Варрэн-Лин: Узы Стаи

Возвращение домой

Дайм шел домой. Он шел по знакомой до боли дороге, мягко приминая лапами жесткую красную траву. Он вновь оставил все за спиной, и остался один. Это был его бой, и он обязан был его принять. Независимо от того, какой будет исход. Только сейчас он понял, что никогда не был Вожаком по-настоящему. Он поставил себе цель стать самым сильным в племени, чтобы мать гордилась им. Но так и не стал им. Только сейчас, поговорив со Шторосом, он понял, что был слаб. Но второй раз он так не ошибется.

Умирать он не хотел. Но он был готов к смерти и не боялся. Динка в безопасности, и парни о ней позаботятся. Большего ему желать было нечего.

Он шел домой. Навстречу боли и одиночеству. Вдруг совершенно отчетливо он осознал, что настоящий «дом» у него появился лишь недавно. И обрел он его в другом мире. Здесь же, все было чужое, враждебное. И было таким всегда, сколько он себя помнил.

Скалы, скрывающие вход в долину неумолимо приближались, и Дайм ускорил шаг. Он не испытывал больше обиды, злости, ненависти. Он оставил их на дне проклятого Ущелья. Сейчас он шел уверенно и неотвратимо, готовый совершить возмездие или умереть.

У входа в долину Дайм не остановился, продолжая уверенно шагать.

— Стой! — перед ним спрыгнули с наблюдательных постов двое. Искрут и Римэйн. Эти парни были его ровесниками, но меньше всего он хотел встречаться с ними. Они были из тех, кто особенно жестоко шутили над ним, когда он был ребенком, и особенно раболепно поклонялись ему, когда он поверг Вожака.

— Прочь с дороги! — Дайм издал угрожающий рык. С этими парнями можно было разговаривать только с позиции силы. — Я ваш Вожак. И я вернулся домой!

— Значит Йоруг не соврал, сказав, что ты явился, — оскалился Римэйн, который стоял на пути Дайма. — Откуда ты взялся, и где шатался целый шегард?

Но Дайм не удостоил его ответа и продолжал шагать, не давая ни на минуту отвлечь его от главной цели. Он должен убить Даймира. Или умереть. Искрут развернулся и помчался в долину.

— Ты оглох? — рявкнул Римэйн, продолжая заступать Дайму дорогу. — В долину никому нет входа без особого разрешения Вожака.

— С каких пор надо докладывать о том, когда уходят и приходят воины племени? — продолжал наступать на него Дайм, вынуждая пятится. — Патруль на воротах стоит только лишь для отражения атаки, но не для того, чтобы препятствовать членам племени.

Со стороны долины уже бежало подкрепление. Двое чуть ближе, и пятеро или шестеро позади них. Если так пойдет и дальше, то ему не добраться до Даймира. Надо прекращать болтовню и прорываться вперед.

— Ты больше не из нашего племени! Ты трусливо сбежал, предал свое племя! Уходи откуда пришел и больше не появляйся на пороге нашей долины! — почувствовав за спиной поддержку, приободрился Римэйн, оскалился, демонстрируя длинные острые клыки, и рассерженно начал бить хвостом по земле.

— Скажи, кто меня остановит? Ты и эта жалкая свора? Тебе не жалко своих воинов? — Дайм опустил голову, прикрываясь рогами, и продолжал уверенно продвигаться вглубь каменного коридора, тесня Римэйна. Дайм знал, что, несмотря на всю свою браваду, Римэйн побаивается его и в открытое противостояние один на один не вступит. Убивать его сейчас не было смысла, ибо он был из тех, кто покорится более сильному.

— Что здесь происходит? Дорогу мне! — раздался приказ, отданный властным женским голосом, от звука которого у Дайма мороз прошел по коже. Римэйн и Искрут со своим подкреплением поспешно отступили, вжимаясь в стены и освобождая узкий проход.

Раздвигая отпрянувших с ее дороги варрэнов, царственной походкой по коридору между скалами шла Варрэн-Лин.

