Когда мы были осколками

Глава 7. Лиам

♪ Lost the Game – Two Feet

Музыка всегда, сколько я себя помню, была частью моей жизни. Каждый звук, каждый аккорд дурманили меня словно тяжелый наркотик. И самое удивительное в музыке – когда она захватывает тебя целиком, боль отступает. Она работает как природное обезболивающее. Достаточно закрыть глаза и представить вокруг себя лучший мир, мир, где ты главный герой собственной истории, где нет ни горя, ни опустошенности. Поэтому, несмотря на то что после ухода отца у меня с гитарой сложные отношения, музыка все еще остается моим спасением, моим источником счастья. Но и боли тоже. Одни песни уносят меня в наши с ней общие воспоминания, другие – вскрывают грудную клетку.

Мы с Луной по-разному относились к музыке. Я прибегал к ней, чтобы успокоиться, а Луна – чтобы заглушить тишину и сбежать. Теперь мне ясно, что музыка спасла нас обоих. Каждого – по-своему. Мы представляли, как создадим лейбл и будем подписывать контракты с артистами, которые изменят жизни слушателей так же, как изменили наши. Я исполнил эту мечту, когда создал в Чикаго независимый лейбл, но теперь, после этой сделки, она по-настоящему ожила. Затронул бо́льшую аудиторию и плюнул в лицо всем тем, кто сомневался в моих способностях. Тем, кто смеялся над моими амбициями. Тем, кто, едва заметив, что ты готов дерзнуть на большее, чувствует угрозу и делает все, чтобы погасить пламя внутри тебя. Я, человек асоциальный и сломленный, теперь занимаю пост генерального директора. Звучит неплохо, хотя неприятное послевкусие все же мешает мне насладиться этим сполна.

Луна. Имя, источающее ядовитый фимиам.

♪ Отпиваю виски, глядя на город сквозь огромное панорамное окно кабинета. Я только вернулся в Нью-Йорк после серии встреч с продюсерами. Пытался затянуть визит насколько было возможно, но пришло время взглянуть прошлому в глаза. В двадцать пять лет, с огромным грузом ответственности на плечах, я не могу позволить себе потерять голову из-за бывшей возлюбленной. Если растеряюсь, увидев ее, – перестану себя уважать. У меня и без того полно забот. Директора конкурирующих лейблов только и ждут промаха и кружат вокруг моих артистов, как акулы, почуявшие кровь.

Я улыбаюсь, читая только что пришедшее от Маттео сообщение, в котором он предлагает мне пойти поохотиться. Так и написал, слово в слово. Какой ненасытный. Подумать только – когда-то я замечал лишь одну девушку во всем белом свете. Помню, как искал в Интернете, когда не мог облечь свои чувства в слова, «почему у меня болит в груди, когда Луна на меня смотрит». Вот что я вбивал в поисковую строку. Черт возьми, каким же я был дебилом. Сейчас я смеюсь, вспоминая об этом. Но тогда, увидев результаты поиска, мне было не до смеха. Чем больше я читал, тем больше убеждался, что умру от какой-нибудь болезни сердца. Целую неделю я вдвое чаще занимался спортом и не ел сырные сэндвичи на гриле. А потом до моего недоразвитого мозга наконец дошло, что нет, мой час еще не пробил. Я просто влюбился в лучшую подругу. Единственную девчонку, в которую влюбляться было нельзя. Девчонку, которая восхищала меня просто тем, что существовала. Дышала. И я не мог позволить этому случиться.

Стоит лишь подумать о ней – и меня захлестывает ярость. Пальцы крепче сжимают бокал, а челюсть сводит так, что боль тут же отдает в затылок.

В дверь стучат, и я, переселив желание разнести все к чертям, ставлю бокал на мини-бар.

– Войдите.

В кабинет проскальзывает Саманта, моя заместительница.

– Привет, Лиам, – бросает она.

