— Это не мой ребёнок, — произнёс Абертон.
— И что? — спросила я, усмехаясь.
— Я готов выделять деньги на его воспитание, но видеть его у себя дома я не хочу, — холодно произнёс Абертон.— С ребёнком вопрос решили, — дежурным голосом произнесла я. — Что-то ещё? Или всё?
Мой тон, моя интонация мгновенно отразились на лице бывшего мужа. Он смотрел на меня и где-то в глубине души понимал. Всё бесполезно. Я не вернусь.
Он развернулся и вышел вслед за слугами. Я с радостью закрыла за ним дверь, словно отрезая прошлое от настоящего.
Доктор тем временем ходил по приёмной с малышом на руках.
Мальчик плакал — тихо, жалобно, голодно.
— Вот куда его девать? — вздохнул доктор, доставая бутылочку с магической смесью. — Уже сбегал, купил. Кормилиц в округе — как честных людей в парламенте: ни одной. А в приют… жалко. Такой крошечный. Невинный.
Я посмотрела на него.
На крошечные кулачки, сжатые в ярости.На лицо, ещё не испорченное ложью и предательством.— Может… оставим его? — спросила я, голос дрогнул. — Вы сами хотели кому-то передать своё дело. А я… Я на это не гожусь. Мало того, что в шахматы играть не умею, так ещё и лечить не могу. Так, зельями да компрессами…
Доктор долго смотрел на меня. Потом усмехнулся.
— Тогда ему нужно имя.Он прижал мальчика к груди, будто защищая от всего мира.— Пусть будет… Элиан. «Свет во тьме», — добавил он тихо. — Подходит, не правда ли?День прошёл в весёлых хлопотах. Доктор съездил за какой-то магической смесью, и теперь малыш радостно чмокал бутылочкой.
Элиан кочевал с рук на руки: то доктор баюкал, то я пела ему колыбельную, которую сама придумала на ходу.Он смотрел на нас большими глазами, будто пытался запомнить каждое лицо, каждый жест, каждый вздох.К вечеру набралось столько испачканных пелёнок, что я взяла корыто и вышла во двор.
Холодный ветер хлестнул по лицу, но я не почувствовала холода.Только усталость.Только покой.Я опустила пелёнки в воду, насыпала щёлоку…
И вдруг — рука.Жёсткая. В перчатке.
Зажала мне рот, прежде чем я успела крикнуть.Вторая обхватила талию, будто железный обруч. Я попыталась крикнуть, но вместо крика послышалось лишь мычание. А следом наступила темнота.Я очнулась в спальне, в которой ещё витал запах духов Мелинды. В спальне поместья, которая долгих десять лет принадлежала мне.Я попыталась встать, видя, как Абертон, стоящий возле окна, обернулся ко мне.
— И что это значит? — спросила я, глядя на бывшего мужа. — Решил опуститься до похищения?
— Это не похищение, — сказал он, не оборачиваясь. — Это возвращение. Ты сама не захотела идти добром. Пришлось выбрать силу. Однажды ты мне скажешь спасибо за то, что вытащил тебя из нищеты.
Он прошёлся по комнате.
— Я понимаю. В тебе взыграла гордость и обида. И ты готова была остаться в нищете лишь бы не возвращаться. Справедливо, — произнёс он. — Заслужил. Но я решил, что хватит. Поэтому сделал выбор за тебя.
— Нищета? Ты называешь нищетой дом, где меня не продают? Где я не мебель, а человек? — произнесла я, ни капельки не испугавшись.
Я уже своё отбоялась. Поэтому его властный тон меня не пугал. Так говорят те, кто потерял контроль.
Но я знаю нечто куда более могущественное, чем дракон. Того, в чьих руках сосредоточена вся власть в этом мире. Перед которым преклоняются даже короли.— Я сказал «забыли об этом», — произнёс Абертон. — И больше никогда не поднимаем эту тему. Я сказал, что никто не посмеет тебе ничего сказать или даже намекнуть. Я своё слово сдержу.
— Абертон, очнись, пожалуйста! — сказала я, глядя прямо в его ледяные глаза, где теперь плескалась не власть, а отчаяние. — Я больше не твоя жена.
Он усмехнулся. Не злобно. Не насмешливо.
А с той жуткой уверенностью, что принадлежу ему по праву крови.— Но скоро ей будешь. Снова.