– Это токсичная маскулинность, Луна. Ты сказала ему, куда он может свой совет засунуть? – возмущается Кэм.
– Тс-с, – раздраженно шипят за нами.
Кэм, заведенная после рассказа, оборачивается, готовая рвать и метать.
– Ой! Держите, – говорит она, протягивая руку женщине. – Я только что обнаружила ваш нос… в своих делах.
Пока Камилла ругается с незнакомкой под рекламу в кинотеатре, читаю с телефона статью, о которой говорил Кельвин. В памяти отпечатывается каждое слово. Путь Лиама, его лейбл в Чикаго, инвестирование в разные проекты и фрагменты его прошлого. Наименее трагические. В одном абзаце говорится об отношениях с матерью, крестной и ее дочерью, некой Софи. Чем ближе конец статьи, тем больше сжимается мое сердце. О Чарли нет ни слова. Как и о том дне, события которого, несмотря на молчание между нами, навсегда повисли над нашими головами дамокловым мечом. Теперь каждый раз, когда я вспоминаю о Шарлотте Дэвис, мне приходится глотать слезы. Но я отправляю свое сожаление в самый дальний уголок сознания.
Странное жужжание заставляет меня вскинуть голову. На моих глазах Камилла ныряет в сумочку и безо всякого стеснения достает оттуда фиолетовую секс-игрушку, чтобы выключить ее. Я прыскаю.
– Почему ты разгуливаешь с этим в сумочке?
– Это из-за дебильной статьи, которую меня заставила писать начальница, – ворчит она. – Мне надо протестировать десять игрушек, чтобы выявить лучшую.
– Да, но это не отвечает на мой вопрос.
– Я просто забыла ее вытащить.
Шокированная увиденным, женщина за нами пересела на другое место. Кэм нахохлилась, усаживаясь поудобнее.
– Почему не сказать ей, что ты хотела бы писать более серьезные вещи?
– Потому что даже после двух долгих лет пахоты на эту газету я, судя по всему, все еще считаюсь несмышленышем. Надо заткнуться и хавать, что дают. Вообще-то бесит меня не столько тема, сколько подход к ней. Я могла бы написать о том, почему индонезийские власти их уничтожают например, или о том, почему их запретили в Саудовской Аравии, но эта королева-мать даже слышать об этом не хочет.
Подруга всегда была инициативной и преданной своему делу, поэтому мне грустно видеть, как ее мечта превращается в кошмар наяву.
– Ты могла бы уйти на фриланс.
Она надувает губы и потирает пальцами, намекая на деньги.
– Там много не заработаешь, Лулуковка. Мне даже на мою долю аренды не хватит.
– Мне что, нужно произнести тебе нашу мотивационную речь, чтобы напомнить тебе, кто ты есть?
– Я для этого слишком трезвая.
Она пронзительно взвизгивает, когда я ее щиплю, и все поворачиваются на нас. Да, зал битком.
– Ладно, пока ты ищешь огненную тему, сразу скажу, что эта игрушка – дерьмо полное, – говорю я, указывая подбородком на сумку.
Кэм стонет, разрываясь между желанием поиздеваться надо мной и посочувствовать.
– Я их почти все протестировала, – добавляю я, поигрывая бровями.
– У тебя все получится, – подбадривает она меня, роняя голову мне на плечо.
– С игрушками – да. Но с мужчинами все иначе. Я не чувствую себя…
– В безопасности.
Да, я получаю удовольствие. Но разум не дает расслабиться. Когда кажется, что я уже близко, что могу коснуться пика кончиками пальцев, оргазм ускользает. Кэм я объясняла то, что со мной происходит, на примере воздушного шарика. Он надувается, становится больше, но стоит тебе на секунду отвлечься, сделать что-то не так, как он уже – фьють! – и сдулся. И так последние семь лет. В такие моменты я смотрю вдаль и жду, когда все закончится, злая и разочарованная оттого, что не могу избавиться от навязчивых мыслей и достичь нирваны.
– В каком-то роде… Это сложно. Когда я чувствую, что сейчас кончу, мне кажется, что я слишком обнажена, что уязвима, что сейчас я даю им возможность причинить мне боль, а я… я это ненавижу, – грустно вздыхаю я.
– А я ненавижу его, – шипит Кэм.
Несмотря на шум вокруг, между нами воцаряется тягостное молчание, и я спешу ее прервать.
– Может, с Кельвином я испытаю первый оргазм, – неуверенно говорю я.
Лучшая подруга резко поднимает голову и пытливо смотрит мне в глаза.
– Ты пойдешь с ним на второе свидание?
– Конечно.
– А как же Лиам?
– А Лиам может пойти в задницу.
Я слишком хорошо знаю улыбку – коварную, садистскую, – которая начинает плясать на ее губах.
