Варрэн-Лин: Узы Стаи

Крилла

— Я скучаю по тебе-человеку, — пожаловалась Динка.

— Давай не будем возвращаться к черным после того, как остановим войну, — сказал вдруг Шторос.

— А куда пойдем? — удивилась Динка. Она уже смирилась с мыслью, что в племени черных для них самое подходящее место. Мысленно она уже представляла темную пещеру под горой, как свой дом. — А как же Дайм?

— Давай уговорим его послушать Хоегарда. Он… я верю, что он сможет открыть нам портал и вернуть нас в мир людей. Сейчас он мечтает только об этом, и только это занимает все его мысли.

— Ты хочешь вернуться? — еще больше изумилась Динка. Шторос задумчиво смотрел вдаль, продолжая перебирать Динкину гриву и пропуская пряди между когтей.

— Дайм не бросит свое племя в беде, но когда будет заключен мир, и у них все наладится, он пойдет за тобой. Я уверен, что он тоже скучает по человеческому миру не меньше, чем ты или Хоегард.

— А ты? — тихо спросила Динка. — Как же Сибилла, Диройс, Тилгайн, Элгрин? Если ты уйдешь в другой мир, то больше никогда их не увидишь.

Шторос опять тяжело вздохнул.

— Мне все равно не дадут с ними общаться. В своем племени я навсегда останусь ненавистным преступником. Сейчас мальчишки еще малы, но скоро и они поймут, что их отец не заслуживает того, чтобы иметь с ним что-то общее. К тому же, у них есть другие отцы, которые воспитывали их, которые были рядом, которые ближе и роднее, чем я...

— Не говори так, — прошептала Динка, у которой от подступивших слез сдавило горло.

— Ну и ладно! — вдруг фыркнул он. — Ты же родишь мне еще детей! Наших с тобой детей.

— Вот еще! — пробубнила Динка.

— Что-то не так? — напряженно проговорил он.

— Все нормально, — Динка отвернулась, не желая встречаться с ним взглядом. На самом деле она сама не знала, что не так. Но в последнее время они со Шторосом очень отдалились друг от друга. Словно призрак Криллы стоял между ними, мешая им вновь быть вместе.

— Думаешь я слепой? — горько проговорил Шторос. — Думаешь я не вижу? Ты больше не испытываешь ко мне влечения. Ты не зовешь меня к себе с тех пор, как мы покинули человеческий мир.

Он прервался, чтобы услышать ответ Динки, но она молчала.

— И я бы подумал, что дело в зверином облике, если бы не… С остальными у тебя все нормально. А как же я? А я… я все еще твой и хочу тебя… Каждый раз, когда ты отталкиваешь меня… — он осекся, и в возникшей тишине Динка слышала его шумное дыхание.

— А ты и не настаиваешь, — тихо проговорила она, открывая глаза и глядя снизу вверх на его задумчивую морду.

— Я боюсь, что… — он тряхнул гривой, не глядя на нее. — Я жду, когда ты сама вспомнишь обо мне. Я могу долго ждать, хоть целую жизнь. Но знай, мне не все равно.

Динка опустила голову на лапы и задумалась. Он изменился. Как же он изменился! Где тот Шторос, который даже и не думал спрашивать ее согласия? Скучает ли она по тем временам? Немного. Но то, что он, наконец-то, начал уважать ее слова и ее желания, это было так непривычно и так приятно.

И он прав. С тех пор, как он стал таким сдержанным, она почти не замечала его, предпочитая проводить время с Даймом и Тирсвадом. Почему? Она боялась его? Нет. Но недосказанность между ними тяготила ее.

— Ты обещал мне сон, — проговорила она.

— Что ты хочешь увидеть во сне? У меня яркое воображение, я могу ненадолго вернуть тебя домой, в твой мир. Хочешь? — прошептал он, снова принимаясь приминать ее лапами.

— Я хочу увидеть тот эреше твоими глазами, — проговорила Динка. — Все, что ты помнишь, все в мельчайших подробностях. Вместе с твоими мыслями, чувствами и желаниями в тот момент.

— Я… Динка, ты просишь слишком много, — он вскочил на лапы и нервно заметался по уступу, вмиг догадавшись, что именно она имеет ввиду. — Я так долго пытался забыть, стереть из своей памяти этот эреше. И ты хочешь, чтобы я пережил это вновь?

— Да, я хочу все увидеть твоими глазами. Только после этого мы сможем понять друг друга и снова быть близки, — твердо ответила Динка. — Ты не будешь там один, я буду рядом с тобой.

