Когда мы были осколками

Глава 41. Луна

♪ Weightless – Adam French

На следующий день, с тяжестью в животе и легким похмельем, я отправилась в студию на седьмую запись альбома Орхидеи. Я проспала всего два часа, в основном из-за того, что обдумывала план, как избавиться от Дэниела, и отчасти потому, что мы поздно разошлись. Ничто во мне не выдавало внутреннего волнения, так что лучшие друзья даже не догадались, что меня что-то беспокоит.

Поверь мне, ты не захочешь пропустить эту встречу.

Я устала быть жертвой. Он должен заплатить.

Прежде чем открыть дверь студии, делаю глубокий вдох и растягиваю губы в легкой улыбке. Меня встречают радостные Орхидея и Лиам. Тело откликается сразу. Я впервые вижу Лиама после нашего возвращения из Сиэтла пять дней тому назад, потому что он был в Майами с Софи. Эта мерзкая манипуляторша испытывает к нему какие-то чувства. Мы переписывались каждый день обо всем и ни о чем, кроме прошлой ночи. Из-за выпитого алкоголя и, конечно, страха, смешанного с ревностью, я перестала отвечать на его сообщения, и тогда он позвонил. Но мне не хватило духу услышать его голос. В конце концов я получила «скажи хотя бы, все ли в порядке», но ничего не ответила, потому что не хотела лгать.

Когда его взгляд останавливается на мне, я читаю на его лице смесь озабоченности и облегчения.

– Меня озарило во сне, – начинает Орхидея. – Я думаю, что в песне «Down» фортепиано стоит заменить гитарой.

– И часто к вам приходят подобные откровения? – смеется Марли.

– Да! Я хочу попробовать что-то новое. Что скажете? – спрашивает она, глядя на нас с Лиамом.

– Почему бы и нет, – говорит Лиам. – В конце концов, ты же тут творец. Если ничего не получится, вернемся к первоначальному варианту.

– Спасибо! – приходит она в восторг. – Эта идея пришла мне в голову, когда ты сказал, что в детстве играл на гитаре. Не хочешь аккомпанировать мне сегодня?

Почему он рассказал ей об этом?

– Ты хочешь, чтобы Лиам играл? – ошарашенно спрашиваю я.

– Да, я так и не научилась на ней играть.

Кровь отливает от лица Лиама. Никто не знает, насколько чувствительной темой для него является игра на гитаре. Хотя я надеялась, что после стольких лет все изменилось, его реакция говорит о том, что он все еще не играет. Марли и Орхидея настолько погружены в процесс, что не замечают перемен. Тогда я вмешиваюсь:

– Я подыщу тебе другого музыканта, а пока мы можем поработать над куплетом «My Weakness».

Бросаю взгляд на Лиама, который все еще смотрит куда-то сквозь меня.

– Я просто хочу получить общее представление о том, не иду ли я куда-то не туда, понимаешь? Даже если это не идеально, – теперь она обращается к Лиаму, – это не важно. Так ты в деле?

– Нет, – повышаю я голос. – У нас есть расписание, которого мы должны придерживаться. И, Лиам, тебе лучше уйти. Все это нас задерживает.

Орхидея уже собирается ворчать, как вдруг раздается голос:

– Я буду тебе аккомпанировать.

Оборачиваюсь к нему, совершенно ошеломленная.

– Лиам, ты не должен этого делать, – шепчу я так, чтобы слышал только он.

– Все в порядке, Лу.

Я вижу тот момент, когда он надевает маску уверенного в себе, дерзкого человека. Но также вижу его скрытую хрупкость. Зачем он так поступает с собой?

Счастливая Орхидея едва не прыгает на месте, когда Лиам, как робот, идет к тон-залу. Устроившись, берет гитару и надевает наушники. Я смотрю, как он изучает партитуру, которую дала ему Орхидея. Но как только он берет в руки гитару, его уверенность улетучивается. Тело напрягается, плечи сжимаются. Кажется, дотронься до него – и он расколется на две части. Ему неудобно, он несколько раз сглатывает, пытаясь найти удобное положение на табурете, но мы оба знаем, что ему это не удастся. Его глаза даже не ищут меня. Он просто опускает голову, сосредоточившись. Мое беспокойство усиливается, стоит мне бросить взгляд на пальцы, перебирающие струны. Рефлекторно грызу кожу большого пальца, пытаясь успокоиться. А когда возвращаюсь в реальность, понимаю, что впервые слышу, как он играет. Чувствуя, что меня шатает от напряжения, прижимаюсь к плечу Марли.

– Ой, Луна! Да что с тобой такое? Ты меня сейчас задавишь. Просто дыши. Я чувствую все твои плохие вибрации.

– Если вы готовы, начинаем, – говорит продюсер.

