Я приказываю вам
— Как тебе удалось выжить? — спросил Литал на бегу, периодически оглядываясь на Дайма, который нес на спине бесчувственную Мирагрис.
Еще в пещере, увидев, как Тирсвад бережно подхватил ее и уложил на пригнувшегося товарища, как Дайм направился к выходу мягким скользящим шагом, чтобы не потревожить раненную Варрэн-Лин, Литал окончательно успокоился за нее, убедившись, что ей не собираются причинять вреда. И теперь с удивлением разглядывал Тирсвада при свете двух лун. — Я своими глазами видел, как тебя столкнули в Ущелье, и огонь поглотил тебя. Мы были уверены, что ты мертв.
— Это мое дело, — буркнул Тирсвад, не глядя на Литала.
— Ты здорово изменился… — задумчиво проговорил Литал, искоса поглядывая на морду товарища. Тирсвад не стал спорить. Вернувшись домой, он почувствовал, что вырос из образа всеми презираемого мальчишки-полукровки, как вырастает щенок из своей младенческой лежанки.
Дойдя до места, где тропинка по склону разделялась, он остановился и посмотрел на Дайма.
— Гуртуга нет внизу. Наверное, он уже сражается там, — Тирсвад кивнул на склон горы. — Давай поднимемся на Столп Вожака. Оттуда мы сможем увидеть все происходящее в долине и за ее пределами и созвать все белое племя.
— Мне не взобраться так высоко с Варрэн-Лин на спине, — покачал головой Дайм, глянув в направлении, которое указывал ему Тирсвад. — Я буду только задерживать вас, и для нее это лишние травмы. Отправляйтесь без меня, а я заберу из пещеры Динку, и вместе мы спустимся к остальным. Мы приготовимся для лечения раненых и будем ждать тебя.
— Но… — Тирсвад судорожно вздохнул и растерянно провел по шее передней лапой. — Может быть, лучше я отнесу Варрэн-Лин, а ты поднимешься наверх? Литал покажет тебе дорогу.
Дайм сделал шаг вперед и коснулся лбом между рогов Тирсвада.
— Я же не Вожак. Что я им скажу? — мысленно прошептал Тирсвад только для Дайма, с волнением вглядываясь в его глаза, словно пытаясь найти там ответы на свои вопросы.
— Просто делай то, что должен. Это твой народ, он пойдет за тобой, — тихо проговорил Дайм и отстранился. — Я буду ждать тебя внизу, что бы ни случилось.
Развернувшись и больше не оглядываясь, Дайм отправился со своей ношей вниз. Туда, где их ждали Хоегард и Шторос.
А Тирсвад и Литал должны были подняться на самую вершину горы. Там на самой высокой точке горной гряды находился Столп Вожака — круглая плоская площадка на тонкой каменной «ножке», возвышающаяся над долиной белых.
Природный каменный постамент располагался таким образом, что снизу «ножку» было не видно, и казалось, что стоящий на нем парит в воздухе над долиной. Издревле на это возвышение имел право подняться только Вожак белого племени, чтобы донести до своих соплеменников важную новость или свой указ. Мысли, произнесенные с этого возвышения, доносились до сознания каждого члена племени, находящегося в долине.
Но, чтобы добраться до пьедестала власти, требовалось изрядно попотеть.
— Лучше расскажи, что здесь произошло, пока меня не было, — часто и поверхностно дыша, проговорил Тирсвад. Каждый шаг тревожил нанесенные Мирагрис раны и причинял боль. Ему бы сейчас эреше отлежаться где-нибудь в тишине и темноте рядом со своей Варрэн-Лин. Но у него не было такой роскоши, как целый эреше.
Мысль о Динке согрела его изнутри и придала сил. Как только закончится все это безумие, он уведет ее в самую темную пещеру, сожмет ее в объятиях и… не выпустит долго-долго. Будет вдыхать ее запах, вылизывать ее мягкие лапки, расчесывать когтями шелковистую гриву.