Приветствую ее кивком, и она проходит к столу, ладонью скользнув от моего предплечья до плеча. Саманта, бесспорно, эффектная женщина. И ее намерения на мой счет вполне прозрачны. Совсем как ее блузки. Но я придерживаюсь золотого правила: не смешивать работу и удовольствие. И инстинкт самосохранения подсказывает мне прикидываться дурачком рядом с ней.

Я отворачиваюсь к окну, сунув руки в карманы, когда в дверь снова стучат. Чужой голос разрешает постучавшей войти и сесть. Повисшее в воздухе напряжение становится почти осязаемым. В голосе Луны мне знакома каждая интонация. Гнев. Печаль. Радость. В конце концов, когда-то ее голос был моей любимой мелодией. И хоть эта сука-судьба и развела нас до нашей первой ночи, мне достаточно лишь закрыть глаза, чтобы услышать потрясающий звук, срывающийся с ее губ, когда она кончает. Но сегодня мой слух улавливает тревогу. Какая приятная мелодия. Никто не хотел бы появиться в кабинете босса всего через несколько дней после вступления в должность. Подавляю охватившую меня эйфорию, чтобы не упустить ни слова из их разговора.

– Рада видеть, что тебе уже лучше, – начинает Саманта.

– Спасибо.

– Ты, должно быть, догадываешься, почему тебя сюда вызвали.

Тишина стоит такая, что еще чуть-чуть – и я услышу, как ее сердце качает кровь.

– Нет, – просто отвечает она.

– Нужно ли нам беспокоиться на твой счет?

– Не понимаю вопрос.

Кашлянув, Саманта переходит на тон, слишком серьезный для этого цирка.

– Ты больна?

– Простите?

– В моем вопросе нет никакого подвоха, Луна. Ты упала в обморок в коридоре. Мы заботимся о здоровье своих сотрудников.

– Я… – Она прочищает горло. – Я здорова.

– Ты беременна?

Я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладонь. Луна беременна? При мысли об этом во рту появляется мерзкий привкус горечи.

– Вы не имеете права задавать мне подобные вопросы.

В ее голосе крепнет уверенность, и на моих губах расцветает непроизвольная улыбка. А вот и настоящее лицо маленькой дьяволицы.

– А ты была обязана не скрывать от нас состояние здоровья, – возражает Саманта.

Ясно. Она подошла к своей роли максимально серьезно. Когда я сказал ей вызвать Луну на ковер, чтобы запугать ее, она не стала задавать вопросов. Честно говоря, сказал я следующее: «Вызови Коллинз и напугай ее – хочу посмотреть, на что она способна». Похоже она решила, что это своеобразное посвящение, и подумала, что, если будет подчиняться мне беспрекословно, я все же нагну ее над столом.

– Я не беременна…

Она едва скрывает раздражение, а у меня с плеч как по волшебству испаряется огромный камень.

– Просто сильно обезвожена.

– Нам, разумеется, понадобится справка от врача.

– Вы обвиняете меня во лжи? Послушайте, – продолжает Луна, – к чему вы ведете? Если хотите в чем-то меня уличить или выставить меня лгуньей, чтобы уволить, не скрывайте свои намерения за абсурдными вопросами. Что конкретно вменяется мне в вину? У меня даже не было возможности себя проявить. Вы взяли меня, потому что заметили мой талант, так пусть человек, который действительно во мне сомневается, в кои-то веки найдет у себя яйца и сам скажет мне об этом.

– Мисс Коллинз! – возмущенно вскрикивает Саманта.

Уж у нее-то яйца есть, раз она говорит обо мне в таком тоне. Теперь мои губы растягиваются в демонической ухмылке – я рад видеть, что внутри у нее, как и прежде, горит пламя. Пламя, которое сейчас прожигает мне затылок. И я разворачиваюсь, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Скольжу взглядом по ее длинным распущенным волосам, накрашенным красной помадой губам, черному платью-футляру до середины бедра и туфлям на головокружительной шпильке. Но дыхание у меня перехватывает не от ее наряда, а от взгляда, который она на меня бросает. Яростного. Презрительного. Чем сильнее я тебя задеваю, тем слаще вкус триумфа. Скалюсь ей в ответ, зная, что в этой хомячьей голове сейчас крутятся ругательства из бабушкиного арсенала.