Лиам кивает, и на секунду наши глаза пересекаются. Я слегка киваю, чтобы успокоить его, хотя внутри меня бушует цунами. Затем он вдыхает, и первые аккорды гитары наполняют тон-зал. Его пальцы дразнят и ласкают струны. Чем больше он играет, тем больше становится тем человеком, которого мы все знаем. Мощным, непоколебимым. Затем звучит голос Орхидеи. Полная гармония. На наших глазах происходит уникальное событие. Глядя на него, можно подумать, что он даже наслаждается. Возможно, это поможет ему примириться с инструментом и обрести покой, в котором он так нуждается?

Только когда слеза падает мне на руку, я понимаю, что плачу. Мне больно за него. Ведь я знаю, что под его маской скрывается ребенок. Испуганный и беспомощный. От этого зрелища сводит живот. Я останавливаю себя, чтобы не побежать к нему, не взять за руки и не сказать, что он не должен был этого делать, что у него есть право отказаться.

– Вы так дали жару, что Луна плачет, – говорит Марли.

Переполненная впечатлениями, даже не замечаю, что песня закончилась. Заставив себя улыбнуться, незаметно вытираю слезу. Когда Лиам встречается со мной взглядом, его эмоции выходят из-под контроля. Он откладывает гитару и выбегает из студии. Орхидея, Марли и продюсер смотрят на меня так, будто у меня есть ответы на все вопросы.

– Я ухожу, – просто говорю я.

С сердцем, несущимся со скоростью сто километров в час, отправляюсь на его поиски. Лиам стоит в коридоре – ладони прижаты к стене, голова втянута в плечи. Слышен лишь звук прерывистого дыхания. Растерянность и боль, которые я в нем распознаю, поражают меня в самое сердце. Ради всего святого. В последний раз я видела его таким уязвимым в тот день, когда наши отношения закончились. Наблюдая за мучениями человека, который обычно так уверен в себе, я чувствую себя беспомощной. Но когда он начинает дрожать и из его стиснутых челюстей вырывается всхлип, мое сердце не выдерживает, я кладу руку ему на предплечье. Но он тут же отстраняется.

На его лбу выступают капельки пота, а глаза наливаются кровью. Он выглядит усталым и разбитым, будто заново переживает те моменты, когда чувствовал себя слабым. Его гнев направлен не на меня. А против собственной истории, несправедливости, детской беспомощности. Он не хочет, чтобы я видела его таким. Обессиленным. Ослабленным. Только я буду не я, если брошу его тогда, когда он нуждается во мне. Я могла бы уйти, оставить его одного в этом хаосе и позволить внутренним демонам захватить все его существо, но я выше этого. Я знаю его лучше, чем кто-либо другой. Он – это я, а я – это он. Две израненные души, ищущие надежду, потерянную слишком давно. Поэтому я осторожно приближаюсь к нему, нежно кладу одну руку на его щеку, а другую – на сердце.

– Мне нужна минутка. В одиночестве.

Его голос – просто шепот. Но когда он смотрит в мои глаза, я слышу, как бьется его сердце, крича: «Пожалуйста, не уходи». Поэтому просто прижимаюсь к его груди и вкладываю все, что хочу сказать, в эти объятия. Говорю ему: «Не дай ему победить». Словно услышав меня, он начинает качать головой.

Когда я не двигаюсь, он добавляет:

– Как тебе это удается? Откуда ты всегда знаешь, что нужна мне? – бормочет он, прижимаясь лбом к моему.

– Было время, когда у нас было одно сердце на двоих.

Несмотря на все, что между нами было, он – тот самый человек, который был рядом в самые важные моменты моей жизни. Пустота, которую он оставил после своего ухода, никуда не делась. И только он способен ее заполнить.

– Я не смогу снова играть.

Я готова рассыпаться на месте.

– Найду кого-нибудь другого. Обещаю.

Его ледяные руки, словно обескровленные, обхватывают мое лицо. Наши дыхания сливаются воедино, один взгляд растворяется в другом. Сердце вновь начинает биться – так меня волнует его взгляд. Тело лихорадит. Порой он тратит столько сил, чтобы оттолкнуть меня, но при этом глаза его так выразительны. Должна ли я прислушиваться к тому, что вижу в них, или доверять только действиям? Человек, который когда-то сказал, что поступки говорят громче слов, вероятно, прав. Однако он забыл указать, что делать с этими чертовыми изумрудно-зелеными глазами, которые говорят мне об обратном. Которые говорят мне, что я самая прекрасная и самая желанная женщина на свете. Самая любимая.

– Мне кажется, я схожу с ума.

– Почему?

– С тех пор как ты приехала, меня кроет. Я не могу, Лу… Я обещал ей. Я не могу снова ее подвести. Я просто не могу.

Его голос обрывается на полуслове.

– Лиам, я не понимаю.