— После того, как тебя не стало, — послушно начал излагать Литал, и Тирсвад отбросил все посторонние мысли, сосредоточившись на его словах. Возможно, в истории появления болезни кроется и ключ к избавлению от нее. — Я вступил в возраст зрелости и меня сразу же выбрала Мирагрис. Это было… невероятно! — от восторга в голосе Литала Тирсвад почувствовал закипающее в крови раздражение и глухо заворчал на бегу.
То, с какой гордостью Литал рассказывал о том, что его выбрала самая желанная Варрэн-Лин племени сразу после совершеннолетия, напомнило Тирсваду о том, что самого его отвергли абсолютно все. Он не просил ничего особенного. Он не просил совокупляться с ним, не мечтал, о том, что женщина родит от него ребенка. Он умолял лишь о том, чтобы ему сохранили жизнь. Что стоило той же Мирагрис взять его хотя бы на шегард в свою пещеру? Но она, как и другие высокомерные и избалованные белые женщины, смеялась ему в лицо.
— Я спрашивал не про твои личные достижения, а про трагедию, случившуюся среди белых и разрушившую наше племя, — проворчал он, стараясь не выдать Литалу своих чувств, среди которых обида и зависть были отнюдь не на последнем месте.
— Постой! Ты должен выслушать меня! Это важно, — затараторил Литал, уловив настроение Тирсвада и заискивающе заглядывая ему в глаза на бегу. — Вожак очень гордился мной, и устроил в тот день большой праздник для всего племени. Он сказал племени, что ему было видение. Он видел во сне, что скоро мир изменится, оковы рухнут, и на небе засияет звезда Варра.
— Он так и сказал? — с сомнением переспросил Тирсвад, мучительно припоминая, где же он раньше слышал эти сказки.
— Да. И он считал, что такое видение неспроста посетило его накануне нашего союза с Мирагрис, — торопливо продолжал Литал. — И он оказался прав. Через три эшегара Мирагрис родила двойняшек — сразу двоих дочерей! Моих дочерей, понимаешь?
— Понимаю, — кивнул Тирсвад. Когда они со стаей гостили в красном племени, Райост рассказывал им, что в белом племени родились две девочки, и, вдохновленные этим, белые начали притеснять остальные племена. Значит, это была правда. Но где теперь эти малышки? В пещере Мирагрис не было ни одного щенка. Глубоко вздохнув, Тирсвад остановил поток предположений, давая возможность Литалу самому рассказать о том, что произошло на самом деле.
— Вожак был вне себя от радости, ведь это не только мои дочери, но и его внучки. Он вышел на Столп Вожака, созвал все племя и объявил о том, что Варр избрал нас. Что наша миссия — освободить мир от разноцветных варрэнов. У нас будет рождаться много девочек, наше племя станет процветать, и тогда на небе засияет звезда Варра, — Литал тоже запыхался от бесконечного подъема, несмотря на то, что на нем не было ни царапинки. У Тирсвада от потери крови кружилась голова, и тошнота подкатывала к горлу с каждым шагом, но он упорно полз по отвесной скале все выше, временами приостанавливаясь и дожидаясь отстающего Литала.
— Мужчины племени горячо поддержали отца, — продолжал Литал, догнав Тирсвада и отдышавшись. — Все свободные варрэны и многие семейные тоже собрались идти на границу, чтобы исполнить предназначение. За отцом пошли все варрэны моей матери, все мои братья, все варрэны Мирагрис и еще многие и многие доблестные воины. Отец собрал вокруг себя огромную армию, насчитывающую больше двух тысяч мужчин. И они ушли в сторону Площадки Мира.
— И где они сейчас? — нетерпеливо спросил Тирсвад.
— Погоди, это еще не все, — ответил Литал. — В долине остались только женщины, старики, дети, и совсем молодые, вроде меня. Я тоже хотел идти, но Мирагрис не отпустила меня. Ей нужна была помощь с малышками и прочими детьми. Вместо себя отец оставил совет старейшин и твоего отца Сирокса за главного среди них.
