Глава 29. Лиам


Луна хихикает, глядя на мои руки.

– Чего улыбаешься? – спрашиваю я.

– Ты не забыл.

Не сразу понимаю, о чем она говорит, пока не опускаю взгляд на собственные пальцы. Оказывается, я машинально забрал у нее гамбургер, чтобы вытащить из него все огурцы и переложить в свой. Будто и не переставал так делать все эти годы.

– Тебя это удивляет?

Если честно, я тоже их ненавижу и забираю их у нее только потому, что знаю, какое отвращение она к ним питает, а я не выношу, когда еду выбрасывают. Но ей я об этом никогда не скажу.

– Не ожидала, что ты будешь помнить обо мне все до мельчайших деталей.

Усмехнувшись тому, насколько ее предположение неверно, вытягиваюсь на сиденье и скрещиваю руки на груди.

– У тебя двадцать семь веснушек, и тебя парит, что это нечетное число. Заходя в комнату, ты первым делом включаешь музыку, чтобы заполнить тишину. Спишь ты, накрывшись одеялом с головой. Прикусываешь кончики пальцев, когда нервничаешь. Ах да! Еще у тебя аллергия на авокадо и сою.

И только закончив перечислять, я понимаю, что на каждый вздох Луны отзываюсь всем своим существом.

– Выпендрежник, – говорит она, краснея.

– Значит, вот это тебя смущает?

– Отстань, – пищит она. – А ты проводишь рукой по волосам, когда волнуешься из-за меня.

– А вот и нет, – отрицаю я.

– А вот и да.

– Врушка.

– Нудила.

– Нахалка.

– Дурак.

Придвинувшись, она отвешивает мне щелбан, как не раз делала в детстве. А когда собирается отодвинуться обратно, одной рукой я хватаю ее за запястье, а второй обхватываю затылок, чтобы приблизиться нос к носу. Смешать дыхание. Несколько секунд я жду, что она меня оттолкнет, но, стоит ей затрепетать, как я впечатываюсь своими губами в ее. Пока она мнет мою рубашку, опускаюсь ниже, к шее, чтобы почувствовать под пальцами ее частый пульс. Через несколько минут разрываю поцелуй и наблюдаю за тем, как она пытается прийти в себя.

– Зачем ты это сделал? – спрашивает она, с трудом переводя дух.

– Это единственный способ тебя заткнуть.

Она отворачивается, чтобы спрятать улыбку.

– Я в туалет.

Проводив ее взглядом, пользуюсь моментом, чтобы отправить пару писем. Естественно, у меня висит уже пять пропущенных и два сообщения от Одессы. Наверняка она уже знает о том, что офис я покинул в сопровождении Луны, и уже на пути в полицию, чтобы заявить о моей пропаже.

В тот день, когда я сказал ей, что передумал увольнять Луну, Оди, вопреки ожиданиям, не стала кричать, и в каком-то смысле это оказалось даже хуже. Она просто сказала не бежать плакаться ей, когда эта история неминуемо обернется для меня катастрофой. Я не знаю, почему судьба решила вновь свести нас с Лу, но я отказываюсь приписывать ей дурные намерения. Что же до отмененной встречи с инвесторами, то я разберусь с последствиями.

Луна возвращается с улыбкой на лице, не догадываясь, что скоро от той не останется и следа, потому что нам предстоит обсудить то, что нас сюда привело.

– Что думаешь делать с матерью?

Ее плечи напрягаются.

– Не знаю, – отвечает она, опустив глаза на мороженое.

Она, видимо, думает, что если не смотреть на меня, то я исчезну.

– Я знаю, как тебе больно, но мне кажется, что тебе стоит присутствовать в жизни этого ребенка. Ты же всегда хотела большую семью?

Она берет картошку фри и макает ее в ванильное мороженое, не обращая на мои слова внимания.

