Маше показалось, что её тело разлетелось на мельчайшие частицы, распалось на атомы, растворилось в слепящем свете, а потом собралось снова, но всё же ощущалось как-то непривычно.
"Это не моё тело", — подумала она, впервые ощутив это и пытаясь справиться со страхом. Поэтому, осторожно приоткрыв плотно зажмуренные глаза, Маша первым делом посмотрела на свои руки вцепившиеся в золотую спираль.
Она до дрожи боялась увидеть нечто бесформенное, но руки выглядели обыкновенно, как всегда. Зато вокруг плескалась густая бескрайняя небесная синева. Твёрдая поверхность под ногами, жёсткий камень за спиной… Где они очутились?!
Маша перевела взгляд чуть ниже, и всё поплыло у неё перед глазами, а ноги непременно подогнулись бы, если бы Лирен и Верес не стояли почти так же близко, как пассажиры автобуса в час пик — и захочешь не упадёшь — просто некуда. Как же ей посчастливилось, что мужчины оказались ближе к краю…
А за краем — головокружительная высота и далеко-далеко — впереди и внизу широкие уступы-террасы, зеленеющие садами, а еще дальше и ниже виднелись маленькие игрушечные домики (нет, не какие-нибудь хижины, тех и вовсе не было видно, а виллы местной знати и жречества) и квадратики садов, а еще дальше — прямоугольнички полей.
Великая Пирамида была немыслимо велика, а они трое стояли на самом последнем из её уступов, и её острая вершина — всего-то несколько метров в высоту — вздымалась за Машиной спиной.
Уступ был шириной немногим более метра, но чем ниже — тем выше были ярусы и шире ступени. На одной из них — и еще не самой широкой — был разбит тот сад, где несколько дней назад закованного Лирена швырнули к ногам "Тёмной Владычицы",и его яростный взгляд пронзил её сердце и душу, заставил выдать себя, заставил… потерять себя. Или обрести?
Здесь, наверное, прошло больше времени, а в её мире оно сейчас и вовсе стоит на месте. Грузовик… ну и пусть. Только бы не конвейер!
Мужчины уже пришли в себя и вовсю осматривались. Головокружительная высота, до которой далеко земным небоскрёбам, не пугала их, больше тревожила возможность быть обнаруженными. Конечно, снизу вряд ли кто-то мог их увидеть, но кто знает о возможностях жрецов, помноженных на возможности Пирамиды, которые они в какой-то мере используют.
Символ в Машиных руках пылал оранжевым пламенем, но не ровным, как это было в Пирамиде Холмов, а мечущимся, то разгорающимся непереносимо ярко, то затухающим, колеблющимся… Да, он попал домой, но дом его был осквернён. Вероятно Символ не сумел перенести их прямо туда, где он должен быть установлен, и они оказались в ближайшем доступном месте.
— Давай, подержу, — предложил Лирен, осматриваясь. — Он тяжёлый.
— Нет, — тряхнула головой Маша. — Совсем не тяжёлый. Он будто… сам держится в воздухе. На вид неподъёмный, но вес совсем не чувствуется.
Она лишь самую малость погрешила против истины. Вес Символа увеличивался, когда пылающий в нём огонь слабел. Эти изменения не столько нагружали руки, сколько сбивали с толку. Но была и положительная сторона: удержание Символа, который весил то двести грамм, то три килограмма, отвлекало её от всяческих страхов, из которых сейчас первым был страх высоты.
— А эта стена как-то отличается от тех, что мы видели, — заметил Лирен. — Похоже, она новее.
— Раньше у Пирамиды была плоская, срезанная вершина, — сообщил Верес. — На ней, наверное, и был установлен Символ. Это новые хозяева тут надстройку сделали, Чашу свою кровавую спрятали. И ступеней, ведущих на нижний ярус, тут, похоже, нет…
— Да, точно нет, — нахмурился Лирен. — Ступени ведут не до самого верха. К Чаше они поднимаются внутри Пирамиды, так что здесь им ступени и не нужны.
— Надо осмотреться, — сказал Верес и собрался двинуться вдоль уступа.
— Стойте уж тут, — фыркнул Куся с полным осознанием своего превосходства. — Сейчас осмотрюсь. — И он взлетел с плеча Лирена, на которое привычно пристроился сразу после перемещения.
— Прикрыть бы его чем… — нашёл новую заботу Верес, — снизу могут увидеть — очень уж ярко светится.
— Вот собой и прикроем, — Лирен встал точно перед Машей, с потрясающим бесстрашием остановившись на самом краю — даже носки его обуви, напоминающей мокасины, выступали за край.
Куся вернулся быстро. Спикировал на плечо Лирена, тяжело дыша.