Тирсвад кивнул, выбираясь на очередной хребет и обводя взглядом, открывшееся ему зрелище. Остатки белой армии были уже у самых стен хребта, и там было гораздо меньше двух тысяч. По самым смелым подсчетам, мужчин было не больше пяти сотен. С такого расстояния уже ясно были видны болезненно оскаленные морды и падающие с губ на землю хлопья розовой пены. Руоги нагоняли их, и не возникало никаких сомнений в том, что белые будут спасаться на горных склонах, где их уже поджидала серая армия. Если бы они не пытались прорваться в долину, а лишь взобрались на самое первое возвышение и остались там. Серые бы не стали атаковать их без необходимости.
Надо было поспешить вверх, и, быть может, они тоже услышат его призыв и остановятся. Поверят в то, что серые им не враги, и в то, что их тоже еще можно вылечить от страшной болезни.
А может и не услышат. Про себя Тирсвад помнил, что время болезни прошло для него, словно в тумане. Периодически он смутно слышал крики и плач Динки, словно видения проносились перед его взором встревоженные морды друзей. Но точную последовательность событий он узнал лишь потом из их рассказа.
— Сначала все шло хорошо, с границы прибегали гонцы, сообщая о новых и новых победах, о расширении территории и количестве убитых врагов, — продолжал, тем временем, свой рассказ Литал. — Но однажды прибыл посыльный, один из сыновей Фэйрода. Помнишь его? Вот он был необыкновенно возбужден, глаза его сверкали, а с губ капала слюна. Он рассказал старейшинам, что наши воины раскрыли секрет бесстрашия руогов. Оказывается, бесстрашие передается с укусами. На Голой Скале на наших воинов напала крошечная серая зверушка. Она бесстрашно, не щадя жизни, кидалась на варрэнов и кусала своими маленькими зубками прямо сквозь толстую шкуру и мех. Тогда воины посмеялись над ней и оставили ее в живых за храбрость. А после этого укушенные воины стали неистовы в бою, разрывая врагов, как сирхов. Они не нуждались в сне, еде, питье, и другие племена просто не могли ничего противопоставить нашим непобедимым воинам. Гонец сказал, что для того, чтобы сделать непобедимой всю армию, укушенные храброй зверушкой воины, покусали всех остальных.
— О Варр! — изумленно выдохнул Тирсвад, только сейчас осознавая весь масштаб трагедии, постигшей его племя из-за самонадеянности прежнего Вожака. — А дальше что было?
— Дальше… — Литал заметно сник, и некоторое время молча лез по скале, громко пыхтя. — На следующий эреше гонец еще раз пересказывал о победах нашей армии. Вокруг него собралось все племя, с восторгом слушая его речь. А потом он внезапно бросился в толпу, перекусал больше десятка женщин и детей, а затем издох, исходя красной пеной изо рта.
Столп Вожака уже нависал над их головами. Оставалось сделать последний рывок.
— Сирокс тут же снарядил отряд на границу, чтобы своими глазами увидеть, что происходит. Он взял с собой всех своих взрослых сыновей и еще нескольких мужчин, из тех, что остались со своими женщинами. Больше мы их не видели. А укушенные стали один за другим сходить с ума. Одним из укушенных был сын Мирагрис пяти шегардов от роду… — Литал осекся и, остановившись, жадно хватал пастью воздух, глядя перед собой остекленевшими глазами.
Тирсвад тоже остановился и взглянул на Литала. Он весь сгорбился и сник, в рубиновых глазах, глядящих вдаль, плескалась боль. Лапы подрагивали, то выпуская, то пряча когти. Подчиняясь внезапному порыву, Тирсвад шагнул к младшему товарищу и положил ему лапу на затылок, как бывало делал Дайм, чтобы поддержать его самого.
— Решег назад мы с Мирой вернулись с охоты в свою пещеру, а там… Этот парень... Он разорвал всех щенков, даже моих крошечных девочек, которым не исполнилось и шегарда. И умер сам, выгнувшись в страшной судороге, — выдавил Литал, с хрипом втягивая в себя воздух, словно его кто-то душил. Тирсвад замер, ощущая, как леденящий холод расползается внутри груди. Что может быть страшнее, чем потерять все свое потомство?