– Этот ребенок не выбирал родителей, но, если твоя мать будет относиться к нему так же дерьмово, как и к тебе, ему понадобится твоя помощь. Из тебя выйдет прекрасная старшая сестра. Это очень приятное чувство, когда карапуз хвостиком за тобой ходит и пытается повторять все, что ты делаешь. Я помню, как Чарли…

Луна поднимает голову, и, осознав, чье имя только что произнес, я тут же умолкаю. О чем я отказываюсь говорить с Луной, так это о Чарли. Она это понимает, и ее взгляд тут же заволакивает дымкой. Я прочищаю горло, чтобы избавиться от застрявшего в нем кома и продолжить разговор, но Луна меня опережает.

– Лиам, нам нужно поговорить о том дне. Я хочу, чтобы ты знал: я всю жизнь буду жалеть о том, что сказала тогда Таллуле.

Стискиваю зубы и прячу дрожащие руки под стол, хватаясь за край диванчика так, что костяшки пальцев белеют.

– Луна, пожалуйста. Тебе не кажется, что сегодня мы и без этого пролили немало слез?

Она открывает рот, но, передумав, не говорит ничего. Я выдыхаю, почувствовав облегчение от того, что она не настаивает, и делаю большой глоток колы.

– Мне страшно, – еле слышно признается она, остервенело царапая большой палец.

Растерянно жду, когда она продолжит мысль.

– Боюсь, что буду завидовать этому ребенку. Боюсь, что возненавижу его. Она выглядела такой счастливой, Лиам. Эмма готова дать ему все то, чего всю жизнь лишала меня… Я не знаю, смогу ли переступить через боль, которую она мне причинила, и встретить этого ребенка с распростертыми объятиями. А если я неосознанно ему наврежу?

– Если ты так ставишь вопрос, значит, ты этого не сделаешь. Не сомневайся в себе, Лу. У тебя впереди еще много месяцев, чтобы привыкнуть, и, может быть, ты наконец сможешь высказать своей… Эмме все, что о ней думаешь.

– Может быть… – неуверенно отвечает Луна, насупившись, и я понимаю: эта тема закрыта.

Возвращаться пока не хочется, поэтому мы пешком отправляемся к Центральному парку. Идем рядом, соприкасаясь плечами, и этот простейший физический контакт меня успокаивает. Рядом с Луной я всегда чувствую себя подростком. Беззаботным. Свободным. Самим собой.

– Спасибо, что не оставил меня сегодня одну, – говорит она, останавливаясь.

– Ты поступила бы так же, – уверенно отвечаю я.

– Ну раз ты так говоришь.

– Говорю.

– Ладно.

– Хорошо.

– Отлично.

– Прекрасно.

– Господи, нам надо перестать так делать, – прыскает она.

Никогда, радость моя.

Со смехом забрасываю руку ей на плечи и целую в макушку. Так мы бок о бок и идем по парку с блаженными улыбками на лицах.

– Почему ты прислал мне то фото с того вечера на ярмарке?

Она так внезапно огорошивает меня этим вопросом, что я отстраняюсь. Тогда меня накрыло ностальгией, и я начал рыться в вещах. Среди них была и эта фотография. Я и сам не ожидал, что отправлю ее ей, но в минуту слабости мне, очевидно, захотелось разделить с ней момент.

– Было бы лучше, если бы я ее не присылал? – спрашиваю я, с тревогой ожидая ответа.

– Нет, наоборот. Это был особенный вечер…

Уверенность в ее голосе тает, и до меня доходит, что она чего-то не договаривает. Когда я собираюсь мягко подтолкнуть ее продолжить, она спрашивает:

– Я тебе никогда… Ты уже был влюблен в меня? То есть я хочу сказать…

– Я знаю, что ты хочешь сказать, Лу.

Разворачиваюсь, чтобы посмотреть ей прямо в лицо, и двумя пальцами приподнимаю ее подбородок.

– Ты неправильно ставишь вопрос, Луна.

Она сглатывает и изнутри прикусывает щеку.

– Чт… а как правильно?

Я наклоняюсь к ее уху, вдыхаю аромат ее духов и шепчу:

– Может, однажды я расскажу тебе.

И с безмятежной улыбкой на лице отхожу. Сердце грозит выпрыгнуть из груди при мысли, что я чуть не предстал перед ней уязвимым. То, что я чувствую рядом с этой девчонкой, не описать словами. Луна Иден Коллинз вызывает зависимость. Она долбаное произведение искусства, которым можно любоваться, но нельзя трогать во избежание серьезных проблем.