– Не скрою, мистер Дэвис действительно высказывал некоторые опасения на твой счет, – поясняет Саманта.

– Вот как?

Она вскидывает бровь, бросая мне вызов. Мы пожираем друг друга глазами, полными злобы, не обращая на Саманту никакого внимания, хотя она неотрывно наблюдает за нашей молчаливой дуэлью.

– Так в чем именно он меня обвиняет? – спрашивает она, не разрывая зрительного контакта.

– В незрелости и неспособности оправдать оказанное доверие, – перебиваю я Саманту, уже было открывшую рот, чтобы ответить. – У тебя впечатляющий список стажировок и реализованных проектов, вот только ты слишком молода, чтобы занимать такой пост.

Ее взгляд темнеет.

– Вы стали генеральным директором в двадцать пять.

И что прикажете отвечать на это? Она действительно думает, будто я за ночь забыл и сколько мне лет, и какую должность занимаю в собственной компании?

– И мой опыт, как вы выразились, впечатляет.

– Оставь нас, Саманта.

Она немного колеблется, будто у нее есть выбор, но все же выходит, не глядя на меня. Следом за ней к двери направляется и Луна.

– А ты куда собралась? – резко бросаю я.

– Работать. Ты жалок, Лиам, как и твоя попытка меня запугать.

Медленно приближаюсь к ней и замечаю, что она задерживает дыхание. Моя ухмылка становятся шире, пока я тянусь губами к ее уху.

– Луна, только не забывай, что работаешь ты здесь только потому, что я тебе разрешил.

– Заканчивай с угрозами. Если бы ты хотел меня уволить, меня бы здесь уже не было, – отвечает она с легкой улыбкой.

Она ошибается. Я и впрямь хотел бы ее уволить, вот только эта стерва по контракту выторговала себе такие условия, что теперь я не могу этого сделать. Признаться честно, когда я его читал, меня почти переполняла гордость.

– Пиши по собственному.

– С чего бы?

Любой другой на ее месте подчинился бы моему ледяному тону, но не она. Эта дрянь снова упрямится. Выводит меня, и я не знаю, что чувствовать.

– Потому что я так сказал. Мы не можем работать вместе. Я не хочу видеть тебя в компании.

– Мы больше не дети, Лиам. Не путай мой профессионализм с заинтересованностью в тебе, потому что ты для меня больше ничего не значишь. Ты просто часть прошлого. Если не можешь отбросить ненависть, увольняй меня, но будь готов к судебному иску.

Ее тирада вырывает у меня еле слышный смешок.

– Ты почти убедила меня, крошка Луна.

Услышав старое прозвище, она дергается, а я наслаждаюсь вкусом этого слова на языке. Я столько лет не произносил его вслух. Делаю к ней еще шаг, ожидая, что она отступит, но она не двигается с места. Продолжает стоять с прямой спиной и поднятой головой, глазами метая в меня молнии. Нисколько не тронутый ее враждебностью, я на мгновение поддаюсь желанию и кончиками пальцев провожу по ее щеке. Ощутив прикосновение, Луна вздрагивает. Черта с два она ничего ко мне не чувствует. Нас обоих одновременно будто током прошивает, и я, осознав, что наши тела даже после стольких лет остаются в долбаном симбиозе, отдергиваю руку, будто обжегшись.

– Знаешь что? Я, пожалуй, оставлю тебя, чтобы хорошенько повеселиться, превращая твою жизнь в ад.

– Ни в чем себе не отказывай, Дэвис.

Меня сотрясает хриплый смех.

– Что ж, радость моя, да начнется игра.