— Я не уверен, стоит ли тебе все это знать, — с сомнением покачал он головой, снова укладываясь рядом с Динкой.

Она, толкнув его лапой, повалила его на бок, вытянулась рядом, прижалась животом к его животу, обхватила его тело передними и задними лапами и зажмурила глаза, открывшись для его мыслей и его чувств.

Шторос шел по дороге ведущей в долину, за его спиной шли его боевые товарищи. Он не был здесь долгих два шегарда, и сердце его переполнял восторг. Казалось, каждая голубая травинка, каждый камешек, радуется его возвращению. Красное племя сегодня встречало победителей. Два шегарда назад черные заняли часть охотничьих угодий красных, и с тех пор яростно обороняли их, не позволяя ни одному красному проникнуть на эту территорию. Милостью черных они оказались отрезаны не только от самых населенных дичью гор, но и от площадки мира, испокон веков не принадлежащей никому и служащей для встречи и переговоров. И вот теперь, спустя два шегарда, им удалось освободить не только свои территории, но и захватить прилегающие территории черных и белых.

Сегодня был их день, и их чествовали, как защитников и победителей. Каждая Варрэн-Лин теперь захочет видеть его или кого-то из его товарищей в своей пещере. Шторос плотоядно облизнулся, представляя, как схватит податливое женское тело своими лапами и погрузит свой член в горячее влажное женское нутро. Ох! Как же давно он не знал женских ласк! Все тело охватило возбужденное предвкушение, и внизу живота появилась тянущая боль неудовлетворенного желания.

Шторос скользнул взглядом по встречающим его отряд женщинам и детям. Многие Варрэн-Лин смотрели на него благосклонно, призывно помахивали хвостами, приседая на задние лапы. И Шторос нервно сглатывал слюну от предвкушения грядущих удовольствий. Как жаль, что нельзя поиметь одновременно двух или даже трех Варрэн-Лин! Все они такие соблазнительные, что он даже не знал, кого сегодня хочет больше.

Вот Рейла посмотрела на него лукаво из-под золотой челки. Ее лоно такое узкое, и она так восхитительно стонет, когда он ее берет. Вот Вийнис, с ней он расстался не очень хорошо. Она хотела оставить его в своей стае, а он снова ушел на границу. Но кажется, она все еще надеется. Вот Раннет… И…

Взгляд Штороса застыл, выхватив из толпы знакомую фигуру. Все мысли разом вылетели из головы и он, пошатнувшись, остановился от обрушившихся на него чувств. Его Варрэн-Лин! Его женщина! Она тоже здесь, она посмотрела на него. Грудь сдавило и резко стало трудно дышать, по телу прошла волнующая дрожь, не имеющая ничего общего с прежним похотливым возбуждением при виде остальных женщин.

Шторос смотрел в любимые, знакомые до последней золотой крапинки на изумрудном фоне, глаза, и чувствовал, что в груди само собой зарождается счастливое урчание. Он не первый раз возвращается домой с победой. Но никогда, с тех пор как она прогнала его, никогда она не выходила его встречать. И вот она здесь, смотрит на него своими прекрасными глазами и… Шторос почувствовал, что задыхается. Воздух вокруг стал густым и тяжелым, не позволяя вдохнуть. А Крилла все смотрела, не делая шаг навстречу, но и не уходя прочь.

Где-то на дне сознания ожил и зашевелился противный червячок обиды. «Она прогнала тебя! Она вышвырнула тебя, как ненужную использованную вещь! Ты не нужен ей, и никогда не был нужен по-настоящему!» Шторос, в неосознанном порыве шагнувший к Крилле, запнулся и едва не упал. Вокруг послышались сдержанные смешки, но ему не было до них дела. Как будто все разом исчезли из его поля зрения. Во всем мире не существовало никого, кроме ее и его. Как когда-то… Когда они были молоды и счастливы друг с другом. Когда ничто не могло поколебать его веру в ее вечную любовь.

Все боевые достижения, все почести, все другие Варрэн-Лин мгновенно отошли в его сознании на другой план, стали лишними, ненужными, словно жесткая шкура кураут. Пусть она отвергла его, пусть выкинула, но сейчас она стоит напротив и смотрит на него своими сияющими глазами. И он вновь, как когда-то, готов положить к ее ногам целый мир.