— Мира обезумела от горя. Она перестала разговаривать, есть, пить и спать, только рыдала и вылизывала мертвых щенков, не позволяя похоронить их. Первое время я пытался образумить ее, но она словно не слышала меня. Для нее перестал существовать весь мир. Я унес тела лишь спустя пять эреше, когда Мира совсем обессилела и потеряла сознание. А наутро она не смогла напиться, и изо рта ее потекла слюна. Хотя ее никто не кусал!
Тирсвад сглотнул комок, вставший в горле. История Литала была пронизана таким нестерпимым горем, что он не знал, что можно сказать в ответ на это. Никакие слова не смогли бы унять боли, которую довелось испытать Литалу.
— Никто ее не кусал, слышишь?! — истерично выкрикнул Литал, сбрасывая с затылка лапу Тирсвада и отскакивая от него. — Она здорова, просто… Она не вынесла смерти своих малышей! Вы не должны ее убивать! Ты обещал, что поможешь ей!
— С ней все будет хорошо, — прошептал Тирсвад, содрогаясь от мысли, что будет, когда несчастная Варрэн-Лин очнется от болезни и осознает свою потерю. — Моя стая позаботится о ней, как о родной сестре.
— А теперь скажи, что ты собираешься говорить, когда взберешься на Столп Вожака? Что ты скажешь женщинам, потерявшим отцов, мужей, детей? — с нотами безнадежности в голосе спросил Литал.
— Мы должны призвать уцелевших белых и организовать защиту долины. Серые вызвались нам помочь продержаться, но против нас объединились армии черных и красных. Они не намерены щадить никого, — твердо проговорил Тирсвад, но внутри его все сжалось от тревоги и беспомощности. Что, если Литал прав? Если все оставшееся племя находится в таком трауре, то кто пойдет за ним? Кто встанет на защиту долины?
— Некого призывать, — горько отозвался Литал. — Последних боеспособных мужчин увел с собой Сирокс. В пещерах только женщины, дети и старики. Мы обречены на смерть — вот о чем было видение отца.
— Тогда мы должны вызвать из пещер женщин, детей и стариков и увести отсюда! — Тирсвад подпрыгнул и ухватился когтями передних лап за край площадки, плывущей над долиной белых. — Давай, Литал! Боеспособных мужчин не осталось, но есть мы с тобой. И только от нас зависит, будут ли жить наши женщины, смогут ли дать жизнь следующему поколению белого племени.
— Куда ты их поведешь? В Ущелье? — Литал, несмотря на недоверчивые интонации в голосе, выбрался на площадку вслед за Тирсвадом. Нет, он не хотел, чтобы белые погибли. Он задавал эти вопросы, а сам смотрел на Тирсвада с надеждой. Он верил, что Тирсвад, вырвавшийся из лап смерти, знает на них ответы.
Тирсвад выпрямился на Столпе Вожака и осмотрелся.
Больные белые варрэны, встретив отпор у подземного входа в долину, теперь карабкались на скалы. Их никто не сбрасывал вниз к подступившим под самые стены руогам. Но на вершине горной гряды уже шел ожесточенный бой. Серые не собирались впускать белых в долину, защищая белых же женщин и детей от их обезумевших мужчин.
Гуртуг стоял на возвышении среди своей армии, и громогласным рыком управлял сражением. Пока преимущество было на стороне серых. Находящиеся на более высокой позиции относительно противника, ведомые волей своего Вожака, твердо знающие о том, что спасение от смертельных укусов есть, серые уверенно держали строй, с легкостью отбрасывая лишенных руководства, обессиленных голодом, жаждой, отсутствием сна и длительным бегом белых. Но…
С противоположной стороны, от скал, окружающих Ущелье, на многострадальную долину неотвратимо, словно вода, вышедшая из берегов реки, надвигалось черно-красное полчище новых врагов. Две армии бежали рядом, не смешиваясь. Временами, в местах соприкосновения между ними возникали короткие стычки, но громкий рык, далеко разносившийся над равниной, вновь направлял их внимание на общего врага — на беззащитно распахнутую перед ними долину белых варрэнов.
— Тирсвад, — Литал нерешительно тронул его за плечо, отвлекая от тяжелых дум. — Отец показывал мне секрет этого места. Смотри, я тоже тебе покажу.
