Лиам, 15 лет – Луна, 13 лет
Луна молчит, явно пытаясь справиться с ужасом. Кэм и Трэвис катаются на огромном осьминоге, пока я пытаюсь убедить ее прокатиться со мной.
– Я умру! – паникует она, не сводя глаз с аттракциона. – Смотри, они же там вверх тормашками!
– Ну давай, Лу, будет весело. Обещаю держать тебя за руку все время. Или тебе слабо?
– Нет уж! В этот раз не прокатит. Можем сходить на колесо обозрения.
Я делаю вид, что блюю, сунув два пальца в рот. Колесо обозрения – для старикашек, которых на один вечер выпустили из хосписа.
– Ты иди, если хочешь, а я преспокойненько подожду тебя там, где под ногами будет твердая земля.
– Нет, я без тебя не пойду.
– Лиам, ты же давно сюда хотел.
– Нет.
– Да.
– Нет.
– Дятел.
– Вредина.
– Дурак.
– Вонючка.
Мы взрываемся смехом. Пока бредем по аллее, опускается вечер, но воздух еще не успевает остыть. Я рад, что она здесь со мной, но не перестаю думать о Чарли. Мы с Луной умоляли ее пойти с нами сегодня, но напрасно. Она полюбила оставаться у себя в комнате и чатиться на форумах. Кошмары, к счастью, стали реже. Но что-то в ней поменялось, и меня ранит с каждым днем растущая между нами пропасть. В Англии мы с ней были заодно – против этого урода Майка. Но теперь, когда она становится старше, наша близость ускользает сквозь пальцы.
Луна тянет меня за руку, обрывая ход мысли. Она наверняка почувствовала, что что-то не так, и теперь пытается разгладить пальцами залегшую у меня между бровей морщинку.
– Ты же знаешь, что ты лучший старший брат на свете?
Боже. Как она это делает? Угадывает то, о чем думаю. Всегда находит слова, после которых боль отступает. Я киваю, хотя каждый день доказывает мне обратное.
Вечер идет своим чередом. Мы катаемся на самых безопасных аттракционах. Я выигрываю ей плюшевую Ариэль, а она просаживает все мои жетоны, пытаясь забросить мячи в баскетбольные корзины на стенде. Ей удается забросить один, и я шутливо оплакиваю вечера, впустую потраченные на то, чтобы научить ее играть. Наши пальцы соприкасаются, пока мы стоим в очереди к дому с привидениями. Она, похоже, даже не замечает этого, а у меня сердце несется вскачь. Мы с Луной все время касаемся друг друга. Я успел привыкнуть к запаху ее кожи. Черника, ваниль, кокос. Успел перецеловать каждый сантиметр ее лица, и ни разу это не грозило мне сердечным приступом. Но сегодня пальцы покалывает, а левая нога нервно дергается из-за того, что я не могу успокоиться. Просто возьми ее за руку, ты же все время так делаешь, она не заметит разницы. И, черт. Я переплетаю наши пальцы. Из-за этого простого жеста я так переволновался, что чуть не уронил чуррос на золотистые сандалии Луны, но она поворачивается ко мне и улыбается. Улыбнись, Лиам, черти бы тебя драли. Я пытаюсь, но моя гримаса больше похожа на симптом инсульта. Она хмурится.
– Дэвис, ты что, боишься привидений?
– Посмотрим еще, кто будет визжать от страха, Коллинз.
Она показывает мне язык и снова улыбается. Тут же налетевший порыв ветра колышет светлые волосы, и я едва не умираю от того, как она прекрасна. То ли по привычке, то ли потому, что руки чешутся прикоснуться, я убираю одну непослушную прядку ей за ухо, и она – готов поклясться – перестает дышать. Если у нее в голове проскакивают те же странные мысли, что и у меня, то она чертовски умело это скрывает. После нашего почти поцелуя мы не пытались больше вернуть упущенный момент, хотя, если честно, я умираю от желания повторить. Но стоит мне набраться храбрости, чтобы предложить ей это, как внутренний голос начинает меня отговаривать. Так что я, как обычно, заставляю себя не смотреть на ее губы. Не хочу даже хотеть смотреть на них. Поэтому быстро отвожу взгляд и начинаю жаловаться на то, что мы уже вечность торчим в этой долбаной очереди. А потом Луна вдруг вскрикивает:
– Фотобудка!
Мы бросаемся внутрь. Начинаем с простеньких поз, а потом начинаем корчить смешные рожи. Она садится мне на колени, обвивая рукой шею.
– Поцелуй меня в щеку, – с улыбкой предлагает она.
Сглотнув, я подчиняюсь. Ослепительная вспышка ловит этот момент. Ее кожа покрывается мурашками, а меня будто прошивает разряд. Несколько долгих секунд мы смотрим друг другу в глаза. Я не дышу. Она не улыбается. Наши тела замирают, и время останавливается. Мне интересно, остался ли на ее губах вкус сахарной ваты, которую она недавно ела? Как она отреагирует, если я наклонюсь и поцелую ее? Ее сердце не выдержит, как и мое? Вряд ли.
У нее перехватило дыхание. Я точно знаю, потому что ее грудь прямо у меня под носом, и она не вздымается. Кажется, у меня даже уши вспотели. Я и не знал, что человеческое тело на это способно. Когда глажу ее по щеке, она закрывает глаза, но вспышка срабатывает еще раз, вырывая нас из маленького мирка, в котором есть только мы вдвоем. Луна судорожно вдыхает и выбегает наружу, а я остаюсь внутри, чтобы прийти в себя. Когда выхожу, мы вместе рассматриваем получившиеся фотографии.
– Камилле нравится Трэвис, – вдруг говорит она ни с того ни с сего.
– Реально? Она сама тебе об этом сказала?
– Как думаешь, ей стоит признаться?
Она вертит в руках снимки, не сводя глаз со своих пальцев на ногах, выкрашенных иссиня-черным лаком. И я, не задумавшись, отвечаю:
– Боюсь, они разрушат свою дружбу, если попробуют что-то такое.
Когда она поднимает голову, на долю секунды мне мерещится грусть в глубине серых глаз. Она слабо улыбается и говорит:
– Ты прав. Лучше им остаться друзьями.
Затем, опустив голову, она протягивает мне руку. Не обращая внимания на легкий укол в сердце, хватаю ее ладонь и иду за ней по аллее, думая, что пошел бы за этой девчонкой на край света, если бы она попросила.