– Что?
Приходится пригрозить очередным щипком, если она не объяснит.
– Вас тянет друг к другу, как мотыльков на огонь. Мне не терпится узнать, чем кончится эта история. Чувствую, будет интересно.
– Вау, как поэтично. Неудивительно, что тебе отдают самые стремные темы.
– Ах ты гадина!
Мы заливаемся смехом, и все в зале снова гневно оборачиваются на нас.
После кинотеатра мы возвращаемся домой.
– Ты что, иногда все-таки спишь у себя?
Камилла, метнув злобный взгляд в сторону Трэвиса, сидящего на нашем диване вместе с Кельвином, не остается в долгу:
– Я явно была пьяная, когда отдавала тебе дубликат ключей, потому что в трезвом уме я этого сделать не могла.
Не отрывая глаз от баскетбольного матча, Трэвис отвечает:
– А когда ты бываешь в трезвом уме, любовь моя?
Вечно они как кошка с собакой, хотя на самом деле готовы убить друг за друга. Это началось так давно, что теперь мне кажется странным, когда они не цапаются. Помахав парням, отправляюсь к холодильнику за бутылкой воды. Камилла тем временем успевает загородить экран, чтобы побесить Трэвиса.
– Надеюсь, ты не против, что я тут? – незаметно подойдя ко мне, тихо спрашивает Кельвин.
Вчера мы целовались. Это было мило. Знаю, ужасно так описывать поцелуи, но так все и было. Просто. Приятно. Как подобает. Конечно, он не потащил меня за угол, потому что ему не терпелось ко мне прикоснуться. Его пальцы не сомкнулись властно на моем горле. В животе не порхали бабочки. Нет… Губы Кельвина мягко прикоснулись к моим, а потом его язык скользнул мне в рот. Это было мило.
– Конечно, нет, – искренне отвечаю я.
Его лицо разглаживается. Провожая меня вчера, Кельвин признался, что терпеливо ждал моего возвращения из Лос-Анджелеса, чтобы пригласить на свидание. То, как он переживал, как был не уверен в себе, проделало небольшую брешь в моем панцире и заставило дать ему шанс. Не давлю на себя и двигаюсь маленькими шажками.
Странную тишину, повисшую между нами, разрывает радостный вопль Трэвиса. После Кельвин, извинившись, уходит в туалет, а я, дождавшись его ухода, награждаю пустую голову Трэвиса подзатыльником.
– Ты хоть предупреждай в следующий раз, что у нас гости, – резко бросаю я.
– Блин, прости, Луна-парк, он спросил, что я делаю этим вечером, а я ответил как есть. Свидание плохо прошло? Мне его выгнать?
Я знаю – несмотря на то что они друзья, Трэвис без колебаний так бы и поступил, лишь бы я чувствовала себя в безопасности.
– Не надо, все хорошо, – успокаиваю я его, прежде чем задать вопрос, который волнует меня уже какое-то время. – Ты хотел бы снова начать общаться с Лиамом?
Его пальцы крепче сжимаются на пульте. Камилла, сидящая рядом со мной на двухместном диванчике, ждет ответа парня с не меньшим любопытством. Не глядя на нас, он отвечает хрипло:
– Если я и встречусь с ним, то только для того, чтобы дать ему в морду. Так что пусть держится от меня подальше.
Я знаю друга детства от и до. Уход Лиама задел и его тоже. Он ведь скрылся как воришка, не попрощавшись ни с кем из нас. А мы ведь были его семьей. Иногда слова обгоняют наши мысли и оставляют неизгладимый след. Трэвис не стал долго выбирать между мной и Лиамом. Мы трое всегда будем неразлучны.
– Тут твоя телефонная будка звонит! – кричит Камилла в коридор.
Оттуда выбегает Кельвин, хватает телефон и уходит, чтобы ответить. Как он сам сказал, современные технологии пугают его. Естественно, Камилла не преминула взять это на вооружение и теперь подтрунивает над ним из-за размера его телефона. Она не представляет, как можно жить без сенсорного экрана, соцсетей и «Сири». Когда он через пару минут возвращается и садится в кресло напротив, мое сокровище продолжает его пытать:
– Вот как возможно, что тачка у тебя последней модели, а телефон – такое недоразумение? Ты хоть сообщение там можешь прочесть или без лупы никак?
Я смеюсь, наблюдая за ее кислой миной.
– Без телефона я проживу, – отвечает он со смешинками в глазах. – А вот на тачку я копил годами. И ради этого даже поселился в халупе с невменяемым соседом. Об этой машине я с детства мечтал.
После такого ответа у нее пропадает желание дразнить его, а Кельвин поворачивается ко мне и, улыбнувшись, подмигивает. Да, он определенно милый.