Литал отодвинул лапой небольшой плоский камень, лежащий на самой середине площадки аккурат над поддерживающей ее снизу «ножкой». Под камнем открылась небольшая дыра, размером с морду варрэна.
— Этот канал соединен со всеми пещерами белого племени. Если ты зарычишь в это отверстие, то все, без исключения, услышат тебя.
— Ты Вожак, тебе и рычать, — проговорил Тирсвад, заглядывая в темную дыру. Оттуда действительно тянуло запахами жилья и многочисленных живых существ, скрывающихся под этой горой.
— Не-е-ет, — Литал попятился, мотая головой. — Какой из меня Вожак? Когда гонец растерзал часть старейшин, а Сирокс увел остальных, то оставшиеся без опоры Варрэн-Лин накинулись на меня и потребовали, чтобы я вернул домой мужчин и спас племя от болезни. Ведь это обо мне говорилось в видении отца. Ведь это у меня родилось две дочери одновременно. Но я… Мне нечего им сказать! Я не хочу быть Вожаком!
Тирсвад посмотрел на жалко съежившегося Литала, вжавшего голову в плечи и подтянувшего хвост между задних лап. Он больше не испытывал презрения и злости к младшему товарищу. Лишь грусть от того, что жизнь так страшно и нелепо наказала ни в чем не повинного юного варрэна.
А затем наклонил голову к отверстию в площадке и, набрав в грудь побольше воздуха, издал клич, призывающий к вниманию, и сопроводил его мысленным приказом:
— Белое племя, с вами говорит Вожак! Подчиняйтесь!
От его громогласного рыка, вся гора, изрытая лабиринтами нор, завибрировала, загудела, передавая рычание Вожака в самые укромные уголки и заставляя каждого услышавшего навострять уши и открывать умы для приказов Вожака. Из пещер и расщелин вырвался его голос, усиленный эхом и подхваченный ветром, и понесся над долиной белых и дальше. К остаткам белой армии, спасающейся на склонах хребта от кровожадных руогов. К надвигающимся неумолимой лавиной черным и красным варрэнам. К сражающимся на вершине хребта серым защитникам.
Жалкие остатки белой армии и серые воины на склонах хребта повернули головы в сторону Столпа Вожака. Черно-красная волна, двигающаяся от Ущелья приостановила свое стремительное наступление. Долина белых ожила и зашевелилась. Из пещер и нор робко показались головы белых Варрэн-Лин. Между их лап любопытно выглядывали пугливые щенки. К основанию горы, настороженно поглядывая на разместившуюся на скалах серую армию, стали стягиваться мужчины. Среди них почти не было взрослых боеспособных самцов. Собрались едва вошедшие в зрелый возраст юноши, подростки, пожилые варрэны, уже отошедшие от дел — все, кто мог стоять на лапах, вышли на призыв Вожака и теперь с надеждой смотрели вверх.
Тирсвад выпрямился, вздернув голову и расправив плечи. Сейчас, когда все племя смотрит на него, он не имеет права показать слабость и неуверенность. Он больше не "грязный" щенок-полукровка, вздрагивающий от каждого косого взгляда. Уже не имеет значения сколько в его шерсти черных прядей. У белого племени ни осталось никого, кроме него. И сейчас он не имеет права быть слабым. Он должен вселить в своих соплеменников надежду, как вселяет спокойствие и уверенность в членов стаи Дайм, в какую бы переделку они не попадали. Дайм сказал ему, что нужно просто делать то, что должен.
«Дайм, что бы ты сказал на моем месте?» — мысленно воззвал Тирсвад. И тут же с удивлением получил ответ. Но не от самого Дайма, потому что на таком расстоянии он просто не смог бы услышать его мысль. А от внутреннего образа старшего товарища, который всегда был с ним.
«Не так важно, что именно ты скажешь, — ответил ему Дайм. — Важно, что слова твои должны идти от самого сердца. Только тогда твой народ услышит тебя и пойдет за тобой».
— Все племена, собравшиеся в этой долине! С вами говорит Вожак! — снова взревел Тирсвад, наклоняясь к дыре у своих лап. — Я приказываю вам остановиться!