— Благодарю за чай, Нонна, — прошептал Смерть, но в его голосе прозвучало это имя — не как факт, а как вопрос.
Он прекрасно знал, что это не моё имя.
И всё же… сказал его. Вслух. Сердце вздрогнуло.
— Надеюсь, он вкусный. Только теперь — без яда, — добавил он шёпотом.
Моё сердце пропустило удар.
Он помнит. Он помнит всё. Это был не глюк! Это и правда был Смерть! Настоящий!
Я не могла вымолвить ни слова.
Только кивнула, чувствуя, как жар поднимается от шеи к щекам.— Друг мой, — вдруг сказал доктор, и в его голосе прозвучала странная твёрдость. — А не сыграть ли нам партеечку? А?
— С удовольствием. Если что, я всегда играю чёрными, — я увидела тень улыбки на губах Смерти. Он обернулся к доктору и должен был отпустить мою руку, но задержал ее в своей руке на несколько мгновений.
Я сглатывала, глядя на свои пальцы в объятиях чёрной перчатки. А потом осторожно стала их вытаскивать, словно боясь привлечь внимание.
Быстро поставив чай на стол, я попыталась не паниковать.
Доктор уже вытаскивал из ящика старинную шахматную доску — тёмное дерево, инкрустированное серебром и костью. Фигуры были потёрты временем, но каждая — будто живая. Белые — из слоновой кости, чёрные — из обсидиана, с тончайшими прожилками, словно в них течёт тень.
Он расставил белые фигуры сам — медленно, с расстановкой, будто каждая имела значение. Его пальцы дрожали от возраста, но движения были точны — как у часовщика, собирающего последний механизм перед концом света.
А Смерть…
Смерть просто отпустил меня, заставив сделать шаг назад, а потом грациозно вернулся в кресло и взмахнул рукой.Все чёрные фигуры сами поднялись в воздух и встали на свои места.
Без единого звука.Без единого прикосновения к ним.— Н-да… — опустил глаза доктор на свои фигуры.
— Белые ходят первыми, — усмехнулся Смерть, а рука доктора переставила фигуру с одной клетки на другую.
Мне стало дурно. Словно желудок сжала невидимая рука. Я должна была уйти, спрятаться, бежать. Но я не могла бросить доктора наедине со… Смертью.
Надо его как-то предупредить! Наверное…
— Ноночка, ты пока не нужна, — улыбнулся доктор. — Если что, мы тебя позовём. Можешь отдыхать.
Мне оставалось только выйти из комнаты и следить в дверную щель за ходом игры, в которой я ровным счётом ничего не понимала.
Я не понимала правил. Не понимала ходов. Я играла в шахматы, как голубь! Раз — и со психом перевернула доску! Единственное, что я помнила, — названия фигур и то, что конь ходит буквой «Г». Но с такими глубокими познаниями я вряд ли стану гроссмейстером!
Когда доктор поставил пешку на поле е4 и громко сообщил об этом, Смерть не шелохнулся.
А когда доктор сказал: «Я сделал всё, что мог», —
Алексиарис впервые улыбнулся.
И в этой улыбке не было жестокости.
Было… ожидание.
— Какой изящный ход, друг мой, — усмехнулся Смерть, беря в руки черную фигуру и ставя ее между белых фигур.
Вот те раз! Доктор вообще знает, с кем он играет в шахматы? Он в курсе, что в кресле напротив сидит… Смерть?!