Проданная драконом, купленная Смертью

Глава 48. Дворец

Смерть не унёс меня. Не сжал в ледяных объятиях. Не шепнул: «Пора».

Он просто… протянул руку.

И я положила свою поверх его — не в знак покорности, не в знак сдачи. А в знак доверия. Хотя разум кричал: «Ты с ума сошла! Это Смерть!»

— Ты можешь вернуться, — сказал он тихо, почти ласково. — Если захочешь.

— А если не захочу оставаться? — вырвалось у меня, и в голосе прозвучал не вызов, а… надежда.

— Ты будешь в своем праве, — усмехнулся Смерть. — Но я уверен, что ты не захочешь возвращаться…

В этот момент нас охватила тьма.

Не та, что бывает ночью. Не та, что прячется в углах старого дома.

Это — тьма, в которой нет даже эха. Ни звука. Ни времени. Ни страха.

Только я.

И он.

Я не видела его руки. Только ощущала — как будто вечность касалась меня не как судьба, а как… приглашение.

— Я точно смогу вернуться? — вырвалось у меня, и голос дрогнул, будто я уже знала ответ.

— Да. Лгут люди. Я говорю правду, — произнес тихий голос.

И в этот миг — вспыхнули огни.

Не золотые. Не тёплые.

Перед нами вырос дворец.

Огромный. Чёрный. Из камня, что, кажется, вырезан из самой тени. Башни уходили в небо, которого не было. Окна были полны света. Не яркого. Не радостного. Света покоя.

— Это… твой дом? — прошептала я, не веря, что Смерть может иметь дом.

Из теней у ворот выступили фигуры.

— Не бойся. Это — Жнецы. Мои слуги, — произнес Смерть. — Я редко прихожу за кем-то лично. Чаще всего это делают они. Жнецы. Их задача — взять душу и провести ее в мир мертвых.

И тут я вспомнила слова доктора про Жнеца.

— Откуда у меня… этот дар? — спросила я, глядя на свои руки, всё ещё помнящие, как легко вырваться из плоти. — Почему я вижу души? Почему я могу… возвращать их?

Смерть остановился. Повернулся ко мне. Его глаза — чёрные, но в них плясали серебряные искры, как звёзды над пустыней.

— Потому что в твоих венах течёт кровь Жнеца, — сказал он. — Кто-то из твоих предков… перешёл грань.

Он сделал паузу. И в его голосе прозвучала грусть, древняя, как первый вздох мира.

— Такое случается крайне редко. Почти никогда. Потому что… мы не умеем любить. Ни я. Ни они. Мы — закон. Мы — конец. Мы — тишина после крика.

Я ахнула.