– Лиам, ты не можешь просто сказать мне это и свалить!

Опомнившись, когда я успеваю уйти уже далеко вперед, она ноет мне вслед.

– Да? А сейчас я что, по-твоему, делаю?

– Ар-р-ргх. Как же я тебя ненавижу.

– И я тебя ненавижу, – беззаботно напеваю я, чтобы еще больше ее выбесить. – Шевели булками, Лу.

Когда мы доходим до машины, она все еще делает вид, что страшно на меня злится. Я закатываю глаза, но не могу не улыбнуться, наблюдая за этим представлением. Кажется, мы никогда не перестанем дурачиться. Стоит нам оказаться рядом, как начинается какая-то химическая реакция. Ощущения, желания, в конце концов, притяжение между нами становятся слишком опасными. И чем больше я пытаюсь это отрицать, тем больше это сводит меня с ума.

Стоит мне выехать на дорогу, как дьяволица тут же подключает свой телефон к зарядке, будто всегда так делала. Будто ее место – рядом со мной. Это напоминает мне о том, как я много лет назад только получил права. Лу была первой, кому я об этом рассказал, и нам хватило одного взгляда друг на друга, чтобы решить: мы выезжаем. Просто поедем куда глаза глядят. И незаметно для самих себя мы быстро оказались в Чарлстоне. В четырех часах пути от дома. Ей было четырнадцать, мне – шестнадцать. Ей нельзя было пересекать границу штата без разрешения родителей. Но нам было плевать. На один-единственный день мы с лучшей подругой будто пустились в бега, как Бонни и Клайд. Это одно из моих любимых воспоминаний о ней. Тогда мы еще не признались друг другу в чувствах, но, если бы я не рисковал в кого-нибудь врезаться, то всю дорогу смотрел бы только на нее. Как ее волосы развеваются на ветру. Как она улыбается. Слушал бы, как она поет, стараясь не делать это громче исполнителя. Тогда я был уверен, что нас не разлучит ничто и никогда. Я ошибался. Ее любви ко мне хватило лишь на одну песню.


Выплываю из воспоминаний, услышав первые ноты песни «Triggered» Jhené Aiko. Луна кричит, что обожает эту песню, и начинает чувственно извиваться. Но петь она ее, конечно, не стала бы, не звучи в динамиках голос певицы. Но я все равно вслушиваюсь именно в ее теплый и нежный тембр, от которого по телу бегут мурашки. И не потому, что она прекрасно поет, а потому, что из ее уст в сочетании с выразительными взглядами это явный призыв к сексу. И желание меня добить.

Черт побери, ты прав, я не в себе, ты прав,

Я хочу тебя здесь и сейчас.

Меня так давно не трогал никто,

как умеешь лишь ты.

Со мной ты всегда знаешь, как быть…

– Прекрати.

Бросаю на нее грозный взгляд, и эта паршивка закусывает губу, чтобы не рассмеяться, потому что знает, что вызывает во мне. В брюках уже тесно, и я убавляю звук, потому что не прикасаться к ней становится невыносимо.

– Эй, это же просто песня, – говорит она и прибавляет обратно.

Смотрю на это делано невинное личико и борюсь с желанием ее придушить.

– Луна, ты смерти моей хочешь?

Мой неуверенный тон забавляет ее еще больше, и она снова начинает петь. А что я? Я худо-бедно держусь, стараясь не вписаться в какой-нибудь дорожный знак. Луна томно скользит ладонями по телу под этот бит, не сводя с меня проказливого взгляда. И потому, что такого несчастного извращенца, как я, возбуждает даже то, как она дышит, под этим взглядом мне хочется только скользнуть рукой ей между ног. И я проклинаю того придурка, который изобрел джинсы.

– Не трогай сиденья, они кожаные.

– О господи, какой же ты конченый, – смеется она, легко толкая меня в плечо.

Мне конец. Против нее точно не выстоять.

С усмешкой качаю головой. Нет ничего приятнее и естественнее, чем вот так с ней прикалываться. Встав на очередном светофоре, рукой обхватываю ее изящную шею, чтобы притянуть к себе.