Крилла сделала шаг ему навстречу, и ледяная корка, сковавшая грудь, вдруг обрушилась с него водопадом. Сразу вернулся весь мир: звуки, запахи, краски. Как он жил все это время без ее ласкового взгляда? Без прикосновений ее теплого языка? Без ее нежного мурчания перед сном? Шторос жадно втянул в себя воздух раз, другой, третий… Ее запах окутал его сладким шлейфом. О, как она пахла! Ее запах, запах его женщины, запах ее влечения… Шторос едва устоял от накатившего головокружения. Он вдыхал и вдыхал, захлебывался этим ароматом, тонул в нем, пил его, как пьет воду измученный жаждой путник.

— Пойдем со мной, — промурлыкала вдруг она, игриво вильнув хвостом так, как могла только она.

«Пойдем со мной!» Она позвала его! Снова позвала его к себе! Мысли беспорядочно метались в голове, не задерживаясь ни на мгновение. «Она бросила меня. Она променяла меня на других», — не умолкал в голове голос обиды, боли и разочарования, набирающий силу, несмотря на то, что Шторос старательно отталкивал его от своего сознания.

«Я сильный и красивый варрэн. Сегодня любая Варрэн-Лин будет рада мне в своей пещере», — мелькнула в голове и пропала новая мысль. Зачем ему любая? Какой в этом смысл? Если единственное, что он хочет в этой жизни, это быть рядом с Криллой? Если единственное, о чем он мечтал долгими одинокими ночами — это ее нежное тело, ее сладкий запах, ласкающий слух голос ее страсти. Если сжимая в объятиях любую другую Варрэн-Лин он все равно будет представлять ее, свою Криллу.

— Да, моя Варрэн-Лин, — прошептал он для нее и низко склонил голову, показывая свою покорность ей. Пронесшийся над толпой разочарованный женский вздох не долетел до его сознания. Это все не имело никакого значения. Ничего не имело значения, кроме ее пушистого хвоста, с кончика которого он не сводил глаз, следуя за ней к ее пещере.

Здесь ничего не изменилось за шегарды, что он не был у нее. Так же выстланный свежей травой пол, так же уложенные в углу шкуры, на которых копошился маленький щенок. Шторос втянул носом воздух и вздрогнул от неожиданности. Это был не его щенок. Лгут те, кто говорят, что мужчины не различают своих и чужих детей. Шторос всегда точно знал, что дети, которых рожала Крилла его. По запаху. А этот был чужой. От него резко пахло незнакомым Шторосу запахом, и он едва подавил желание оскалиться на маленькое беззащитное существо. В конце концов, у матери Штороса тоже было трое мужчин, и сам Шторос не знал, который из них его отец. Все трое относились к нему одинаково доброжелательно. И ему не следует кидаться на детей Криллы.

Крилла, тем временем, нетерпеливо выглядывала из дальней комнаты своей пещеры. И Шторос, мгновенно забыв о своих и чужих детях, с замиранием сердца шагнул вслед за ней. Резкий запах других самцов ударил в нос, но Шторос старательно попытался не обращать внимания. Здесь никого нет. Только он и она. Его Крилла, его Варрэн-Лин, его сокровище…

Крилла… Запах ее влечения в замкнутом пространстве сводил с ума, но Шторос из последних сил стоял на дрожащих от нетерпения лапах, ожидая, когда она позовет его. Когда…

— Ну иди же! — промурлыкала она, приседая на задние лапы и отводя в сторону хвост. От открывшегося его взгляду зрелища, внутри него все взорвалось от восторга. Нет. Стоп. Нельзя сразу! Шторос резко осадил себя, припоминая все, что он узнал за последние шегарды о женском удовольствии. В этот раз он не попадется в ловушку. Он покажет себя с лучшей стороны, он сделает так, что она больше никогда не захочет никого, кроме него. Не зря он поимел стольких женщин. Не зря он всему этому научился.

Шторос медленно обошел готовую к спариванию самку и нежно коснулся носом ее морды. Крилла удивленно вскинула на него глаза.

— Ур-р-р, — Шторос провел мордой по ее мордочке, стараясь, чтобы его прикосновения были достаточно сильными, чтобы не вызвать щекотки, а вызвать приятные ощущения от прикосновений. Теперь языком также. Теперь…

Он полностью отрешился от своего собственного возбуждения, погрузившись в процесс доставления удовольствия любимой женщине. Обиды, страхи, вожделение — все отступило на второй план. Остались только ее запах, тепло ее тела, ее стоны наслаждения. Он повалил ее на пол и ласкал все ее тело, от кончиков ушей, до кончика хвоста. Зубами, языком, лапами он покусывал, щекотал, гладил, лизал… А она стонала и извивалась в его объятиях.