Не отвечая, он приникает к моим губам в медленном, глубоком поцелуе. Поцелуе, полном нежности, боли и отчаяния. Прижимает меня к стене, не разрывая контакта. В голове срабатывает сигнал тревоги. Мне следует оттолкнуть его, потому что внутри него, кажется, идет война, в которой мне не победить, но меня так тянет к нему, мне так хочется ощущать вкус его губ. Из его горла вырывается рык, когда я стону ему прямо в рот. Каким бы чувственным ни был этот поцелуй, мы задыхаемся. Ничто из того, что мы делаем, не кажется достаточным. Ничто не утоляет жажду, которую мы испытываем. Между нами все слишком очевидно. Слишком хорошо.

– Я никогда не смогу удовлетвориться одной ночью, Луна, – шепчет он мне в губы. – Скажи мне, что ты тоже не можешь. Скажи, что не только я схожу с ума, что ты тоже это чувствуешь.

Он хватает меня за руку и кладет ее себе на сердце, которое в идеальной симфонии бьется с моим собственным.

– О черт, простите.

Случайно застукавший нас Марли убегает, как кролик. Мы неохотно отлепляемся друг от друга, тяжело дыша, с губами, опухшими от поцелуев. Какое-то время просто смотрим друг на друга, затем он поворачивается на пятках и устремляется в следующий лифт. Я смотрю ему вслед, не пытаясь удержать, потому что знаю, что однажды он вернется ко мне.

На часах три часа ночи. Закрыв дверь квартиры, из последних сил несусь на кухню в поисках чего-нибудь съестного. Тут же хватаю коробку «Миль Попс», которую купила Камилла, и ем хрустящие колечки без молока. Опираясь локтями на кухонный остров, запускаю по телевизору эпизод «Друзей» как раз в тот момент, когда на экране телефона высвечивается имя Лиама. Он молчит, и звук его дыхания убаюкивает нас. Через несколько долгих секунд он нарушает тишину.

– Спасибо, – бормочет он.

Не спрашиваю, о чем он говорит. И так ясно, о чем.

– Тебе лучше? – спрашиваю я.

– Нет, – шепчет он.

– Где ты сейчас?

Тишина.

– В машине… возле твоего дома.

Сердце бешено колотится, когда я направляюсь к большому окну и вижу его BMW, припаркованный на тротуаре напротив. Самого Лиама не видно – лишь тени в салоне.

– Поднимайся. Камилла у Ти.

– Нет, я… Можно тебя кое о чем попросить?

– Конечно.

– Давай представим, что мы снова в моем гамаке. Только сегодня.

Эта мольба будоражит что-то во мне.

– Хорошо.

Сажусь на диванчик у подоконника.

– Закрой глаза, – мягко начинаю я. – Представь, как я прижимаюсь к твоей груди, с одним наушником в ухе. Музыка усыпляет нас, ты рисуешь круги на моей спине, а я играю с волосами, спадающими тебе на лоб.

– Мне нравится, когда ты так делаешь, – шепчет он.

– Знаю.

Он усмехается, и я вижу, как он меняет положение.

– А потом, – продолжает он, – дождь наконец заканчивается, и мы проводим ночь в постели за просмотром «Друзей».

– Именно это я и смотрела, пока ты не позвонил.

– Знаешь, что мне нравится больше всего? Наблюдать за тобой, когда ты смотришь этот ситком. То, как морщишь носик и проговариваешь все диалоги. Как заливаешься смехом, словно впервые смотришь эту серию. Я люблю, когда ты засыпаешь, положив руку мне на сердце. Скучаю по этому каждый день, Луна. Скучаю по своей лучшей подруге. Скучаю по тебе. Иногда, когда я просыпаюсь и понимаю, что ты больше никогда не будешь со мной, мне не хватает воздуха. Мне кажется, что я задыхаюсь.

Каждое его слово отзывается во мне ноющей болью.

– Лиам… ты не можешь так говорить, – сдавленно всхлипываю я.

– Да, радость моя. Мы в гамаке, не забывай. Это наше убежище.

– Скажи это еще раз. Мне нравится, когда ты меня так называешь.

Подтягиваю колени к груди, не отрывая взгляда от машины.

– Радость моя, – повторяет он, и я слышу улыбку в его голосе. – Знаешь, почему я тебя так называю?

– Нет, – признаюсь я.

– Когда ты отдалилась от меня в школе, мне показалось, что ты забрала мое сердце и всю радость с собой. И тогда я понял, что оно принадлежит тебе. Понял, кем ты была для меня. Черт возьми, ты и была моим сердцем, Луна. Тем, что поддерживало во мне жизнь, не давало мне развалиться на части. Ты была для меня всем.

Слеза скатывается по щеке и падает мне на колено.

– Лиам…

– Спасибо за сегодняшний вечер.

Он вешает трубку.

Затем машина с визгом уезжает, и я чувствую, как огромный груз давит мне на грудь, не давая вздохнуть.

– И я по тебе скучаю, – шепчу я про себя.