Глава 32. Он зол

— Да! — В глазах доктора было изумление.

— Я… Я просто немного умею… Эм… Например, выходить из тела, — прошептала я так, словно это что-то незначительное. — И я вернула его обратно…

Доктор выдохнул, быстро приближаясь.

— Ты понимаешь, что он уже принадлежит смерти? — спросил он шёпотом, словно смерть не слышит, если шепчут.

— И что? — спросила я, не понимая, почему это так взволновало доктора.

— И то! — прошептал он. — Я не знаю, что он сделает с тобой…

В этот момент запах роз и пепла ворвался в палату — на мгновение, как дыхание ветра. Во внезапно распахнувшееся окно повеяло… Смертью. Казалось, промелькнула тень.

Но когда я обернулась — за окном никого не было.

Я еле добрела до своей комнаты.

Ноги гудели, как будто я не просто стирала бельё и носила чай, а бежала марафон по лезвию бритвы. Голова гудела, в висках стучало — не от усталости, а от него. От его взгляда. От его голоса. От того проклятого поцелуя на ладони, что жёг кожу даже сейчас, спустя час.

Комната — маленькая, тихая, уютная.

Комната Лили.

Я никогда не видела её живой, но чувствовала её присутствие в каждом штрихе: в вышитых подушках с васильками, в кукле у изголовья кровати, в запахе лаванды, что до сих пор витал в занавесках.

Здесь не пахло замком. Не пахло унижением.

Здесь пахло домом. Пахло чужой жизнью. Чужими мечтами, которым никогда не суждено сбыться.

Я разделась, натянула ночную рубашку — ту самую, что доктор дал мне в первый день, — и упала на постель, будто земля обвалилась под ногами.

Тело сразу провалилось в сон.

Но ненадолго.

Через мгновение — прикосновение.

Лёгкое. Почти неощутимое.

Как будто кто-то провёл пальцем по моей щеке — не грубо, не требовательно, а… бережно. Слишком бережно для ночи, полной теней.

Я открыла глаза.

Сердце замерло.

В комнате было темно, но не по-обычному. Не уютно.

Казалось, эта темнота дышала.

Я медленно приподнялась на локтях, оглядываясь. Взгляд упал на вазу с полевыми цветами — ромашки, васильки, та самая веточка с неизвестными мне цветами…

Они увядали на моих глазах.

Лепестки почернели, как будто их коснулась тень вечности. Стебли обмякли, будто сдались без боя.

— Ты здесь? — прошептала я, не отводя глаз от вазы.

Тишина.

Потом — шелест.

Не ткани. Не ветра.

Тишины, которая обрела форму.

В кресле у окна — том самом, где Лили, наверное, читала книги и мечтала о женихе, — проступил силуэт.

Чёрный плащ. Белые волосы. Плечи, будто выточенные из мрамора и лунного света.

Смерть.

Он не двигался. Не дышал. Просто был.

Но я чувствовала — он зол.

Загрузка...