Он смотрел на ее распростертое в экстазе тело и задыхался от счастья. Он впервые видел, чтобы Варрэн-Лин возбуждалась и кончала без прямого проникновения члена. Это был его эксперимент и его личное достижение. Она не уставала, и хотела его ласк снова и снова. И он готов был любить ее весь эреше, ни на миг не позволяя наслаждению покинуть ее.

— Хочу тебя, хочу-у-у, — простонала она, приподнимая свой восхитительный зад над поверхностью пола и нетерпеливо виляя хвостом. И он, спустя долгий эреше беспрерывных ласк, наконец, решился коснуться ее членом. От нее пахло так восхитительно, и он только сейчас понял, что она в оогъяри. Да! Осознание этого обрушилось на него и закрутило в водовороте эмоций. Восторг и вожделение смешались в пылающий коктейль, пьянящий и сводящий с ума. Он обхватил ее бедра лапами, притягивая к себе. Сейчас он возьмет ее, и навсегда присвоит себе. Никогда больше она не захочет никого другого.

Он коснулся членом ее истекающего соком лона и застонал. Наслаждение от проникновения было таким острым, что лезвием вспороло тело от промежности до макушки. «Она предала меня. Грязная похотливая тварь! Клялась в вечной любви и променяла меня на… этих ублюдков!»

Шторос зарычал, вцепившись зубами в холку Криллы и яростно вбиваясь в нее. На языке чувствовался вкус ее крови, и этот вкус заволакивал сознание алой дымкой. «Нет! Это неправда! Она все еще меня любит, иначе не позвала бы с собой! Она всегда меня любила!»

— У-у-у-у! Еще-еще-еще, — Крилла уже выла от возбуждения, но после всех ласк и оргазмов кончить так быстро не могла.

Шторос брал ее жестко, яростно, впервые их близость была похожа не на песнь нежности, а на боевой клич, на ярость сражения, на боль потери…

— Возьми меня! Да! — Крилла запрокинула голову назад, почти касаясь лбом его плеча, а он потянулся носом к ее вибрирующему от сладострастного рыка горлу, вдыхая ее аромат и всаживая свой член глубоко, до самого основания.

С каждым толчком он приближался к самому желанному в своей жизни оргазму. Блаженство прокатывалось волнами по всему телу. В голове все смешалось: любовь, обида, разочарование, ярость битвы и сладость победы, боль от ран на теле и боль от одиночества на душе, долгие шегарды ожидания и надежды, восхищение женским телом, ее телом, самым прекрасным на свете, вкус ее крови и пульсирующее алым наслаждение.

— Я выбираю тебя навсегда-а-а-а! Я люблю тебя!

Темнота… такая густая и непролазная. Где я?

Первым ощущением был резких запах крови, ударивший в нос. Его замутило. В сражениях Шторос не боялся крови и выпускал кишки своим врагам без колебаний. Но здесь… Откуда?

Шторос поднялся на ноги и с трудом раскрыл слипшиеся глаза. И тут же пожалел о том, что сделал это. Увиденное было страшнее самого кошмарного сна. Шторос попятился, не сводя взгляда с залитого кровью пола и распростертого у его ног тела.

Он словно бы раздвоился. Он пятился на негнущихся лапах, от самого ужасного зрелища в его жизни. И он же бесстрастно наблюдал за собой со стороны.

«Нет, это просто сон. Нужно проснуться!» — попытался он успокоить свое воющее от нестерпимого ужаса сознание. Но в глубине души уже знал, что это не так.

— Ма-ам? — тонкий детский голосок Сибиллы выдернул его из пучины собственных кошмаров. — Мам, ты здесь?

Сибилла вошла в пещеру, щурясь в полумраке.

— Папа? Ты когда вернулся?

Шторос, не отвечая, смотрел на нее и отчетливо понимал, что видит дочь в последний раз в жизни. Потому что, после того, что случилось, жить он больше не будет. Да и смысла в дальнейшей жизни не было…

— Мама, что с тобой? — Сибилла, наконец, заметила распростертую на полу Криллу. — Ма-а-ма-а-а!!! Мама, очнись! Что ты сделал с ней!

Сибилла еще что-то кричала ему вслед, а Шторос, пошатываясь, вышел из пещеры и побрел куда лапы несут. Душа отказывалась верить в то, что ее больше нет. Он так ясно помнил упругость ее тела под лапами, тесноту и жар ее лона, запах ее влечения… Он помнил, как она запрокинула в экстазе голову, а он дотянулся до нежной тонкой кожи у нее под подбородком носом… Как бы он не силился, он не мог вспомнить, как он вонзил зубы в ее доверчиво подставленное горло. Все воспоминания тонули в чернильной темноте.

