Глава 43. Риск

Я не заметила, как партия за жизнь бедной Марины началась. Доктор сосредоточился на фигурах и композиции на доске. Боже, если бы я хоть что-то понимала в этом!

Хотя, мне кажется, тогда бы мне было еще страшней!

Тихий стук белой фигуры, поставленной на доску. И тихий шелест черной фигуры, скользящей по доске по велению магии.

Каждый раз, когда белая фигура падала и скатывалась за край доски, я сжимала кулаки.

— Шах и мат, друг мой, — вздохнул Смерть, а мои глаза расширились от ужаса. — Увы…

— Нет, — прошептала я, оборачиваясь на Смерть. — Нет, пожалуйста, не надо!

— Ее время вышло, — услышала я голос Смерти. — Мне жаль.

— Ну если тебе жаль, то зачем ты ее забираешь! — прошептала я.

— Помни про свое обещание, пылинка, — услышала я голос. И Смерть растворился прямо в кресле, оставив после себя запах пепла, роз и озона.

Я сидела на ручке кресла, доктор растирал лицо руками, глядя на застывшую на доске смертельную комбинацию фигур.

Внезапно послышался женский крик.

— Роды! — дёрнулся доктор Эгертон. — У нее начались роды! Быстрее!

Я бросилась за доктором, не думая, не дыша — только ноги несли меня по коридору, будто сама жизнь мчалась навстречу смерти.

В палате Марина извивалась на кровати, хватаясь за простыни, лицо её исказилось от боли, глаза — полные ужаса и прощания.

— Доктор… — выдохнула она, и в этом слове было всё: мольба, прощание, последняя надежда. — Спасите… хотя бы его…

— Держись! — рявкнул доктор, уже расстёгивая свой халат и хватая чистые полотенца. — Нонна! Воды! Бинты! И не стой как памятник несчастной любви — шевелись!

Я метнулась к тазу, к полкам, к зельям — руки сами знали, что делать, хотя сердце колотилось так, будто пыталось вырваться и бежать вперёд, к тому, что уже нельзя остановить.

Роды шли быстро. Слишком быстро.

Как будто ребёнок чувствовал: если не вырваться сейчас, у него больше будет шанса.

Марина кричала — не от боли, а от отчаяния. От осознания, что это конец.

А доктор… доктор делал всё, что мог. Его пальцы дрожали, но движения были точны, как удары сердца перед последним вдохом.

— Тужься! — кричал он. — Тужься, дочь моя! Он почти здесь!

И вдруг — тонкий, резкий, живой крик разорвал тишину палаты.

Ребёнок.

Мальчик.

Красный, мокрый, с кулачками, сжатыми в ярости и жизни.

Я выдохнула — и тут же похолодела.

Потому что Марина перестала дышать.

Её голова безвольно склонилась на подушку. Глаза — широко раскрыты, но уже не видят. Только в них застыл вопрос: «Он жив?»

— Нет… — вырвалось у меня. — Нет, нет, нет!

Я бросилась к ней, схватила её за руку — тяжёлую, как камень с чужой могилы.

— Вернись! — закричала я, тряся её. — Ты же слышишь? Он кричит! Он жив! Ты должна увидеть его! Ты должна…!

— Нонна! — резко остановил меня доктор, хватая за плечо. Его голос был не гневным — умоляющим. — Не надо. Не зли Смерть. Он и так… он и так оказывает тебе милость.

Он не простит, если ты снова перейдешь ему дорогу.

Загрузка...