Дайм, подняв голову, взглянул ей в глаза, и все его тело словно налилось свинцом. Мама… Он думал, что готов к этой встрече. Но оказалось, что это не так. Мама… сколько чувств было в этой мысли, пронзившей его сердце, словно острым кинжалом! Задержав дыхание, Дайм напрягся, изо всех сил сдерживая нервную дрожь, прокатившуюся по всему телу.

— Здравствуй сын, — она слегка качнула головой в знак приветствия так, как будто они виделись лишь вчера. — Как давно я тебя не видела! Позволь матери приласкать тебя!

Дайм застыл, не в силах передать ей ни слова, чтобы не высвободить все эмоции, раздирающие его изнутри и рвущиеся наружу. И он не знал, чего хочет в данный момент больше: броситься на нее и сломать ее изящную шею или припасть к ее ногам и долго и горько плакать, как в далеком детстве.

Она шагнула к нему, потянувшись носом, но Дайм стремительно отпрянул, настороженно глядя на нее.

— Ты повзрослел, сынок, — продолжала она нежно, но взгляд оставался колючим. — От тебя пахнет женщиной. Тебя приняли в стаю?

Дайм молчал, внимательно глядя на мать. Он узнавал и не узнавал ее одновременно. Тот же запах, те же глаза теплого оранжевого цвета. В детстве он считал, что нет ничего красивее глаз его матери. И в мире людей он часто видел ее глаза во сне. Он не хотел думать о ней, но невольно вспоминал ее глаза, глядя на закат над пшеничным полем, на сладкое топленое масло, на огонек восковой свечи…

Вокруг глаз и в черной густой гриве добавилось серебристых шерстинок, но они нисколько не портили ее, придавая ее облику особый шарм.

— Почему ты, едва вернувшись домой, так грозно рычишь, словно ты окружен врагами? — говорила она, тем временем, приближаясь к нему. Но Дайм не позволял ей сократить расстояние, продолжая пятиться и не спуская с нее глаз. Когда первая растерянность от внезапной встречи прошла, и Дайм смог вновь вдохнуть, он пытался подобрать нужные слова, но не мог. Ему необходимо было поговорить с ней. Задать ей сотню вопросов. Узнать, что она чувствует, увидев сына, которого считала погибшим. Но он ограничился ответом на вопрос.

— Потому что иногда самые родные и близкие оказываются хуже врагов, — процедил он, с трудом концентрируя свою мысль.

В тот раз она выбрала не его. Даймира. В этот раз смешно надеяться на то, что ее чувства поменялись. Но так хотелось в это верить. Сейчас, когда Вожака не было рядом, можно было спросить ее прямо: кто тебе дороже, мама. Я, который двенадцать шегардов был единственным твоим утешением и единственным твоим спутником, который любил тебя больше всего на свете и готов был ради тебя перевернуть весь мир. Или Даймир, который вдруг снизошел до тебя, когда это оказалось ему выгодно. Неужели, мама, ты не понимаешь, что он лишь использовал тебя?

— О чем ты? — мама смотрела грустно и укоризненно. Как раньше, в детстве, когда он нашалил и чем-то огорчил ее. Дайм смотрел на нее, и вся его обида, которую он столько времени носил в сердце показалась ему бессмысленной. Может он ошибся? И мать не желала ему зла? Может, проклятый Даймир принудил ее каким-то образом, и у нее не было выбора? Прямо сейчас, глядя ей в глаза, ему не верилось, что мама могла так поступить с ним по своей воле.

И, как и в детстве, словно слыша его мысли, мама проговорила:

— Произошел ужасный несчастный случай. Ты поскользнулся на краю и упал. Я думала, что ты погиб в проклятом ущелье. Мой сынок! Сердце матери разбилось на тысячи осколков! — на ее глазах выступили слезы.