— Стой! Держите его! — со всех сторон слышался топот лап, и Шторос отстранено отметил, что непроизвольно ускоряет шаг, переходя на бег. Хотя смысла куда-либо бежать не было. Но он вдруг пустился что есть мочи вперед. Пытаясь убежать от самого себя…

От боли, что нарастала в груди словно нарыв, грозя взорваться и убить его. От страшного осознания — это сделал он и простить себя за это он никогда не сможет. От невыносимой картины, все еще стоящей перед глазами.

Ущелье, показавшееся впереди, призывно светилось фиолетовым огнем, распахивая объятия для его измученной страданиями и болью души.

Воспоминание прервалось также внезапно, как и началось. Динка подняла морду от мокрых от слез лап и посмотрела на него. Он сидел рядом и задумчиво обводил взглядом вверенную его наблюдению территорию. И молча ждал ее приговора.

— Это был не ты! — задыхаясь от рыданий, прошептала Динка.

Шторос покачал головой и с сочувствием посмотрел на нее сверху вниз.

— Я же говорил тебе, что умею рассказывать только страшные сказки. И все с плохим концом. Это был я. И я даже не могу объяснить тебе, почему я это сделал.

Динка всхлипнула, уткнувшись носом ему в грудь, а он безжалостно продолжал:

— Если ты после этого никогда не захочешь меня вновь, то я пойму. Правда! Только не прогоняй меня. Позволь мне хотя бы просто быть с тобой рядом. Я буду беречь тебя, как самое большое сокровище, я буду заботится о детях Дайма, Тирсвада и Хоегарда. Только… позволь мне быть рядом с вами, — прошептал он, укладываясь рядом с Динкой и обнимая ее лапами. — Просто сегодня, кроме вас четверых, у меня никого больше нет… Я не ценил то, что у меня было и все потерял по своей вине. Но судьба дала мне второй шанс на счастье…

— Идите уже спать, — вдруг раздался в голове ворчливый голос Дайма. — Что толку от таких сторожевых?

Динка оглянулась, и увидела, что он спокойно сидит чуть поодаль и наблюдает за ними.

— А ты почему не спишь? — встревожилась она, высвобождаясь из лап Штороса.

— Не спится что-то, — буркнул Дайм, окидывая Штороса оценивающим взглядом. И Динка поняла, что он слышал. Если не все, то очень многое.

— Я могу спать рядом с Динкой? — с вызовом спросил Шторос у Дайма, прожигая его колючим взглядом.

Дайм некоторое время выдерживал его взгляд, а потом отвел глаза в сторону Динки.

— Ты не причинишь ей вреда, — ответил он. — Никогда.

— Почему ты так в этом уверен, если даже я не знаю, чего от себя ожидать? — вдруг истерично выкрикнул Шторос, пятясь и скалясь на Дайма.

— Потому что Динка — не Крилла, а ты не один со своими чувствами. Я, Тирсвад и Хоегард — мы все рядом с тобой. И, если тебе будет слишком плохо или слишком хорошо, ты всегда можешь рассчитывать на дружеские объятия и дружеский тумак.

— Когда тебе было плохо что-то ты не просил о дружеском тумаке, — буркнул Шторос, успокаиваясь.

— Мне хватило ваших объятий, — ответил Дайм. И Динка сразу ему поверила. Вот что помогло ему так быстро справиться с горем — близость ее и остальных членов их стаи. Он все еще грустил по матери, но уже мог жить с этим дальше. — А теперь проваливайте отсюда. И выспитесь как следует, чтобы завтра нам дойти до площадки мира за один переход.

— Да, Вожак, — Шторос подобрался и, кивнув Дайму головой, подтолкнул лапой Динку под зад, чтобы она спускалась в укрытый скалами лагерь первая.

Тирсвад устроился в самом дальнем углу площадки и беспокойно спал, тревожно прядая ушами и подергивая хвостом во сне. Динка не решилась его беспокоить и улеглась рядом со свернувшимся клубком Хоегардом. Шторос задержался рядом с Даймом. Но Динка больше за них не беспокоилась. Возможно, они действительно смогут поддержать друг друга лучше, чем сделает это она сама.

Динка втиснулась между поджатых серых лап, положила голову на мягкий теплый живот и безмятежно уснула. Через какое-то время Хоегард выбрался из-под нее, и его место занял Шторос, но она лишь устроилась поудобнее, сонно обхватив шею варрэна лапами, и уснула дальше. Усталость от долгого бега была слишком велика.

Проснулась она от голоса Хоегарда в своих мыслях:

— Тревога! Просыпайтесь!