Лишь одна музыка

8.32

И снова я еду на север с вокзала Юстон.

Бо`льшую часть дороги сплю. Ехать мне до конечной станции.

Холодное утро за три дня до Рождества. День в Манчестере, чтобы навестить любимые места и вечером уехать в Рочдейл.

Я возвращаю ноты в библиотеку. Закрываю глаза, когда слепой, стуча тростью, огибает стену.

В соборе я глажу зверей, вырезанных на обратной стороне откидных сидений, — драконов и единорогов.

Я стою возле большого полированного мраморного камня рядом с «Бриджуотер-холлом» и смотрю на запруду канала внизу.

Что держит меня в Лондоне? Почему бы не вернуться домой?

Нет ничего близкого моему сердцу, что держало бы меня в Лондоне. Все, кто меня любит, умерли или очень старые. Отец и тетя Джоан в Рочдейле. Я уехал в Манчестер перед колледжем. Даже если в моей речи только изредка слышны следы ланкаширского акцента, именно здесь мои уши чувствуют себя дома; с Бейкупом, Тодморденом и другими названиями, что так коверкают чужаки.

Если бы я жил в Манчестере, или в Лидсе, или даже в Шеффилде, я мог бы приезжать и быть с ними хоть раз в месяц или даже чаще, а не максимум три-четыре раза в году. Я могу продать мою квартиру и купить здесь что-нибудь подешевле. Но тогда почему бы не жить в самом Рочдейле, с болотами вокруг, без парковой полиции, запрещающей ходить, петь, кричать от радости или горя, трогать камни, кормить жаворонков рождественским пудингом?

Нет, не Рочдейл, с его гильдией «Меккано»109, стенами из песчаника, бадминтоном, клубом немецких короткошерстных пойнтеров. Не Рочдейл с вырванным из него сердцем, с клаустрофобным рынком, убитыми улицами моего детства — улицами, вывернутыми наизнанку в вертикальные трущобы. Ездить из Рочдейла в город, где я бы работал...

Однако работать кем? Может, в Халле, заполнившем арену волшебными звуками? Немного преподавания, со связями в моем старом колледже? Концерты с трио, которое я соберу? Я однажды собрал трио, я снова смогу это сделать. Кто будет играть на фортепиано, кто на виолончели? Вот только одно-единственное произведение я не буду играть никогда.

Лондон — это скрипичные джунгли. Жизнь там — сердечная боль и суета. Я перестал плавать в Серпентайне, и мне не хватает воздуха. Лондон уже не мой дом, даже если когда-либо им и был.

Я обнимаю мраморный камень. Прижимаюсь к нему лбом и щекой. Он не отвечает. Он очень гладкий, очень холодный, у него очень старое сердце. Снег кружится вокруг меня и падает в запруду канала.