— Да ладно. Всё ломается! Сегодня, видимо, наступил тот самый день! — прошептала я, пытаясь загородить собой картинку. — Жаль, хорошее было зеркало!
Я нервничала, паниковала, понимая, что там в зеркале отношения вот-вот зайдут очень… Хотела сказать «далеко». Но правильнее будет слово «глубоко»! И это хорошо, что звука нет! Вот если бы был бы звук!
Я смотрела на Смерть. Смотрела в его глаза — чёрные, но в них не было искр.
Только тишина.Та самая, что бывает после грозы, когда мир замирает, не зная — кончилось ли наказание или только началось.Он смотрел на зеркало.
На нас.И впервые за всё время —
он не улыбался.Его пальцы, всегда такие точные, такие холодные, дрогнули.
Он отвёл взгляд — не от стыда, а от боли.
Потому что даже Смерть не может смотреть на то, что он не должен желать.
— Это… это не то, что я хотела! — вырвалось у меня, и я отвела взгляд, будто могла стереть изображение силой воли. — Я хотела… справедливости! Я хотела, чтобы Абертон страдал! Чтобы он знал, что потерял меня навсегда!
Смерть медленно подошёл.
Так близко, что я почувствовала его дыхание — ледяное, но от него внутри всё горело.— Ты лжёшь, пылинка, — прошептал он. — Ты давно перестала хотеть его боли. Ты хочешь моей боли.
— Почему боли? — удивлённо спросила я.
— Я — не человек, пылинка. Я — воплощение конца. А любовь… любовь — это начало. Как может конец касаться начала и не разрушить мир? Ты не понимаешь, что твоё желание — это не просто мечта. Это вызов самому мирозданью.
Он умолк.
— Вот поэтому ты хочешь моей боли, — прошептал он. — А знаешь ли ты, что будет, если Смерть почувствует боль? Мир остановится. Время застынет. И этот хаос… начнётся с тебя.
— Слёзы вашего мужа о вас, — произнёс Жнец глухим голосом. И поставил на стол кружку.
Я подошла и увидела, что кружка была переполнена слезами. Они плескались через край и выливались на поднос.
Неужели? Неужели дракон плакал обо мне?
Кружка дрожала в моих руках.
Не от страха. Не от холода.А от того, что всё внутри рушилось. Да быть такого не может!Слёзы.
Настоящие. Живые. Горячие.Они переливались в серебряной кружке, как ртуть, как расплавленное стекло, как боль, которую я считала невозможной.Они плескались через край, стекали по фарфору, капали на поднос — и каждая капля звучала, как удар колокола по моей гордости.— Неужели?.. — прошептала я, и голос предательски сорвался. — Неужели он… плакал?
Я была уверена — кружка будет пуста.
Пуста, как его сердце.Пуста, как его обещания.Пуста, как моя надежда на то, что он хоть раз — хоть раз за десять лет — посмотрит на меня как на человека, а не как на мебель в гостиной.Потому что он — дракон без сердца. Потому что он поверил лжи, не желая разбираться дальше. Потому что он продал меня, как скот, чтобы побыстрее освободиться от брачных уз, и не моргнул глазом.
А тут — слёзы.
Много. Слишком много.Будто он пролил за час то, что должен был пролить за всю жизнь.