Дайм задрожал, едва сдерживаясь, чтобы не заскулить. Он, как и любой варрэн, с трудом мог выносить слезы Варрэн-Лин, но слезы родной матери жгли его каленым железом. Так хотелось верить ей! Зачем матери лгать родному сыну? Он просто поскользнулся и упал…

Дальнейшие ее слова доходили до его сознания, будто сквозь туман.

— Лишь забота Даймира помогла мне выжить после потери тебя, — продолжала она.

— Даймира? — Дайм загнанно дышал. Казалось, что скалы ущелья, в котором они стояли, смыкаются над головой, сдвигаются со всех сторон, давят на наго, грозя стереть в порошок. Воздуха отчаянно не хватало, и Дайм едва держался на ногах.

— Да, он тоже очень страдал после твоей гибели. Мы оплакивали тебя вместе. Никогда мы еще не были так близки. Ведь Даймир тоже тебе не чужой, — продолжала тем временем мама, и слезы бежали по ее щекам.

— Не чужой? — выдавил Дайм, уже догадываясь о том, что должен услышать, но сопротивляясь этому знанию всем своим существом.

— Конечно! Разве ты не знал? Даймир — твой отец, — печально проговорила мама.

— Отец? — растеряно пробормотал Дайм, садясь на землю. После всего услышанного лапы его не держали.

Отец? Вожак, который при рождении Дайма объявил, что он — плод кровосмешения, тем самым навсегда опозорив его мать. Вожак, который всегда презирал его за слабость, и свысока смотрел, как остальные дети издевались над Даймом. Вожак, который жил в своей стае с другой женщиной, воспитывал семерых сыновей и дочь, лично учил их охотиться и сражаться, ревностно следил за их успехами. И он все это время был и его отцом? Которого у него никогда не было…

— Как так вышло? — сдавленно подумал он, глядя на плачущую мать. Ее слезы были искренние. Она открыла ему свое сердце, и Дайм чувствовал: это не ложь.

— Это долгая и печальная история, — вздохнула мама. — Я должна была рассказать тебе раньше, но не могла набраться смелости. Мы с Даймиром были близки до того, как он стал Вожаком. Мы любили друг друга, и мечтали всегда быть вместе. Но потом он стал Вожаком и был вынужден предпочесть Сайрину, дочь предыдущего Вожака. Чтобы упрочить свое положение. А я осталась одна, с тобой в животе. Мы долго страдали в разлуке, но сейчас все изменилось. Даймир изменил правила племени, чтобы быть рядом со мной и тобой.

— И ты веришь в это? — потрясенно прошептал Дайм, погружаясь в ее чувства, которые она открыла для него. Мама была счастлива. Впервые за всю свою жизнь он видел ее счастливой.

— Войди в эту долину и убедись в этом сам. Стань правой рукой своего отца. Придет время, и ты унаследуешь долину черных и поведешь ее к процветанию. Все черные Варрэн-Лин будут твои, — продолжала она. Воспользовавшись тем, что он уселся на землю, она подошла и по-матерински положила ему лапу на затылок, склоняя его голову в успокоительном жесте.

Ее слова были пронизаны любовью и нежностью. Перед внутренним взором вставали картины из детской мечты. Жить дружной семьей с отцом и матерью, пользоваться уважением соплеменников и любовью Варрэн-Лин. Наконец-то все встанет на свои места. Он больше не будет отвергнутым всеми слабаком. Он будет сыном Вожака, будущим Вожаком. И любая Варрэн-Лин будет рада его вниманию. Мама снова будет рядом. Она не будет больше прятать его в пещерах, а будет с гордостью говорить, что он ее сын. Сын ее и Вожака племени.

— Поверь, он не враг тебе и не соперник. Даймир твой отец, и желает тебе только лучшего. Ты старший и достойнейший из его сыновей, — голос матери был как мед. И Дайм расслабился и поддался его очарованию. Зачем сражаться и воевать, если в этом нет нужды? Он так устал скитаться, бороться, выживать и вот, наконец, он вернулся домой.