– Попроси меня, – шепчу я ей в губы.

– О чем? – еле слышно выдыхает она.

Мне нравится видеть, что она, как и я, умирает от желания.

– Попроси меня остановиться в ближайшем переулке и стянуть с тебя эти чертовы джинсы. Я до сих пор чувствую твой вкус у себя на губах, и у меня сносит крышу.

Ее щеки теплеют, а из груди вырывается такой сексуальный вздох, что я сам в шаге от того, чтобы кончить прямо сейчас.

– Поезжай.

Естественно, уже загорелся зеленый. Вот черт. Бросаю взгляд в зеркало заднего вида, удивившись, что машина сзади не просигналила. Луна, увлекшись диджеингом, не замечает, что я сворачиваю в противоположную от ее дома сторону. Когда снова поднимаю глаза на зеркало заднего вида, мои опасения подтверждаются. Протянув руку к кнопке, убавляю звук.

– Лиам, я не сяду тебе на лицо.

– Послушай меня.

Тон выходит куда серьезнее, чем я хотел, и Луна сразу напрягается.

– Этот «Форд» едет за нами от Центрального парка.

Она собирается обернуться, но я останавливаю ее.

– Не оборачивайся. Смотри вперед.

– Ты уверен, Лиам?

От дрожи в ее голосе сердце начинает биться чаще. Если бы я мог припарковаться на обочине и обнять ее, то сделал бы это не раздумывая. К сожалению, я действительно уверен, что нас преследуют. Но прежде чем успеваю ее успокоить, тачка въезжает в нас сзади, и Луна бьется головой о переднюю панель.

– ЛИАМ!

В жилах леденеет кровь. По ее щекам катятся слезы, а рана на лбу начинает кровоточить.

– Вот урод, – рычу я. – Лу, посмотри на меня, все будет хорошо.

Специально говорю ровно, чтобы ее не пугать, но от ужаса, написанного на ее лице, во мне просыпается желание убивать. «Форд» снова пытается в нас врезаться, и я давлю на газ, превышая разрешенную скорость. Обычно гудение мотора меня радует, но сегодня этот звук заставляет меня покрываться холодным потом. Этим вечером каким-то чудом на дорогах мало машин, и я несусь, сосредоточившись только на дороге и на еле живой от страха девушке рядом. Когда кладу ее руку себе на бедро, от страха она так вцепляется в него, что ногтями протыкает ткань брюк. «Форд» пытается поравняться с нами слева, но я подрезаю его. По венам течет адреналин. Кто эти ублюдки?

– Лиам, красный! – визжит Луна.

У меня всего пара секунд на раздумья. Или остановлюсь, и в нас влетит этот псих, или проеду на красный, рискуя создать аварию.

Вжимаю в пол педаль газа, и Луна рядом истошно кричит.

– Ничего не получится!

– Держись за дверь!

Она хватается за ручку и закрывает глаза. Приближаясь к перекрестку, сжимаю челюсть так сильно, что во рту появляется вкус крови. Нам удается проскочить без проблем, и я выдыхаю, но «Форд» все еще едет за нами, хотя в него чуть не влетела другая машина.

– Лиам, мне страшно.

– Знаю, радость моя. Я рядом.

Мне удается одной рукой скользнуть по ее ледяной щеке. Резко крутанув руль, сворачиваю в пустынную улочку справа. Колеса буксуют, машину заносит. Выкрутив руль влево, в опасном слаломе на бешеной скорости проскальзываю между машин. Не знаю, гонятся наши преследователи за кем-то конкретным или это просто придурки, решившие ради смеха попугать народ, но я найду этих уродов и каждого порву на куски.

Луна лихорадочно осматривается по сторонам, умоляя не останавливаться. Проезжаю на красный раз десять. Вокруг визг машин и мат пешеходов.

– Луна, ты можешь рассмотреть того, кто за рулем? – прошу я сквозь зубы.

Она оборачивается и трясущейся рукой вытирает глаза.

– Я ничего не вижу, Лиам! – кричит она на грани нервного срыва.

