюдали за Витой так пристально, будто она была опасным и не слишком сытым хищником.
Маша посочувствовала девочке: такое внимание не может не мешать, хотя по Вите нельзя было сказать, что она вообще замечает его. Очень может быть, что и нет, — подумала Маша, прежде чем уплыть в дрёму под эту гипнотизирующую песню, не в силах больше сопротивляться усталости.
Уже сквозь сон она ощутила, как Вита устраивается рядом — на свободном месте между Машей и Лиреном. С другой стороны под боком ощущалось тело Кусиного пушистого тела, дальше лежал Верес.
Из глубокого сна Машу вырвали какие-то крики и движение. Она резко села. Увиденная картина, наверное, запечатлелась в её памяти навсегда.
В бледном свете звёзд и мягком мерцании местной луны — почти полной — было отчётливо видно Алану. Видящая сидела в позе лотоса рядом с Кругом — между ним и Пирамидой, неподвижная, как изваяние. Маша видела только её спину — очень прямую, но была уверена, что и лицо Аланы совершенно неподвижно и непроницаемо. А вокруг…
Вокруг ползали и шипели змеи… Гигантские змеи! Меньшие из них были толщиной с бедро взрослого человека. Они поднимались на хвостах, раскачивались из стороны в сторону, возвышаясь над Аланой в чудовищном танце. Самые огромные, приподнимаясь, оказывались выше стоящего человека примерно вдвое.
Монстры неторопливо кружили по самому краю Обережного Круга, смотрели на укрывшихся в нём людей мерцающими глазами, чья поверхность напоминала отражение Луны в воде. Они приоткрывали пасти, показывая клыки чуть покороче предплечья, лениво пробовали воздух раздвоенными языками — медленное непрерывное движение, неторопливый танец смертельного ужаса.
Куся стоял у Маши на коленях и не позволял ей подняться, что было несложно, так как она почти не владела своим телом, парализованная немыслимой жутью открывшейся картины. Этого не может быть! Это не может происходить на самом деле… Только ощущение нереальности — спасительная соломинка человеческого сознания — удерживало Машу на краю безумия.
Лирен застыл рядом с ней, над ней. Он сжимал короткое копьё или какое-то ещё оружие, готовый нанести удар любому чудовищу, нарушившему почти незаметную границу — тонкую линию из крупиц соли, камешков, кристаллов и… слов, звуков, вибраций.
Казалось, что они слышны даже сейчас, что воздух вокруг дрожит, воспроизводя вновь и вновь нечеловеческие напевы Виты. Эти вибрации словно и привлекали монстров и одновременно не подпускали.
Верес рвался из Круга — с копьём наперевес — на помощь Алане. Вита пыталась его удержать, именно её крик и разбудил Машу.
— Ты погубишь нас! Погубишь её! Всех нас! Не двигайся, не переступай черту!
Но Верес, похоже, был близок к безумию, он не мог вынести вида беззащитной Аланы, над которой нависали чудовищные змеи, замирал на миг, остановленный призывами Виты к благоразумию, и снова бросался к Видящей.
Маша вскочила, не выдержав напряжения. Кусю она прижала к груди.
— Ты-то еще куда?! — шипел на неё рассерженный кото-мышь. — Сиди тихо!
И действительно — лучше бы она сидела! Потому что, поднявшись, Маша увидела, что чудовищные гады заполнили всё пространство до самой Пирамиды — на сто метров вперёд перед ними лежал сплошной шевелящийся ковёр змеиных тел…
Дурнота подкатила к горлу, ноги подкосились, и Маша непроизвольно вцепилась в Лирена, иначе упала бы. Он поддержал её одной рукой, пытаясь прикрыть девушку своим телом, но как прикроешь, если порождения ночных кошмаров повсюду!
Теперь их извивающиеся тела отчётливо обрисовывали границу Круга — только так её и можно было увидеть — они скользили вокруг, глядя на людей равнодушно и неотрывно.
Одно из чудовищ низко склонилось над ничем не защищённой Аланой, раскрыло жуткую пасть… Клыки влажно поблёскивали, язык почти касался волос Видящей.
