Марина, бледная, но живая, прижимала к груди младенца. Её глаза — полные ужаса, но и ярости.
— Это наш ребёнок! — истерично закричала она, отползая к стене. — Наш! Понимаешь?! Ты ударил меня, ты чуть не убил нас… но он — твой сын! Не трогай нас! Уходи!
Разъярённый муж шагнул вперёд.
Я бросилась между ним и Мариной.
— Не смей! — выкрикнула я, вставая насмерть. — Ты уже однажды чуть не убил их!
На крик подоспел доктор. Я думала, что он закричит или бросится за стражей, но он не кричал.
Он встал перед ревнивцем.Медленно. Спокойно. Как будто перед ним не пьяный зверь, а обычный пациент с простудой.— Прежде чем ты сделаешь глупость, — сказал он тихо, но так, что в комнате стало слышно, как бьются сердца, — ты должен знать наверняка. Твой это ребенок или нет. Согласись, так будет правильно. Я предлагаю тебе сначала проверить. И тогда у тебя будут доказательства, которые ты сможешь предъявить. Немного терпения, и все встанет на свои места.
Тишина.
Доктор подошёл к шкафу, достал старинную шкатулку из чёрного дерева, инкрустированную серебром и костью. Открыл.
Внутри — артефакт: прозрачный кристалл на цепочке, в котором пульсировало слабое золотистое сияние.
— Надрежь палец, — приказал он, глядя на ревнивца.
Мужчина, дрожа, послушался.
Капля крови упала на кристалл.— Если сейчас сияние будет золотым, то ребенок твой, — произнес доктор. — Мне уже самому интересно, из-за чего этот переполох.
Доктор Эгертон подошёл к кровати, осторожно взял ручку младенца — и приложил кристалл к его ладошке.
Вспыхнуло золотое сияние.
“Отец и сын”, — появилось слово, состоящее из золотых искорок. Они тут же распались и погасли.
— Видишь? — тихо сказал доктор. — Кровь не врет. Это твой сын. Твоя плоть. Никакой не соседский.
Мужчина уставился на кристалл.
Потом перевёл взгляд на ребёнка.На избитую, измученную жену.На свои руки — те самые, что били её за “измену”.И вдруг… до него дошло. Мужик сделал шаг и рухнул на колени.
— Марина… — выдохнул он, и голос его развалился на куски. — Прости… Прости меня… Я дурак… Я слепой… Я послушал ту… ту ведьму… соседку… Она сказала… она сказала, что ты с этим парнем-молочником… что ребёнок не мой…
Он зарыдал — не как мужчина, а как мальчишка, который только что понял, что чуть не убил самое дорогое.
— Я не знал… Я не верил… Но я хотел верить… Потому что мне было легче думать, что ты предала, чем признать — я никогда не был достоин тебя… — ревел муж, а слёзы катились по его покрасневшему лицу.
Он протянул руки, но не к ребёнку.К ней.— Вернись… — прошептал он жене, которая вздрогнула от его приближающихся рук. — Я всё исправлю. Всё. Дом. Жизнь. Себя. Только… только не уходи. Не оставляй нас.
Он прижался лбом к её коленям, как в старину — как мольба, как покаяние, как последний шанс.Марина смотрела на него.
Слёзы катились по его щекам.Но в глазах — не ненависть.Неверие.— Я не знаю… — прошептала она дрожащим, сломленным голосом. — Я не знаю, смогу ли…