Победитель получает

ГЛАВА 5. Новая жизнь

Оказавшись на улице, Маша ахнула — автобус действительно уже стоял у остановки. Рысью пересекая улицу, — на галоп не позволяли перейти каблуки! — Маша мысленно прикидывала время. И выходило, что — да, именно через две минуты он и пришёл, как и было предсказано!

Решительно ввинтившись внутрь и едва не пострадав от тут же сомкнувшихся за спиной створок автобусной двери, Маша мысленно фыркнула. Воистину, надо быть пророком или колдуном, чтобы предвидеть настолько непредсказуемую вещь, как прибытие общественного транспорта! Это покруче прогноза погоды будет… И никакое расписание тут не поможет, разве что хрустальный шар!

Маша улыбнулась, но улыбка не получилась ни весёлой, ни ироничной, как обычно, а скорее — усталой, разочарованной. Чувство подъёма, лёгкости, освобождения, охватившее Машу, едва за ней закрылась дверь странного салона, таяло и испарялось, как снежинки под июльским солнцем, — стремительно и безвозвратно.

И причина этого лежала у неё в сумочке. Глупость какая! И зачем только она его взяла… Маша тяжело вздохнула. Она ощущала себя, как человек, провожающий взглядом последний вагон уходящего поезда, на который он опоздал. И теперь, вместо весёлого перестука колёс и беззаботного предвкушения долгожданного отдыха, надо тащить тяжеленный чемодан обратно, оплакивая пропавший билет и испорченный отпуск.

Всего одна минуточка… и всё было бы иначе. Всего одно движение руки… и на душе теперь тяжело и муторно. Оставь она этот "игровой модуль" там — на обшарпанном столе, в этом странном, но явно нехорошем салоне, у непонятной зловещей женщины, которой совершенно не подходит доброе человеческое имя Таисии Петровны, — и сейчас на душе было бы легко и светло. Маша это точно знала.

И ни проваленное собеседование, ни тягостные, изжившие себя отношения с Антоном не помешали бы этой лёгкости, чтобы там ни говорила… эта… неправильная, ненастоящая, недобрая женщина. А теперь… кубик соединял их.

Маше казалось, что он притаился в её сумочке, как ядовитая змея, и было страшно запускать туда руку. Она автоматически выполняла необходимые действия — на следующей остановке ей пришлось выйти из переполненного автобуса, чтобы выпустить людей; потом — искать, где приткнуться, за что ухватиться; отвечать на такой знакомый вопрос: "девушка, на следующей выходите?"; прислушиваться к бормотанию водителя, объявляющего остановки, по обыкновению, чем дальше — тем неразборчивее.

А в голове всплывали фразы из неприятного разговора.

Зачем она слушала это? Зачем позволила плевать себе в душу? Надо перестать думать об этом, постараться забыть. Глупость, конечно… А ещё умной себя считала! И всё равно — повелась на дешёвый приёмчик. Пока ей навязывали этот несчастный кубик, она ещё сопротивлялась, а как только перестали уговаривать и для виду захотели забрать, — сразу же вцепилась!

Психология… кость ей в пасть! Да… знание психологии, конечно, великая вещь, а среди мошенников попадаются настоящие виртуозы, но всё равно — она повела себя как идиотка! На душе было гадко, казалось, что она выпачкалась в чём-то липком…

Добравшись до дома, Маша сразу же забралась под душ — иногда это помогало восстановить душевное равновесие и избавиться от неприятных впечатлений и мыслей. Но на этот раз почти не помогло. Облегчение было мимолётным, а затем — давящая тяжесть, ощущение выпачканности и всплывающие в памяти фразы из разговора с Таисией Петровной — всё вернулось.

Скоро придёт Антон и придётся выслушивать его обычное нытьё — вечные жалобы на начальника, который, мало того, что сволочь, так ещё и идиот! — и самой отвечать на вопросы, вообще как-то реагировать…

Сама мысль об этом показалась Маше невыносимой. И она решительно принялась собирать Антоновы вещи, радуясь, что теперь ей есть чем занять и руки, и внимание — предметы мужского гардероба обнаруживались в совершенно неожиданных местах. Причём, грязные предметы проявляли особую изобретательность.