– Дыши, Лу. Номера видишь?

– Да.

– Запиши в заметки.

Она хватает телефон, но бьется головой о стекло, когда в нас врезаются во второй раз.

– Сука! – рычу я и бью кулаком по рулю. – Скажи что-нибудь, Луна, ты в порядке?

Еле заметный кивок головы меня в этом не убеждает.

– Засунь руку под сиденье и возьми пистолет.

– Возьми что?! – пищит она. – Лиам, почему у тебя в тачке ствол?

Серьезно? Сейчас? Сворачиваю вправо, но места для маневра мало, и мы залетаем на тротуар.

– Радость моя, просто ДОСТАНЬ ЕГО!

После моих объяснений Луна с трудом отлепляет липучку, пока я не свожу глаз с дороги. Поколебавшись, она тем не менее протягивает мне «Глок 48» так, будто у нее в руке бомба. Мой движок мощнее, чем у «Форда», и, обогнав несколько машин, нам удается от них оторваться. Я выезжаю на дорогу с более плотным движением, и, как только преследователи исчезают из виду, резко сворачиваю в узкий темный проезд между двумя зданиями и даю по тормозам. Моя детка останавливается, жалобно взвизгнув шинами. Я вытягиваю руку, чтобы не дать Луне удариться, и гашу фары. Секунды тянутся целую вечность, когда я неотрывно смотрю в зеркало заднего вида, не глуша двигатель и готовясь чуть что снова тронуться. Или стрелять. Когда «Форд» проезжает мимо, не заметив нас, я с тяжелым выдохом откидываюсь на подголовник.

– Все закончилось, Лу.

Заметив, что она дрожит, притягиваю ее к себе и прижимаюсь к ней лбом, чтобы успокоить.

– Я здесь, я рядом, – шепчу я.

Вцепившись в рубашку, она пытается перевести дыхание и прячет лицо у меня на плече. Я глажу ее по спине и чувствую, что сейчас мы одно целое. Долго шепчу ей, что она в безопасности, что никому не дам ей навредить, и ее дыхание наконец выравнивается, а всхлипы сходят на нет.

– Ты что, совсем не испугался? – Она поднимает на меня покрасневшие от слез глаза.

Я беру ее руку и кладу себе на грудь прямо над заходящимся сердцем.

– Я перепугался до смерти.

Не за себя. За нее. Потому что я бы не пережил, если бы с ней что-то случилось.

Луна отстегивает ремень безопасности и садится на меня верхом. Я отодвигаю кресло на максимум, чтобы ей было удобнее, и мы сжимаем друг друга в объятиях. Крепких. Долгих. Сердцем к сердцу. Она тает, а я вдыхаю ее запах. Меня переполняет дикая смесь чувств: ненависть, злоба, тоска… Пора посмотреть правде в глаза. Я не смогу держаться подальше от этой девчонки. И будто прочитав мои мысли, она усиливает хватку. Я вжимаюсь в нее, наплевав на невозможность вдохнуть. Ни за что ее не отпущу. Она первой нехотя отрывается от меня, чтобы прошептать:

– Не оставляй меня сегодня одну.

– Ни за что.

Целую ее в нос, и она слабо улыбается мне.

– Поехали, надо обработать твой лоб, чтобы шрама не осталось.

– К тебе?

– К Маттео. Пока мы не знаем, что это было, домой лучше не возвращаться. Черт, – вспоминаю вдруг я, – мы так и не записали номер.

– Я его запомнила.

С облегчением выдыхаю, и она снова меня обнимает. Она рядом. Мне хочется, чтобы она отстранилась, и я больше ничего не чувствовал. И в то же время жажду, чтобы она прилипла к моей груди и это ощущение длилось бесконечно. Пока она сидит, уткнувшись носом мне в шею, ее дыхание становится ровнее, сердцебиение возвращается в норму. А мое ускоряется, когда на экране приборной панели появляется уведомление о новом сообщении. Читаю его, сбитый с толку. А потом вспоминаю, что к нему сейчас подключен телефон Луны.

Номер не определен

Дарлинг, мне так не терпится снова тебя увидеть.

Загрузка...