— Там на стене написано что-то. Вроде свежая надпись, крупная такая. Какой-то краской. Но что написано — мне не понять.
— Пойду, гляну, что там за надпись, — буркнул Верес и тут же развернулся в ту сторону, с которой вернулся Куся.
— Постой, — заволновалась Маша, — а если там на этом… священном языке… тогда мне идти надо.
Куся издал звук, похожий на хихиканье.
— С чего бы кому-то оставлять тут надпись на священном языке? Если бы она старая была — тогда другое дело. А сейчас-то зачем? Чтобы мы увидели, а прочесть не смогли?
— Думаешь, это для нас? Но кто мог…
— А ты подумай, — Куся лизнул лапку, удерживаясь за плечо Лирена остальными тремя. Рубаха там была уже изрядно подрана, — с мужчиной кото-мышь особо не церемонился, не то что со "своей Машей".
— Ядва… но откуда ей знать, где мы окажемся…
Куся расчесал лапкой сяжки и важно произнёс:
— Она много чего знает и много думает. Это всегда на пользу делу. И потом… кто сказал, что надпись одна? Может, она тут полпирамиды расписала, пока нас ждала.
— Иди, иди, — обратился он к Вересу. — Вот за угол завернёшь, а там, на полдороги до следующего угла, оно и нарисовано. И на священный язык не похоже — он поизвилистее будет, а там попроще что-то.
Верес без лишних слов двинулся вдоль уступа, Куся снова поднёс лапку к носу, и даже немного высунул розовый язычок, но покосился на Лирена, успевшего развернуться к Маше лицом, и вдруг передумал наводить чистоту. Язычок скрылся, лапка опустилась, зато распахнулись бархатистые крылья, и кото-мышь устремился вслед за Вересом.
— Ещё перепутает чего… — буркнул он, взлетая. — Прослежу.
Маша удивлённо проводила его взглядом — что тут можно перепутать? А заблудиться здесь не сумела бы даже она. Здесь можно только ходить по кругу, вернее — по квадрату.
Но потом Маша перевела взгляд на Лирена и все вопросы мгновенно улетучились из её головы. Лирен смотрел на неё. Смотрел зачарованно, как на чудесное видение, к которому страшно прикоснуться, потому что оно может растаять.
Маша едва заметно подалась вперёд, но Символ мешал, и Лирен, заметив её движение, скользнул чуть вбок, невесомо притронулся пальцами к её щеке, словно проверяя — настоящая она или нет. И таким же невесомым был поцелуй, словно соприкосновение цветка и крыла бабочки. В груди щемило, невыносимо хотелось обнять его, но руки были заняты Символом — совсем лёгким, будто он тоже стал бабочкой и собрался вспорхнуть.
И только когда из-за угла показался вернувшийся Верес, Маша заметила, что пламя Символа больше не колеблется и он сияет ровным и сильным светом, не слепящим глаза. На душе у неё стало спокойно и светло, хоть и не надолго, но она поверила, что теперь всё будет хорошо.
При появлении Вереса, Маша смутилась, Лирен же словно и не заметил ничего, продолжая смотреть на неё, как будто впитывая её образ. Верес отвернулся, посмотрел на сады и беседки, раскинувшиеся далеко внизу, на нижних ярусах-ступенях Пирамиды.
Алане никогда их не увидеть, не увидеть ничего, кроме того таинственного Мрака, что теперь будет окружать её всю оставшуюся жизнь. И ему не вернуться к ней, чтобы хранить её, чтобы беречь. Потому что его сын должен жить.
— Что там написано? — спросила Маша, по-прежнему глядя на Лирена.
— Там написано: "Ждите здесь", — ответил Верес, не поворачиваясь.
Куся вылетел из-за угла, тяжело взмахивая крыльями и вцепился ему в плечо, Верес вздрогнул.
— Пошли, — распорядился кото-мышь, и Маша, проглотив все свои сомнения и реплики на тему "можно ли этому верить?", "кто это написал, для кого и зачем?", двинулась следом за Вересом.
Лирен прикрывал её сбоку, так что ей почти удалось забыть о чудовищной высоте, на которой они находились, и о том, как сильно это её пугает. Символ по-прежнему сиял ярко и ровно — белым светом с лёгким золотым отливом — и был почти невесомым.
Они остановились рядом с надписью, и Маша не удержалась:
— Но чего нам тут ждать? Ведь летать Ядва не умеет…
Проход в стене открылся быстро и бесшумно — прежде чем Маша успела закончить последнюю фразу. На пороге стояла Ядва.
— О да, летать я не умею, — криво усмехнулась жрица. — Зато умею проходить сквозь стены.