Как ни странно, Маша чувствовала, что, если бы не проклятущий кубик, затаившийся в сумочке, то сейчас жизнь казалась бы ей прекрасной и даже обычное нытьё Антона звучало бы как музыка.

И когда только, как и почему эта безобидная вещица, казавшаяся столь привлекательной, успела стать для неё "проклятущей"? — лениво удивилась Маша.

Она не знала ответа на этот вопрос и понимала, что разум тут бессилен. Но осознание того, что пресловутый "игровой модуль" тянет её на дно и не даёт всплыть на поверхность, не хуже того камня, что в сказке придавил сестрицу Алёнушку, на горе злополучному братцу Иванушке, он же козлёнок… — было совершенно отчётливым.

Так что к моменту возвращения Антона выражение её лица было настолько "многообещающим", а взгляд настолько тяжёлым, что "вынужденный переселенец" даже не стал ни о чём спрашивать, а молча положил в протянутую Машину ладонь ключи, подхватил спортивную сумку с вещами и пластиковый пакет с разномастными грязными носками и был таков.

Когда за ним захлопнулась дверь, Маша положила ключи на тумбочку, поморщившись от неприятного звука, и поплелась в комнату, где и свернулась клубком в любимом кресле.

Кругом царила чистота и непривычный порядок. Можно было не опасаться, что между сиденьем и подлокотником притаился грязный носок или россыпь крошек. Никто не жалуется на начальство, не включает футбол, не ищет по всей квартире пиво, которое сам же выпил накануне, и не лезет грязными руками в холодильник, так отчего же в сердце бездомным котёнком скребётся сожаление?..

Маша тряхнула головой. Ничего. С ним-то ничего не случится. Ему есть куда идти. А его дорогая мама будет только рада. И пожалеет, и накормит, и в очередной раз объяснит своему сокровищу, что "эта Машка" ему не пара. И уж теперь они точно придут к полному согласию и взаимопониманию по этому вопросу.

Маша не без злорадства представила, как её несостоявшаяся свекровь суёт доверчивый нос в пакет с грязными носками… Если, конечно, Антон не выбросит его по дороге. Но это вряд ли. Ничего! Пусть спасибо скажет, что она, Маша, не свалила всё — чистое и грязное — в одну кучу, ведь именно так поступил бы её бесценный сыночек, если бы собирался сам.

Надо бы лечь… Спать пора, завтра на работу. Но Маша была уверена, что не заснёт. Так и будет ворочаться и без конца прокручивать в голове этот тошнотворный разговор. Возражать, спорить, хотя зачем это всё теперь? Да и не спорить надо было, а просто уйти.

Маша вышла в прихожую, посмотрела на сумочку, так и лежавшую на тумбочке у зеркала, где она бросила её, когда пришла. Взяла в руки, нерешительно открыла, робко заглянула внутрь.

Кубик сразу бросался в глаза — не завалился ведь куда-нибудь, как обычно бывает с нужными вещами! — с досадой подумала Маша. Лежит… Красуется…

Действительно — хорош. В свете лампы мерцает загадочно-заманчиво, подмигивает чёрными пятнышками, что твоя божья коровка…

Маша захлопнула сумочку — металлически клацнула кнопка-магнит — и положила на прежнее место. Промелькнувшее воспоминание о божьей коровке было связано с деревней, с каникулами, а они, в свою очередь, были связаны с дедушкой.

— Дедуля, милый… — прошептала Маша, крепко зажмурившись, чтобы набежавшие слёзы не застилали глаза. — Как плохо-то без тебя…

Да, сейчас бы рассказать ему всё — он бы понял. Поругал бы, конечно, за дурость. Но понял бы. Даже то, чего она сама не понимает. И дал бы совет. И этот совет был бы самым правильным, верным, мудрым.

Дед вообще был очень мудрым. Жаль, что она это поздно поняла.