Верес не выдержал и кинулся вперёд, целя копьём в зев монстра. Маше показалось, что она услышала хрустальный звон, будто что-то лопнуло… Это их защита — она оказалась разрушена — больше не было Круга! — и ужасающие стражи Пирамиды немедленно придвинулись поближе…
Маша закричала — голос вернулся к ней внезапно и во всей полноте. Она не могла больше этого выносить — из горла рвался вопль, визг, переходящий в ультразвук. Куся вывернулся из её рук и взлетел — прямо к ближайшему гаду, вздымавшемуся, нависавшему над ними, словно в раздумье — что же ему сделать с нежданной добычей.
Ощутив, что Куся больше не в её руках, не здесь, Маша немедленно замолчала, кинулась за ним, но было поздно. Кото-мышь свечкой взмыл в воздух и устремился прямо к огромной голове, в приглашающе раскрытый зев. Он подлетел к нему… и — монстр начал таять, а Куся пронёсся насквозь.
Змей, на которого бросился Верес, уже схватил человека чудовищными клыками за плечо — похоже, копьё не причинило монстру никакого вреда. Верес выдернул своё оружие и вонзил снова, на этот раз целя в равнодушный глаз. Но тут чудовище начало таять в воздухе, как и тот, которого Куся "пролетел насквозь". Одна за другой змеи меркли, исчезали, расплывались волнами предутреннего тумана…
Через несколько минут от них не осталось ничего. Ничего… кроме жуткого следа клыков на плече Вереса.
Куся заложил вираж, спланировал на плечо Лирена и замер, глядя вдаль, как часовой на вышке. Несколько секунд никто не шевелился. Наконец всё еще сидевшая Алана поднялась одним слитным стремительным движением, сорвала со лба повязку, с которой смотрел один зрячий глаз меж двух закрытых, и схватила Вереса за руку.
— Ты! — выкрикнула она гневно. — Зачем ты это сделал? Зачем сюда полез?! Разве я не предупреждала, что вы должны слушаться меня? Вы ничего не понимаете в происходящем! Ничего!
Верес чуть слышно зашипел сквозь стиснутые зубы, когда Видящая потревожила его руку, но тут же снова вернул невозмутимое выражение лица.
Алана с горькой усмешкой смотрела, как кровь проступает на его плече сквозь полотно рубахи.
— Теперь еще и это, — выплюнула она.
— Я займусь раной, — сказала Вита и решительно потянула Вереса за здоровую руку, принуждая сесть.
Она быстро разрезала рубаху и осмотрела глубокие прокусы чудовищных клыков, едва ли не уткнувшись в них носом, а потом полезла в свою сумку.
Алана взглянула на рану лишь мельком и отвернулась, скрестив руки на груди.
— При неправильном лечении ты лишишься руки, без лечения — жизни, — бросила она, мрачно глядя на Пирамиду. — Я взяла вас с собой, надеясь на помощь. Не знаю, о чём я думала. Вита наложит повязку и оставит вам мазь, будете менять её дважды в день — утром и на закате.
Лирен едва заметно приподнял бровь. Алана резко повернулась к нему.
— Ты останешься с отцом. Ночевать будете под деревьями — уйдёте метров на сто дальше и стражи больше не заинтересуются вами.
Лирен тревожно взглянул на отца, чьё лицо закаменело от усилия ничем не выдать обжигающую боль. И нельзя было понять, какая сильнее — та боль, что причиняла Вита, уверенно обрабатывавшая рану, или та, что причиняла Алана жестокими словами, возразить на которые было нечего.
— Если ты считаешь, что я буду обузой, Видящая, если рана отравлена, то я… останусь, — тяжело проговорил Верес. — Но я и сам в состоянии наложить повязку, опыт у меня есть.
Алана краем глаза скользнула по рваному рубцу, пересекающему грудь мужчины, и снова отвернулась.
— Позволь хотя бы Лирену пойти с вами. Ведь он вёл себя правильно, не вышел из Круга.
— Да, — криво усмехнулась Алана. — Не вышел. Но хотела бы я знать, чтобы он сделал, если бы она, — Видящая указала на Машу, — была снаружи. Я уверена, ты знаешь ответ.
Верес молча опустил голову, Лирен отвёл глаза в сторону и тоже промолчал, только желваки заходили.
— Можете считать меня бессердечной, но сейчас не время, чтобы щадить чьи-то чувства, не время, чтобы думать о них. И вообще — не время для чувств! Сейчас от нас зависит слишком многое. А вы… — Алана взмахнула рукой и покачала головой, выражая разочарование, печаль, почти отчаяние.
