Проданная драконом, купленная Смертью

Глава 38. Она будет жить?

— Нет… Соседи, — выдохнула та, сжимая кулаки. — Мы… Мы едва оттащили его. Он кричал, что она ему изменила… Что ребёнок — не его… Он… Он бил её ногами! В живот! Говорил: «Если не мой — пусть не родится!». Она ни с кем не гуляла! Более добродетельной женщины я ни разу не встречала!

Сердце упало в пятки.

Опять. Опять мужчина, который считает женщину своей собственностью. Опять ложь. Опять боль.

— Как её зовут? — спросила я, хватая склянку с фиолетовой меткой.

— Марина, — прошептала соседка. — Марина Лорен.

Марина.

— НОННА! ГДЕ ТЕБЯ СОВЕСТЬ НОСИТ! — взревел доктор из операционной. — ИЛИ ТЫ РЕШИЛА УСТРОИТЬ ЧАЙНЫЕ ПОСИДЕЛКИ С СОСЕДКАМИ?! КОГДА ЗАКОНЧИТЕ СО СПЛЕТНЯМИ, БУДЬТЕ ТАК ЛЮБЕЗНЫ ВСПОМНИТЬ, ЧТО ЗДЕСЬ УМИРАЕТ ПАЦИЕНТ!

Я ворвалась в комнату с бинтами в одной руке, зельем — в другой.

Доктор уже срезал рубаху ножницами. Живот — синий от ударов. Кожа — натянута, как барабан.

— Давление падает, — прошипел он, прижимая светящуюся магией ладонь к животу. — Сердце матери — слабое. Сердце ребёнка — еле бьётся.

Я спешно откупорила склянку, подала ему.

Я повиновалась.

Ты тоже верила, что любима. Ты тоже думала, что он защитит. А он поверил лжи.

— Держись, Марина, — прошептала я, словно чувствуя в ней родственную душу. — Ты не одна.

Я меня уже не мутило от вида крови. Почти. Еще немного, и я смогу обсуждать за едой открытые раны и богатый внутренний мир пациентов.

Часы тикали.

Инструменты позвякивали о железный поднос.

Наконец он отпрянул, вытирая пот со лба.

— Зашей рану на бедре, — бросил он мне. — Я… Я должен подумать.

Он резко вышел.

Я даже не возразила. Аккуратно взяла иголку, вымочила ее в зелье, как это делал доктор, и стала зашивать. Вот здесь я чуть не упала в обморок. “Я зашиваю куртку! Бежевого цвета! Обычная куртка… Зашиваю аккуратно… Потому что это моя любимая куртка!”, — шептала я себе как мантру, чтобы не думать о том, что зашиваю человека.

И вы знаете, это помогло! Я аккуратно зашила рану и срезала нитку. А потом прилепила к ней компресс.

— Недурно, — произнес он, отогнув компресс. — Сойдет для первого раза…

И только сейчас я увидела, что его руки трясутся. Вот почему он не мог зашить. У доктора просто тряслись руки.

В приёмной тем временем царила тишина.

— Доктор… — выдавила она. — Она… будет жить?

Доктор молчал.

— Я сделаю всё, что в моих силах. Но… шансов очень и очень мало. Её тело… Оно уже сдаётся. Как будто решило: «Хватит».

Соседка зарыдала. Остальные соседи опустили глаза.

— А ребёнок? — вырвалось у соседки, и голос её дрожал, как натянутая струна. — А как же ребёнок?