— Зачем ты нарушил Круг, можешь мне объяснить? Зачем? Вита пыталась тебя остановить, но ты не послушал. Неужели непонятно, что это было… бессмысленно? Ответь мне — зачем?!
— Я просто не мог… смотреть на тебя… как ты… одна… — глухо выдавил Верес.
Он предпочёл бы промолчать, но заставил себя говорить, потому что всё ещё надеялся, что Алана изменит решение и позволит ему идти с остальными, а если он не сможет, — то хотя бы Лирену.
Вита на мгновение оторвалась от обработки раны и удивлённо взглянула мужчине в лицо. Даже Алана, казалось, растерялась и смутилась. Похоже, ей и в голову не приходило, что поступок Вереса как-то связан лично с ней, а не просто с желанием наброситься на врагов.
— Они бы не причинили мне вреда, — сказала она наконец. — У них не было тел, это лишь… видения.
— Видения? — рыкнул Верес. — Тогда и моя рана, из-за которой, по твоим словам, я могу лишиться руки или жизни, тоже лишь видение.
— Твоя рана настоящая, — устало отозвалась Алана и опустилась на настил, — потому что ты напал на стражей. Ты накинулся на них с оружием. И я удивлена тем, что ты так легко отделался. Когда на них нападают, то наносят удары себе, а твои были смертоносными… Они обращают в бегство умных и трусливых, а безрассудных, как ты, — убивают.
Маша в который уже раз тревожно обшарила взглядом фигурку Куси, застывшего на плече Лирена. Похоже, кото-мышь избрал себе подходящего носителя с более сильными мускулами и не столь нежной кожей, как у "его Маши".
— Но ведь он тоже набросился на стражей, — сказал Верес, и теперь уже все посмотрели на Кусю.
Кото-мышь презрительно фыркнул.
— Я еще не выжил из ума, чтобы на таких, как они, набрасываться, — заявил он. — Я хотел просто пролететь одного из них насквозь, чтобы выявить их природу, раз уж кое-кто разрушил Круг. Был шанс, что это поможет избавиться от них. Хотя самым лучшим было бы просто оставаться внутри и спать. Эти стражи не причинили бы Видящей вреда.
— Но откуда мне было знать… — опустил голову Верес.
— Вот это ты верно сказал, — сурово припечатала Алана. — Ты ничего о них не знал, и потому тебе следовало поступить так, как говорила Вита. Но вместо этого ты начал спорить с ней, разбудил остальных и едва не погубил нас всех! Если мы хотим победить, нам нужно забыть о чувствах, отринуть их! Здесь нет места для…
Куся чихнул, прервав пламенную речь Видящей, а когда все посмотрели на него, серьёзно сказал:
— Ты ошибаешься. Если вы отринете чувства, то станете похожи на Серых — слуг Безликих. В чувствах наша слабость, но и сила тоже в них. Посмотри на неё, — Куся важно указал крылом на Машу.
— Она давно должна была стать перевёртышем — игрушкой Безликих. Но её чувства испортили им всю игру. Я знаю, почему стражи не убили Вереса. Он не хотел нападать на них, не хотел убивать, а пытался защитить того, кто выглядел беззащитным. Чувства поставили его под удар, но они же и спасли. Его рана не отравлена. От яда стражей умирают те, кого к Пирамиде привела алчность.
— Ладно, хорошо… — Алана устало вздохнула и спрятала лицо в ладонях. — Пусть Верес идёт с нами, пусть все чувствуют, что пожелают, и бросаются, куда захотят. Я слишком устала, чтобы спорить. Я слишком устала, чтобы быть уверенной в своей правоте, а возможно и для того, чтобы быть правой. Нам всем нужен отдых. Вита, пожалуйста, дай всем сонных трав и не забудь принять сама. Мы должны выспаться. Нет, мне не надо, я засну и так. Когда отдохнём, попытаемся войти внутрь.
— Ты что-нибудь узнала, сестра? — осторожно спросила Вита.
— Потом, всё потом… — прошелестела Алана, укладываясь и сворачиваясь клубком. Её знобило. — Да, я узнала, где вход… Тот, что нам нужен… Символ — внизу…